Ты обещай мне, что завтра мы С приходом бледного солнца Будем все так же живы.
Июнь, 1997 Кали
Небо скрывает плотный занавес свинцовых туч, капли дождя и мокрого снега пробираются под темную вуаль, падают на искусанные до крови сухие губы. Обжигающие слезы застывают в глазах, размывают темные фигуры — она не знает, сколько их, не видит, плачут ли они, чувствуют ли что-то к уходящей в иной мир девушке, смерть которой не имеет причины. Юманс боится поднять глаза из-под черной вуали: душа уходит в пятки от одного равнодушного взгляда. Они опускают головы вниз, слушают речь старого священника, им неважно, кто лежит в гробу, кого через несколько минут навсегда засыплют землей. Тени прикрываются бледно-золотистыми нитями чар от хлюпающего и тающего снега в огромных лужах и зябкого ветра, забирающегося под одежду. Они терпеливо ждут, когда покинут Годриковую впадину, когда длинные ряды надгробий и пронизывающий до костей холод останутся на дне подсознания. Невыносимо стоять и смотреть на застывшую легкую улыбку в уголках губ той, кто никогда больше не сможет открыть глаза. Белоснежное свадебное платье волной струится от колен до круглых носков туфель, очерчивает красивый изгиб талии и высокую грудь. Изящные кисти рук покоятся на животе, длинные прямые золотистые локоны развеваются на ветру, путаясь в фате с воткнутыми по обе стороны искусственными фиалками. Кажется, будто Энджел Юманс спит крепким сном, кажется, будто она скоро откроет глаза и ее улыбка станет шире. Но Энджел Юманс больше нет. Здесь только мертвое тело — тело, которое скоро исчезнет так же, как ушла душа. Кали заставляет себя оторвать взгляд и поднять глаза на отца — никаких эмоций. Он такой же, каким она привыкла его видеть последние несколько лет. Плотно запахнутое пальто придает фигуре объема, щетина и круги под глазами — больше возраста, чем ему есть на самом деле. В маленьких, черных как бусинки глазах плохо скрываемая смесь тревоги, усталости и некой пустоты, выделяющейся на фоне русых волос. Высокий, физически сильный, но никто против Сами-знаете-кого, — на секунду Юманс захотелось забыть о том, что он пожиратель, о войне, о смерти матери и... сестры. На секунду ей показалось, что она видит своего отца, который каждый вечер при свете зажженного огня в камине играл с ней в маггловскую игру «Города». В детстве ей очень хотелось быть похожей на него, но сейчас она рада, что они совсем разные. Вэйланд смотрит в другую сторону, словно он не здесь, словно хочет оказаться где угодно, но не в снежной долине у края свежевырытой могилы, словно не хочет слышать за спиной звон колокола церквушки. Он выглядит мрачно, и нет, это не ее отец. На его правом плече поглаживающая рука Джес: пожирательница безэмоционально смотрит на священника, второй рукой поправляя мокрый подол платья в пол, выглядывающего из-под землистого пальто и пачкающегося в луже. Взгляд янтарных глаз полон безразличия. Она не должна быть здесь, она никто им. Юманс хочется толкнуть молодую женщину, закричать, чтобы та уходила, спросить, зачем пришла сюда, прогнать позорно на глазах у всех, и плевать, что об этом напишут в прессе, но сил нет даже на то, чтобы разомкнуть губы. — Пепел к пеплу... — старый священник едва слышно повторяет одни и те же слова — Кали смахивает слезы, градом растекающиеся по бледным щекам. Они скатываются по шее и утопают за воротником траурного платья. — Прости, — легкий французский акцент за спиной, и ладонь Арно ложится на плечо Юманс: черные брюки стройнят и без того худую фигуру, меховое пальто сидит плотно на талии, завязанной широким ремешком, открывая тонкий стан, а белоснежные волосы легкими кудряшками выглядывают из-под берета, с изысканно-торчащим пером справа. — Держись. Мелани обнимает ее за плечи — губа Кали предательски дрожит, слезы стремительнее размывают подбородок. Она не может отпустить Энджел. Кали ждет, что сестра встанет и скажет, что это всё шутка, что всё это страшный сон. — Эндж, — из горла вырывается хрип, когда священник умолкает, взмахивает палочкой и поднимает гроб выше, медленно опуская в свежевырытую и мокрую от дождя могилу. — Эндж! Юманс вырывается из рук Арно вперед и падает на колени, утопая в липкой грязи. Спину прожигает сотня взглядов — кто-то с жалостью, кто-то с безразличием, — но никто не делает и шага в ее сторону, никто не пытается