Unbreakable

В кабинете у Дока, наверное, даже слишком уютно. Этот тепло-оранжевый оттенок, чуть темная мебель, ковер на полу, всякий хлам, который беспорядочно лежал, а точнее, был разбросан по его кабинету. Все это так по-домашнему, что когда я нахожусь в его кабинете, мне кажется, что сейчас должна подойти добродушная женщина с печеньем в руках. Но мне сейчас будет не до печенья. МакКинли сидел за своим столом, держа какую-то папку в руках и читая ее содержимое. Казалось, что он даже не моргал. Все его лицо выдавало напряжение, злость. Он нервно дергал ногой, потирая одной рукой лоб. А для большего, наверно, показания ужаса ситуации, в углу комнаты сидела Арин, разрезая меня взглядом на куски. Вдруг Док резко закрыл папку, отбросив ее на стол. Господи, мужик, скажи уже что-нибудь! Он положил руки перед собой на столе и тоже уставился на меня, как будто ожидая чего-то. Мне было жутко смешно, но если я сейчас засмеюсь, то Арин вырвет мне кадык взглядом. - Фрэнк, - начал Док после двадцатиминутного просиживания моего зада перед ним в кресле. - Да? - Ты объяснишь? - Смотря, что вы хотите, чтобы я объяснил. Теорему Редфилда–Пока я не объясню. - Фрэнк! – взорвалась Арин. - Да что?! - Избиты четыре человека! - Ты серьезно?! Какой ужас! Кто их избил?! - Фрэнк! – Арин вовсе разъярилась. - Что?! - Ты понимаешь, какого хрена наделал?! Ты избил четырех человек! - Так вот кто их избил! - Фрэнк Энтони Томас, мать твою, Айеро младший! Прекрати строить из себя слабоумного! Ты понимаешь, что это серьезно?! Твою ж мать! Ты избил четырех человек! Ты разбил троим нос! Да и сам выглядишь сейчас, как кусок дерьма! Какого черта ты вообще устроил драку?! Тебе давно твои белоснежные зубы не выбивали?! - А, может, орать на меня прекратишь?! Вы мне и слова не дали сказать! - Кхм, вообще-то дали, - вмешался спокойно Док, - но ты решил строить из себя дурачка. - Да ни хрена я не решил. - Фрэнк, какого черта ты избил четверых?! – Арин просто бесилась. И так было всегда. Если я делаю что-то плохое, ее это ужасно выводило из себя. Даже когда что-то подобное делал кто-то другой, ей как-то даже плевать было. Но если сделал что-то я, то она становилась просто ненормальной. - Блять, ну, что мне теперь?! Вы меня не знаете?! И да, конечно, было бы гораздо лучше, если бы те четверо меня пинали. Это просто шикарная перспектива. Если бы не я, то вы меня в морг везли бы сейчас, потому что те придурки не умеют ни рассчитывать силу, ни вовремя останавливаться. Вместо меня, там была бы лужица крови. - Фрэнк, это очень серьезно. - Я знаю. Но и ты знаешь, что мне как-то плевать на это. К тому же, я не довел дело до кровавого месива. А то, что они все, кроме Тома, с разбитыми носами, это уж простите. - Фрэнк, ладно, почему ты избил их? – вмешалась Арин, - Что они сделали? - Потому что нельзя оскорблять людей без причины на то, - я проговорил, отделяя каждое слово, сохраняя при этом каменную физиономию. - О боже, я знаю твои оскорбления! Тебя кто-то назвал «дурак» и ты решил набить им всем морду за это? - Педик, ублюдок, сука. При этом с моей стороны подобных оскорблений не звучало. А вообще, покатили они на Джерарда сначала. - Ааа, ну, тогда понятно. - Что тебе понятно? - Ты из-за Джерарда взъелся? - Я уже назвал причину. Меня отпустили минут через двадцать, потому что «им надоело слушать бред, который я несу». Но я не нес бред. Мне назначили какое-то наказание, но я пропустил его, как всегда, мимо ушей, потому что выполнять его не планирую. Если бы я был виноват, действительно я, то я выполнил бы наказание, будь то хоть подтирать зад Тодду. Хотя нет, не выполнил бы. Меня затронул вопрос Арин. «Ты из-за Джерарда взъелся?» Я из-за Джерарда взъелся? Я не знаю. Кажется, да, а может, и нет. Меня немного взбесило то, что дебил наехал на Джерарда, обращаясь ко мне. Но я действительно не терплю, когда в мою сторону кидают пустые оскорбления, потому что это глупо, бесчестно. А тот придурок оскорбил меня трижды, и Джерарда тоже. И то, что он говорил, было без всякого основания. То, что говорил ему я, было правдой, поэтому, по сути, я его не оскорблял. Так что вины в моем поступке нет. Я лежал в своей койке уже примерно сорок минут. Тени, которые отбрасывали немногочисленные предметы, находящиеся в палате, лениво ползали по комнате. Часы, которые висели на стене, как обычно мешали мне нормально думать, чуть ли не трахая мой мозг своим тиканьем. Чертова тишина. Все тело болело ужасно, потому что я не врал, идиоты силы не рассчитывали. Дико болела челюсть и