Детские поцелуи

      Детские поцелуи такие обнадёживающие.       Каждый из нас (хоть раз) в детстве задумывался о славе: стать великим музыкантом, актёром, писателем, танцором, художником; полететь в космос, чтобы освоить неизведанное, увидеть неувиденное, разгадать неразгаданное и рассказать о своих открытиях всему миру, чтобы тобой гордились, чтобы помнили; получить огромную, тяжёлую золотую медаль за спортивные достижения, чтобы тебя заметили и полюбили, чтобы признали твои способности; или, будучи лётчиком, внушать робость, удивление и восторженные охи опасными, виртуозными манёврами за облаками, когда уверен в себе и своём истребителе; ошеломительной быстротой едва ли не обгонять ветер на трассе «Формулы 1», опережать биение трепещущих в испуге сердец зрителей, слиться с машиной, стать одним целым, доверять интуиции — и никакого страха, только абсолютная, непреклонная, правдивая цель о призовом пьедестале, овациях, восхищении; либо нечто обузданное, менее возвышенное и восхвалённое, например, стать одним из лучших сотрудников какой-нибудь ведущей компании, хорошая, стабильная зарплата, дом, машина и никакой нужды — об этом частенько напоминают родители; но всё-таки детскому упоению и преклонению перед ярким и красочным не способно препятствовать однотонное, мерное постоянство, и дети ищут, ищут приключений среди того, что может предложить им наш мир, а разочаровавшись в том, что не смогли реализовать свои выдумки, свой лучший мир, возвращаются к бесцветному виденью взрослых. Однако ничто не претит им помнить о том, как хотели стать продавцами хот-догов, влиться в команду Могучих рейнджеров, отыскать сокровища в морской бездне, отправившись в новое, волнительное путешествие с капитаном Немо на «Наутилусе»*, увидеть то, что так сложно поддаётся детскому понимаю на строках Жюль Верна об удивительных существах, населяющих океаны; бродить по землям исчезнувших цивилизаций, знать непомерно много о том, кем они были, как жили, ради чего сражались и чем дорожили, возвращать утерянное на свои места благодаря своим поискам; сбежать в другую страну, видеть себя вольным бродягой или бывалым бандитом, для которого законы не писаны, которому не смеют возразить отказом, альтернативой на мамины замечания о преступной жизни выбрать защиту слабых и помечтать о полицейском удостоверении; и почему бы, в конце концов, не погрезить о том, как оба вырастут, как вместе станут высокими и сильными, чтобы побороть тэхёниного папу за то, что тот дразнит их и говорит, что становится ещё сильнее, потому что съедает всё, что приготовит тэхёнина мама; как вместе поймают кита и сделают свой личный фонтан; как вместе полетят в космос — и на всю жизнь, с полными вёдрами сочной, сладкой клубники с клубничной фермы тэхёниных родителей; как вместе...       Но что делать, если Хосок-и-хён вырастет раньше меня? — думал восьмилетний Тэхён, посасывая трубочку от бананового молока и периодически делая небольшие глотки.       Он сидел на широком подоконнике, где они с хёном расстелили цветастый плед в виде подстилки и перенесли несколько форменных подушек для удобства, и хмуро глядел в окно своей комнаты. Они обожали смотреть, как движется время по ту сторону от них за сельскими холмистыми ландшафтами, за простёртыми полями, низенькими домиками, как сменяется цветами горизонт.       Снаружи валил непроглядно мокрый снег. Тэхён неумышленно сравнил его с кругленьким рисовым пирожком — мягким и аппетитным — и тыкал пальцем в стекло всякий раз, как пушистая снежинка врезалась в окно, припоминая, что он делал точно так же в прошлом году, когда Хосок-и-хён читал ему о столкновении корабля профессора Аронакса с «неведомым морским животным»**. Тэхён подумал, что это любимая книга хёна.       Тэхён печально вздохнул.       — Опять вздыхаешь, — незлобно ворчал Хосок из недр разложенной детской палатки посреди комнаты, которую родители подарили Тэхёну на Рождество в тот же год, когда произошёл несчастный случай с поджогом, дабы избежать повторения последствий их «дикой» жизни в амбаре.       Хосок выполз из палатки и подошёл к младшему, спотыкаясь о разбросанные на полу безделушки.       — Из-за вертолёта грустишь? — спросил Хосок, легко запрыгивая на своё местечко напротив Тэхёна на подоконнике. — Я думал, ты поможешь мне решить головоломку, которую нам велела решить твоя мама, не то она нас не выпустит из комнаты. Интересно, мы ещё долго будем наказаны?       — Не знаю, — безразлично пожимал плечами Тэхён.       — Запускать вертолёт в доме было плохой идеей, — сделал вывод их мелкой шалости Хосок, шмыгая носом.       — Нет, плохой идеей было ругаться, потому что кто-то управлял им больше, чем другой. Если бы мы не ругались, то не напугали бы маму и не испортили бы вертолёт, — разумно уточнил Тэхён.       — Верно, — пристыдился Хосок, опуская виноватый взгляд.       