остановить. Француженка оглядывается, нервно теребит ремешок сумки через плечо, улавливая на себе несколько любопытных глаз. Она не хочет сделать хуже, но всё же аккуратно переступает лужи и, слегка покачиваясь на каблуках, тянется за подругой, хватает за плечи. Юманс отталкивает, заставляет прекратить попытки увести себя от могилы сестры. Не думая о леденящем холоде, пробирающемся сквозь мокрое платье, Кали ползет прочь от подруги всё ближе к могиле, куда священник опускает гроб. Неодобрительный шепот проходится по толпе: кто-то говорит забрать девушку от могилы, кто-то — не трогать и дать ей проститься с сестрой. Кали заглядывает прямо в могилу, переваливается через край и теряет равновесие. Кто-то в толпе испуганно вскрикивает, но крепкие мужские руки неожиданно накрывают плечи девушки, возвращают в вертикальное положение, предотвращая падение прямо в могилу вслед за закрытым гробом. — Всё хорошо, пойдемте, мисс Юманс. Люпин. Он оттаскивает ее от могилы прочь, но Кали не хочет подниматься на ноги. Мужчина отпускает ее плечи — она снова падает в грязь. Римус качает головой, рывком ставит ее на ноги и силой тянет подальше. Чарами священник засыпает могилу землей, навеки ограждая Юманс от мертвого тела сестры. Она бьет в грудь мракоборцу, хрипит, умоляя отпустить. Звучат последние слова священника — и могила полностью засыпана. Люди расходятся, подходят к отцу погибшей, слегка похлопывают по плечу, выражают свое соболезнование. Люпин держит ее крепко, позволяет топтаться по ногам, заставляет до последнего вздоха хрипеть в его изношенную антрацитовую куртку. Застежка кармана на груди режет висок, оставляя красный след, но беззвучные рыдания отпускают, и мужчина, как вещь, передает ее в руки нерешительно подходящей Арно. — Примите мои соболезнования, — незнакомый юношеский голос заставляет обоих девушек обернуться, и Кали не сразу удается посмотреть прямо в глаза его обладателю. Она несколько секунд разглядывает мужские туфли с мокрыми длинными носами, поднимает голову и встречается взглядом с глазами перламутрового ледника, — кажется, будто видела. Когда-то очень давно. Под глазами высокого худощавого платинового блондина Юманс замечает темные круги, словно юноша длительное время не видит сна, и кивает ему, не зная, что ответить. Парень не спешит уходить, хочет сказать что-то еще, но всё подбирает правильные слова. — Терять близких больно, верно? — зачем-то спрашивает он, хоть и фраза совсем не звучит как вопрос. Незнакомец смотрит ей прямо в глаза, словно видит их сквозь плотную вуаль, но Юманс не успевает ему что-то сказать: Мелани хватает ее руку в попытке увести. — Простите, но ей нужно отдохнуть. Блондин лишь коротко кивает, разворачивается и уходит, а в его пронизывающих глазах Кали успевает заметить слезы. Он останавливается рядом с женщиной с длинными платиновыми волосами — та тут же заботливо обнимает его за плечи. Высокий мужчина, по правую сторону от нее и с таким же оттенком волос, в одной руке сжимает трость, а другой пожимает руку Вэйланду. Лица у всех мрачные. — Пойдем, — шатко кивает Мелани в сторону выхода из кладбища и хватает Юманс за плечи, но, прежде чем подчиниться, Кали переводит взгляд на могилу Энджел:Энджел Беатрис Юманс 3 июля 1979 — 1 июня 1997 За звезды, способные слышать, и мечты, которые исполняются
Ей кажется, что она идет по полутемному длинному коридору, обставленному полками со старинными артефактами, справа вверху исчезает край лестницы, в углу прячется пыльное зеркало. Она слышит еще один нетерпеливый звонок, хватает ручку и распахивает входные двери. Фонарь на крыльце слабо зажигается, мигает, словно что-то вытягивает из него последнюю энергию. Прохладный ветер задувает в дом, откидывает волосы с открытых плеч назад и заставляет съежиться. Она ищет взглядом хотя бы один намек на человеческую душу, сердцебиение замедляется, дыхание прерывается от зарождающегося страха. Запах, напоминающий что-то неживое, что-то мертвое, ударяет в нос — кажется, совсем рядом кровь, много крови. Тошнота подступает к горлу. — Кали… — тихий обрывающийся голос Джес за спиной требует обернуться, и она встречается с широко распахнутыми глазами пожирательницы. — Люпин! Скримджер! Юманс заторможенно отворачивается, переводит взгляд на то, за чем женщина так пристально следит, и ее сердце замирает, болезненно