VI.10
3 июля 2018 г. в 14:00
Примечания:
Tom Walker — Just You and I
Долгое, протяжное, тяжёлое "ооох".
Осень явилась так предсказуемо, и была невозможно отрицаема, совсем не желаема обоими. Потому что осень давно присвоила себе полномочия разлучника.
Тэхён поддался уговорам хёна поучаствовать в выставке. С одним условием: Хосок возвращается в институт.
— Нечестно, — обиженно говорил хён, протягивая мизинец навстречу Тэхёниному. — Я тебе как лучше хочу.
— Я тебе тоже, солнце. — Младший скрепил мизинцы и поощрил Хосока своим поцелуем в нос.
Им пришлось проститься с чудесной, незабываемой, памятной кофейней, оставить свою маленькую идиллию и пообещать скорую новую встречу добрым, отзывчивым, радушным владельцам, которые едва ли хотели расставаться с ними.
Тэхёнина мама никогда не пропускала открытие новых выставок в местной картинной галерее.
Однако на Тэхёна с головой нахлынула паника, когда он подле своих работ приметил знакомое, самолично выбранное мамино синее платье. Он настолько захотел отгородиться от всего того, что могло быть связано с воспоминаниями о родителях, чтобы не испытывать ноющую, щемящую, самую противную тоску по родному дому, и как-то упустил мамин любимый досуг.
Тут же преступное, непонятное, но близкое чутьё подсказало ему исчезнуть, сгинуть в толпе, трусливо ускользнуть.
— И как это понимать? — Хосок нашёл мелкого в мужском туалете.
Он стоял неподвижно, облокотившись на раковину, взгляд не сводил с бегущей из-под крана воды.
Хён нисколько его не потревожил.
Хосок выключил воду, и лишь тогда Тэхён обратил на него внимание. Его глаза томили грусть, вину, стыдливый испуг.
— Что случилось? — Хосок задом облокотился о раковину, чтобы не упустить в нём ничего, никаких изменений его тревожного, настораживающего, нелёгкого состояния.
Взгляд — в пол, покусывание губ — Тэхён не меняет своей детской привычки.
— Я по ним скучаю, знаешь, — издалека, тихо, с горечью говорил младший. — Моя мама здесь.
— И поэтому ты решил сыграть с ней в прятки? — спокойно, бесстрастно к его выяснившейся проблеме говорил хён.
Их разговор напоминал качающийся маятник: уравновешенный, монотонный, облегчающий.
— Вместо того чтобы тратить драгоценные кубометры воды, мог бы выйти... — поучал хён своего бестолкового донсена.
— И что бы я ей сказал? — скептичным замешательством перебил тот.
— Здравствуй. — Хосок наблюдал за смятением Тэхёна и мягко договорил: — Здравствуй, мама. Разве этого недостаточно?
Младший сжал губы, чуть приподнял их уголки.
Хён за руку привлёк его к себе, приласкал утешительными объятиями и нежным перебиранием его волос на затылке.
— Когда-нибудь тебе вновь пришлось бы это сказать, — шептал Хосок в Тэхёнино ухо. Младший слегка поводил своим носом по его шее, в согласии кивая. — Отчего ты тогда так боишься? Стыдно? Нам нечего стыдиться, глупый. Мне точно...
— И мне! — настоял Тэхён, резко отпрянув от хосокиной груди.
Прямо, напористо, с душой.
Старший посмеялся мягко, потому что Тэхён по-прежнему остаётся его маленьким, упрямым мальчиком.
— Выйдем вместе, — сказал Хосок, сжимая тёплые тэхёнины ладони в своих руках.
— Как всегда, — ласково улыбнулся тот.
...И отводить неловко глаза от нескрываемого сожаления, игнорировать звучащее презрение, переплетать пальцы с родными, ища поддержки; узнать, что вернуть хотела, вот только отец...; давиться нарастающей обидой от того, что упустили, не уследили, не простили.
...И показать глубину, весомость, зрелость своей любви помолвочным кольцом на пальце.
...И не забывать уже никогда короткий, волнующий, решающий разговор в пределах картинной галереи, который окончательно, абсолютно, до основания наивных надежд и их разрушения дал ощутить преданность, веру, значимость лишь друг другу и никому более.
Кто бы подумал, что безрадостное (испорченное) завершение торжества в честь открытия выставки привлечёт невообразимую благосклонность госпожи Фортуны?
Кто бы подумал, что общие мечтания, посланные небесным ночным спутникам, о покорении столицы предназначены только одному?
Если бы Тэхён хотя бы раз позволил себе задуматься, что...