Детские поцелуи

      Детские поцелуи такие бережные.       Однажды Хосок задался серьёзным вопросом, который хоть раз, но волнует каждое пытливое сознание маленького человека.       Это был запланированный приём у врача, когда Хосок внезапно задумался над важностью заботы о ком-то. Но в силу малого возраста он не смог обозначить зарождающееся желание конкретикой, поэтому он выразился по-своему, незамысловато.       — Мам, я буду хорошим папой? — спросил Хосок, с любопытством разглядывая запелёнатую живую куколку в руках женщины, сидящей напротив него в мягком кресле.       Хосок едва ли доставал до маминой талии в свои шесть лет, смотрел на неё снизу вверх большими чёрными глазёнками, ожидая чёткого и ясного ответа.       — Ну, наверно, — растерялась мама, застенчиво улыбаясь.       Довольно взрослые размышления сына о его будущем статусе, которыми он явно был озабочен, заставили женщину смутиться своей зрелостью.       Маленький Хосок указательным пальчиком теребил губу и не переставал внимательно созерцать свёрнутый кулёк на руках женщины. Особенно его увлекала бусинка розоватого носика, выглядывающего из скопища пелёнок.       Через несколько дней Хосоком вновь овладела охота заманчивой заботы о ком-либо. Например, о спрятанном, но совершенно настоящем, ощутимом и пинающемся человечке внутри живота маминой подруги.       — Хочешь потрогать, Хосок-а? — добродушно говорила тётя Лиа, замечая его непосредственный, пугливый интерес.       Хосок активно кивал и протягивал навстречу ладошку, но как только получал недовольный, бойкий протест на знакомство по ту сторону жизни, тотчас же одёргивал руку и хихикал довольно от будоражащей необычности и восторга.       Маленький Тэхён был рядом с ним в этот момент. Бесхитростными, наивными рассуждениями пришёл к выводу, что веселит Хосок-и-хёна больше, чем бомбочки для ванны, то есть делает Хосок-и-хёна счастливым.       Именно тогда в маленьком неиспорченном уме возникла прилипчивая идея: сделать так, чтобы хён тоже смотрел на Тэхёна такими же горящими счастьем глазами и улыбался ему ярко-ярко.       Тэхён с трудом запихивал под кофту подушки, красовался перед старшим, а тот тыкал в «живот» недоумённо и смеялся, когда подушка неуместно выпадала; или специально объедался, или надувал и выпячивал свой упругий детский животик и просил Хосока его потрогать. Родители ссылались на дурачество, Хосок — на игру, и никто не задумался, что Тэхёна на самом деле беспокоит необходимость в круглом животике настолько, что это стало реальной проблемой для ребёнка, которая верно близилась к катастрофе. Ведь Хосоку-хёну нравится трогать круглые животики, а Тэхёну нравится смеяться вместе с хёном.       Маленький, ранимый Тэхён настолько убедил себя в том, что это единственная настоящая радость для Хосока, что даже отказывался появляться при нём, когда семейство Чон пожаловало с очередным визитом.       — Не понимаю, что на него нашло, — удивлялась мама Тэхёна. — Который день дуется на что-то, нам не говорит. Хосок, поищи его и скажи, что невежливо так вести себя при гостях.       Хосок добросовестно исполнил просьбу. Он дошёл до комнаты младшего и уважительно постучал в дверь, но никто не ответил. Немного помявшись на пороге, Хосок несмело рискнул войти. Комната оказалась пуста, но лишь с виду. В том, что её хозяин именно здесь, Хосок не сомневался, поэтому аккуратной, мягкой, тихой поступью направился к кровати и присел на неё.       — Я знаю, что ты здесь, — с уверенностью говорил Хосок. — Выходи.       — Не выйду, — приглушённым, хмурым тоном раздалось под кроватью.       Хосок заглянул вниз.       — Ты чего тут лежишь? — спросил он.       Младший немедленно отвернулся от него и пробубнил:       — Хочу.       Хён залез кое-как, кряхтя, к нему и непонятливого взгляда не сводил.       — Почему ты не хотел выходить, когда я приехал? — поинтересовался Хосок, не скрывая своей опечаленности.       — Ты тоже не хочешь меня видеть, — обиженно промямлил младший и покосился в сторону хёна.       Он с тревогой то вжимал, то расслаблял надутые пухлые губы. Казалось, ещё немного и отчаянных слёз ничто не сдержит.       — Почему ты так думаешь? — изумился Хосок.       Его глаза округлились искренним недоумением.       Тэхён поделился с ним своей нешуточной, но необоснованной, детской тревогой и непередаваемой тоской огорчения из-за своих неудач сделать Хосока по-настоящему счастливым.       — Глупый ты, — незлобно упрекнул его хён, пока Тэхён шмыгал носом и вытирал ладошками солёную горесть. Хосок приобнял его хрупкие плечи и продолжил утешительно: — Как бы мы с тобой играли, если бы у тебя был такой большой живот? Это же неудобно! Он мешает, поэтому тётя Лиа всё время сидит и жалуется, что у неё всё болит. Я не хочу, чтобы у тебя всё болело.       Хосок неуклюжим, воодушевляющим, бережным касанием неосознанно оставил на его губах кусочек своего самозабвенного стремления о бескорыстной заботе и приобрёл в коллекцию ещё одну робкую, признательную улыбку застенчивого малыша-Тэ.       Кто бы подумал, что желание унять чужую боль и вместо неё внушить страстное благополучие идут в ногу с заботой, и для того, чтобы её постичь, нужно всего лишь обнять того, кто рядом?       Кто бы подумал, что Хосоку невероятно нравится обнимать Тэхёна, и он хотел бы держать его в своих объятиях неустанно, точно, как та женщина прижимала к груди своё чадо?