Ему стало обидно за самого себя, ведь в тот момент он был совсем не как старший и капризничал хуже маленького ребёнка, которому не дают игрушку. Он корил себя своим детским, но крепнущим самолюбием и зарекался впредь следить за своим поведением, чтобы младший видел в нём только лучшие качества и равнялся на него, как и учили Хосока.       Они помолчали с минуту. Хосок теребил рукава толстовки, размышляя о случившемся, а Тэхён потягивал банановое молоко, которое он припрятал под подушкой ещё вчера вечером. Хён вновь подметил понурый вид младшего, чьи пухлые, надутые от разочарования губы крепко сжимали трубочку.       — Почему грустишь? — спросил Хосок.       Тэхён облизал губы, поджал их и на хёна не смотрел, разглядывая этикетку на коробочке.       — Не из-за вертолёта? — догадливо говорил Хосок.       Хён помнил, что младший равнодушно отнёсся к его потере. Значит, проблема крылась в тэхёниных очередных беспокойствах, с которыми Хосоку сталкиваться не впервой. Хосоку известно, что Тэхёну свойственно всё усложнять.       Тэхён отрицательно повёл головой, что утвердило хосокины догадки.       — Мы обещали друг другу рассказывать обо всём, — напомнил их уговор Хосок и даже сам как-то приуныл, оттого что младший с каждым годом становится всё скрытней. Он прибавил намеренно жалостливо, словно шантажируя его их доверием друг к другу: — Я тебе всё рассказываю.       Тэхён прикусил губу, потупил задумчиво взгляд на коробочку и, отставив её в сторону, обнял колени руками.       — Хён, ты подождёшь, пока я вырасту? — вынужденно говорил Тэхён, обращая на хёна оживлённый надеждой взгляд.       — Почему ты спрашиваешь? — удивился Хосок.       Он чуть-чуть растерялся из-за детской неуверенности дать незамедлительный ответ, который всем своим нетерпением ожидал услышать Тэхён.       Младший снова опустил глаза, крепче обнимая колени.       — Сегодня папа привёз меня в школу, и у ворот он встретил своего друга, с которым они не виделись очень-очень давно, — приглушённо, откровенно, по секрету, как это бывает между ними, начал Тэхён. — Они были очень рады видеть друг друга. Когда я спросил у папы, почему он так долго не видел своего друга, он сказал мне, что его друг старше него и школу окончил раньше него, и в другой город уехал, и больше они не виделись, потому что были заняты. Ещё он сказал, что они, наверно, оба забыли друг о друге, потому что выросли и у них появилось много других разных дел, поэтому больше не виделись. — Тэхён горько вздохнул, а опущенные веки с длинными, пушистыми ресничками сдерживали его тоску. — Хён, я не хочу, чтобы ты забыл обо мне.       Хосок подполз ближе к нему, нарочно обращая на себя его внимание.       — Я не забуду. Никогда не забуду, Тэхён-и, — глаза в глаза откровением едва ли не светился Хосок.       Ему важно, чтобы младший ему верил, в него верил.       — Если я вырасту, окончу школу и уеду в другой город, — продолжал старший, — я заберу тебя с собой.       — Взрослые почти никогда не делают того, что обещают, — обиженно бубнил Тэхён в свои колени.       — Ты мне не веришь? — поник Хосок.       — Я не знаю, каким ты будешь взрослым, — говорил Тэхён, избегая хосокиного огорчённого взгляда.       — Самым лучшим! — в сердцах выпалил хён и ударил хрупким, но уверенным кулачком о подоконник, что вынудило Тэхёна дёрнуться от неожиданности и хосокиной строгости. — Я стану самым лучшим взрослым для тебя!       Кто-то в детстве мечтает стать балериной, кто-то пожарным, кто-то врачом, учителем или вовсе президентом; кто-то мечтает о деньгах и статусе или стать звездой мирового масштаба, а кто-то клянётся, что станет самым лучшим взрослым для одного маленького, важного человека.       Хосок и предположить не мог, в чём же должно выражаться его «самый лучший», какими качествами нужно для этого обладать и что, в принципе, он хотел этим сказать? Девятилетний Хосок не знал ответов, но для него есть определённое, известное, ясное и он точно сказал бы, что очень хочет держать тэхёнину ладошку, получать его поддержку, он всегда готов защищать его и никому не давать в обиду, никогда-никогда не разочаровывать и не опускаться в его глазах, чтобы он им гордился, чтобы верил.       Невинный тэхёнин поцелуй в хосокину щёку заставил хёна разнежиться, смягчиться, расслабиться, а кроткая, ласковая улыбка и горящие восторгом глаза младшего усиливали посыл и действенность его слов, что полушёпотом, близко-близко, горячо возле лица хёна: «Ты и так самый лучший, Хосок-и-хён».       Кто бы подумал, что Хосок никогда не отпустит его ладони, и хватка хосокиного обещания с каждым годом будет только крепчать?       Кто бы подумал, что Тэхён более не позволит себе усомниться в намерениях своего хёна?       Примечание:       * (**) — классический научно-фантастический роман французского писателя Жюль Верна «Двадцать тысяч льё под водой».