колет: облаченная в белое платье, свое любимое, старшая дочь Вэйланда Юманса лежит на пороге собственного дома в луже крови, растекающейся большим пятном по ее груди в области сердца. Оно не бьется. Она мертва. — Прошу прощения, мисс Арно, — мужской голос возвращает к надгробию, — но мне нужно поговорить с мисс Юманс. Пожилой мужчина с темными волосами, длиной почти до плеча, одетый в темную, с зеленоватым отливом, мантию и виднеющуюся серебреную жилетку из-под идеально выглаженного воротника, заглядывает своими желтыми глазами прямо в душу. — Руфус Скримджер, глава аврората, — не самое теплое представление. — Мы можем с Вами отойти, мисс Юманс? — О чем Вы хотите с ней поговорить? — Мелани делает шаг вперед, встает перед мракоборцем и с опаской следит за каждым выражением его раскрасневшегося от холода лица. — Я не думаю, что ей сейчас до разговоров. — А Вы, как и Ваш отец, любите совать свой нос, куда не стоит, мисс Арно, — губы главы Аврората расплываются в едва заметной насмешливой усмешке. По лицу француженки пробегает нескрываемое отвращение, от злости она стискивает ладони в кулаки, но не говорит ни слова: не хочет, чтобы у отца были проблемы на работе. — Что Вам от меня нужно? — Кали ловит себя на мысли, что этот мужчина ей уже неприятен, и догадывается, почему он подошел. — Вы ведь хотите узнать, что произошло с Вашей сестрой? — голос Скримджера звучит заговорщически. — Нам удалось узнать некоторые факты, и не знаю, как Вам, но мне бы хотелось обсудить их с Вами, — бросает взгляд на Мелани, — наедине. — Хорошо, — Юманс не обращает внимания на мотающую головой подругу: ей нужен этот разговор. Руфус ведет ее к церквушке, за которой скрываются центральная площадь и заброшенный фонтан, оставляет Арно и исчезающих у надгробия темных фигур далеко за спиной. — Так что Вы узнали? Кали прячет немеющие руки в пальто от резкого порыва ветра, вглядывается в необычные темно-желтые глаза мужчины, замирает у края фонтана в ожидании правды. — Ваша сестра пропала несколько дней назад, — Скримджер делает короткую паузу и неотрывно наблюдает за руками девушки, слегка дернувшимися в карманах. — Как удалось выяснить, она просто покинула школу ночью. Куда и зачем она отправилась, мы не знаем, но вещей она с собой не взяла. — Если она... не взяла с собой вещей, значит она планировала вернутся? — Юманс качает головой, отступает от мракоборца на шаг назад и утыкается в чью-то спину. — П-простите. — Всё нормально, мисс Юманс, — Люпин слегка придерживает ее за плечи, обходит и долго смотрит в глаза Скримджера. Кали чувствует себя так, словно между ними на ментальном уровне что-то происходит, и она уверенна: они говорят о ней. — У меня к Вам всего лишь один вопрос, — Руфус перерывает зрительный контакт с мракоборцем, — быть может, Вы знаете, куда Ваша сестра могла уйти. Если Вы хоть что-нибудь скрываете, Вам лучше рассказать об этом мне. Второе «я» вдруг просыпается, проводит указательным пальцем по вискам, глаза убегают от прожигающего взгляда, руки сжимают ткань рукавов дорогого пальто. Одолевающее сомнение испаряется, надежда оказывается всего лишь фантомом призрачной иллюзии, и она не проходит ее на подлинность. — Она еще ребенок, Руфус. Не стоит на нее так давить, — Римус пытается опустить этот разговор, но она не может промолчать. — Мы с Энджел почти год не виделись. Она мало рассказывала мне о своей жизни в Хогвартсе, поэтому я не имею понятия, куда она могла отправиться на ночь глядя, — Кали уверенно смотрит в глаза неприятного типа, и ухмылка едва касается губ главы Аврората. Ему забавно наблюдать за тем, как человек пытается ответить на простой ответ, как ищет причину своей... зависимости. — Что ж, мисс Юманс, я Вас понял, — Скримджер аккуратно поправляет рукава мантии и отходит. — Мне нужно идти. Примите мои соболезнования. Глава Аврората исчезает, и горькая усмешка растворяется в морозном воздухе, незримая для пары глаз напротив. Концы шарфа падают с груди и болтаются в воздухе, а в этой тишине ложь кажется правдой. — Почему Вы занимаетесь этим делом? — глаза прикованы к мелким шрамам на лице мужчины — она бы не хотела жить с таким лицом. — Вы ведь не аврор и не пожиратель. Какое Вам дело до исчезновения и смерти моей сестры? Люпин молчит, на расстоянии вытянутой руки стоит, бродит глазами по надгробиям, виднеющимся за церквушкой, не