Детские поцелуи

      — Проводишь немного? А то опаздываю. — Хаикё ответа не услышала, зато позади, следом, едва ли различимо звук мерных хосокиных шагов раздавался.       Некоторое молчание иногда бывает настолько уместным, что, прозвучи сейчас хотя бы слово... Самоконтроль ни к чёрту, а уличные драмы чересчур уж эмоциональны, откровенны, непристойны.       Терпеливое молчание Хаикё переступила первая.       — Я навещала его вчера, — говорила она с опущенной головой, глядя на сменяющиеся острые носки своих сапогов.       — Как он? — Вряд ли равнодушно прозвучал его вопрос, скорее сухо, уныло, сомнительно смело, оттого что в груди тупой болью давило и слова трудно давались.       — Молчит. — Одним немногим, но выразившись полностью Хаикё горько усмехнулась.       Мелкий тоже, думалось Хосоку.       — Поговори со мной. — Хён присел напротив младшего, скрестив ноги, оперся подбородком на его согнутые, поджатые колени.       Тэхёнин взгляд остриём, заточенным щемящей печалью, обманом, злобой, скользил по нему бегло и распускался тяжёлой, прозрачной, уловимой дымкой где-то в стороне. Хосок кротко принимал любое его пренебрежение, глядел настойчиво, заискивающе, целовал утешительно периодически коленные чашечки, потому что знал, что мелкому необходимо сейчас вот, с ним, как никогда...       — Я тебе си-и-идр принёс, — умильно говорил Хосок, завлекательно покачивая золотистой алюминиевой банкой перед тэхёниным носом. — Твой любимый.       Тэхён отвернулся, но не брезгливо, не сердито, всего-то хён своей забавной, дразнящей моськой маячил, распаляя его глухие смешки с утробным горьким придыханием.       — Эта семья, — заговорил мелкий, перенимая баночку сидра, — она же позаботится о нём, правда? Будет хорошо с ним обращаться? Будет... его любить?       — Не каждый возьмётся растить чужого ребёнка. Думаю, если кто-то согласился на это, значит они настроены решительно, — рассуждал Хосок, обнимая тэхёнины колени.       Мелкий губы кусал, поглаживая горлышко баночки большими пальцами и смотрел как-то сквозь неё. Так бывает, когда долго над чем-то раздумываешь и мысли уже ни на чём другом собраться не могут.       — Они же будут покупать ему жвачку с корицей? — неизвестно, спрашивал Тэхён или пытался себя убедить. — Таль говорил, что Сушими она очень понравилась, помнишь? А ещё он давно хотел коллекционировать призмы, и на мой вопрос почему, он ответил, что в них живут кусочки радуги, которые хотят, чтобы кто-нибудь собрал их вместе.       — На Новый год мы подарили ему три таких кусочка, — поддаваясь общей ностальгии, добавил хён.       Напряжённый, гнетущий, ломающий вдох. Большой глоток. Щекотание газов вдоль глотки. Противное шипение, скрежетание пузырьков по стенкам баночки, как будто совесть, как будто в душе.       — Я виноват перед ним, — говорил Тэхён.       — Я виноват перед вами, — говорил Хосок.       Младший смотрел в его глаза время от времени (задержаться на них как-то не получалось, потому что как будто само неприкрытое раскаяние слепило), головой качал неодобрительно, снисходительно, ладошку широкую пустил по его волосам и улыбнулся уязвимо, тепло, честно.       — Никогда, — прошептал он.       — Хаикё, пожалуйста, только имя...       — Это конфиденциальная информация. Не имею права.       — Но...       — Я натворила достаточно. Теперь сожалею. (пауза) Хосок, жизнь — это толстые пласты впечатлений. Одни перекрывают другие. В его жизни их появится масса и он вас забудет. Если не вас, то что вы ему обещали. Вам советую поступить так же. Мне жаль. Правда. Очень жаль.       Кто бы подумал, что свою луну им искать обязательно с солнцем под боком надо, по наитию следовать на запад?