спешит отвечать. — Я всегда хотел быть аврором, — выдыхает тихо и, кажется, сам не узнает свой голос. — Моя жизнь сложилась иначе, но это не мешает мне бороться со злом. Аврор — это всего лишь статус. Можно быть пожирателем, но все равно противостоять злу, — улыбается устало, вымученно и вдруг заглядывает прямо в глаза: — Противостоять злу — не значит отказать в помощи, когда оно нуждается в ней. У Юманс нет ответа. Чужие слова поглаживают затылок, обдают кожу трусливой прохладой и размеренно опускаются на плечи. Они отвечают на все ее вопросы. — Вы говорите это, судя по себе, ведь так? — Кали стирает улыбку с лица мужчины. — Но что скажите о других? Разве кто-то из мракоборцев станет помогать убившим дорогих им людей? Разве они не ненавидят пожирателей? Римусу кажется, что Юманс ботинками безжалостно втаптывает в него каждое слово. Он осознает: перед ним не Гарри, не Гермиона, не Уизли — перед ним далеко не ребенок, далеко не светлая душа. — Мисс Юманс, я задам Вам сейчас очень важный вопрос. Постарайтесь быть честны со мной, пожалуйста, — он игнорирует ее вопросы, не делает попытки переубедить. — Вы точно ничего не знаете, что может быть связанно с исчезновением и смертью Вашей сестры? — Нет, — шаг, легкий, почти невесомый, но достаточный для того, чтобы запустить опасный механизм, остановить который будет невозможно. — Я не знаю ничего. Если бы знала, конечно же, непременно сообщила бы Вам. — А ты, я вижу, время не теряешь, Люпин, — губы Джес изгибаются в ухмылке, отчего шрам сильнее выделяется на фоне кожи. Она заставляет мракоборца обернуться, а девушку передернуть плечами от неожиданности, стряхивая маленькие крупинки снега в грязь. — Не ты ли сейчас должен прятать бедного Поттера, оставшегося без защиты Дамблдора? — Джеслин... — Отвали от нее. И Скримджеру передай то же. — У меня к тебе встречный вопрос: не ты ли должна прислуживать своему хозяину? — Римус вскидывает бровями, игнорирует надвигающуюся угрозу, но не улыбается. — Тебе ведь тоже есть дело до Юмансов, не так ли? Короткие волосы женщины разлетаются в воздухе, закрывая вспыхивающие яростью янтарные глаза. Безрассудство просыпается где-то на краю пропасти, но будет ли сопротивление? — Убирайся, Люпин. Если не хочешь проблем. — Я не боюсь твоих угроз, Джеслин. Уйти от пропасти и ожидать — поджигать себя мокрыми спичками. Люпин выбирает сопротивление. — Мисс Юманс, — прежде чем исчезнуть, мракоборец поправляет русые волос и бросает внимательный взгляд на девушку, — если что-то узнаете или увидите странное, а может, будет что-то, что Вы не сможете доверить кому-то, сделайте так, чтобы я узнал об этом первым. Поверьте, это дело важно для меня так же, как и для Вас. «Не делаешь ли ты сейчас ошибку, Кали?» — второе «я» выглядывает из-за плеча, но менять что-то поздно. — Не связывайся с Люпином, — твердое, нивальное, задевает нервные окончания. — Я знаю, что ты не рада меня видеть всё время, но хотя бы из вежливости проявляй дружелюбие. — Может, мне не связываться с тобой? — просачивается едкое сквозь тонкие губы, тушит воспламеняющиеся искры ненависти. — Можешь и не связываться, если не хочешь узнать того, что скрывает от тебя Люпин, — рваный кивок головы, опьяняющий запах духов сдавливает горло — Джес уходит. Хочется сделать шаг назад. — Подожди, — Юманс делает этот шаг, и пожирательница резко останавливается. — Что он скрывает? Ответа не следует, правда остается не сказанной. Чужой цвет глаз темнеет, устремляется к небу, и резкий порыв ветра ударяет в их сторону. Цветы с надгробий срываются и летят куда-то в небо, медленно затягивающиеся дымчато-серыми тучами. — Кали? — голос всё время ожидающей в стороне Арно едва слышно сквозь завывание ветра. Они знают, что это не просто холодный циклон из Атлантического океана — это тьма, порожденная только одним волшебником, тьма, которую приносят с собой длинные плащи и уродливые маски. — Уходите, — пожирательница дергает рукав и оголяет предплечье. — Быстрее! — Держись крепко, — Арно дотягивается до руки Юманс и крепко сжимает. Глубокий вдох, — и они исчезают бесследно.Они знают, что причина не в ветре, не в небе, затянувшемся темными тучами, а в том, что ничто уже не будет прежним. Они — больше не дети. Их родители — больше не просто чистокровные семьи. Мир уже давно не тот, которым был. И выживут только сильнейшие.