скула, по которым съездил тот придурок, Честер. Так ныли ребра. Я готов повеситься, но уже привык к последствиям драк. Боль неизбежна. Как физическая, так и моральная. Боль всегда есть, боль всегда будет. В любой мере. Сильно, не сильно, неощутимая, выворачивающая наизнанку, заставляющая тебя скулить – любая. Она есть, она есть везде. Мы причиняем боль – больно делают нам. Мы ударили – нас бьют в ответ. Я не вижу здесь чего-то неправильного. Это естественно. Ко мне приходила незнакомая мне медсестра, чтобы дать обезболивающее. Наверно, Арин все еще злится на меня. Что ж, она имеет на это право. Джерарда я не видел до сих пор. Я очень сильно волнуюсь за парня. Те уроды к нему не подойдут, как и ко мне теперь, а вот лезть с вопросами к нему могут. Черт, навалил на него немного проблем сверху, ему и так тяжело. Я лежал без движения, потому что любое шевеление, вызывало у меня боль в той или иной части тела. Я следил за теми самыми тенями. Они ползали ужасно медленно, но другого занятия у меня нет. Они струились, пробирались от миллиметра к миллиметру, желая добраться туда, где вечером остановятся. Время – 17:27. Я пролежал уже четыре часа. Это ужасно. Кстати, моя муха вернулась. Она вилась у окна, долбясь об стекло, решительно уверенная, что выбраться на улицу у нее так получится. И ее жужжание было точно таким, каким было тиканье чертовых часов. Такое же надоедливое, наглое, раздражающее, мешающее сосредоточиться и думать. Я лежал. Проклиная муху, часы, свою боль, все на свете. Но пролежал не так долго. Скрип двери врезался в мое сознание, но не заставил повернуть голову в сторону, потому что заныла бы шея. Я решил ждать. Арин? Может, она решила проведать меня? Перестала злиться и решила, что нужно поговорить? Или Док? Он тоже иногда заходит. Что-то говорит, смеется, хлопает по плечу и уходит. Может, он? Или Спаглс снова притащил мне сигареты? Нет. Это был тот, кого, по сути, вероятнее всего было ожидать. Джерард аккуратно дошел до моей койки, сильно мучаясь при этом, потому что боль в лодыжке никто не отменял. Я слегка улыбнулся, потому что был ужасно рад парню, и был счастлив видеть, что он тоже немного улыбался. - Привет, Фрэнки, - пролепетал мальчик, стараясь запрыгнуть на койку, с чем я ему помог, плюя на свою боль. - Привет, Джер. - Арин сильно злится на тебя. - Да я знаю. Но что я могу сделать, если ей не докажешь, что я был не совсем виноват. Она простит, она добрая. - Я знаю, Арин милая. И она очень любит тебя. Ну, ты у нее что-то вроде любимчика. Привязалась к тебе, - Джерард слабо улыбнулся, выводя пальцем на моей ноге какие-то незамысловатые узоры, - А мне быть здесь нельзя. - Почему? - Твое наказание. От тебя меня отселили на несколько дней. - О боже, - я выдохнул. Теперь я жалею, что я не слушал. - Я приходить буду, мне плевать. - Правда? Я начинаю тобой гордиться! Ты как, кстати? - Я? Да со мной-то ничего не случилось. Так, поспрашивали о драке. Кто начал, почему и бла-бла-бла. - И что же ты сказал? - Что ты, блин, начал. А, и что ты избил всех просто так, - ответил Джерард, сделав лицо таким, чтобы оно ясно давало мне понять, что я задаю глупейший вопрос. - Вот так, да? – я улыбнулся, стараясь сесть на кровати, но, в итоге, ни черта не вышло. Я смог только перевернуться на бок. Джер внимательно за мной следил, естественно, видя, что мне довольно больно. - Сильно больно? - Ну, так, неприятно, - да больно, и сильно, но ему лучше не знать. - Почему ты начал драку, Фрэнки? Ты так отреагировал на слово «педик»? - Да нет, не совсем. Понимаешь, это выживание. Правило ужасно простое. Либо ты – либо тебя. Тут не так важны слова. Ты прекрасно знаешь, что меня это не заботит. Меня не волнует мнение людей обо мне, а уж его мнение меня не колышет точно. Понимаешь? Смотри, вот ты, ты воспринял его слова. Тебе было обидно. Ты не должен его слушать. Это не нужно тебе. - Но он пустит слухи, скажет всем, и тогда, вообще вся больница будет думать, что я, да и ты вообще-то, педики. - А какая разница?! – я улыбнулся, - пусть пускает слухи. Знаешь, ты можешь пускать слухи в ответ. Не обращай на это внимание. Какая разница, что они о тебе думают? Важно только твое мнение о себе. И мнение тех, кто тебе дорог. Понимаешь? Все эти четыре придурка ничто для тебя. Незнакомцы. Пусть они думают, что хотят. Думают они – думают о них. И дело далеко не в их мнении. Это дело в выживании. Если бы я проигнорировал их, то это был бы сигнал, что я беззащитен, что я слаб, что сказать в ответ мне нечего. Если бы я позволил себя избить, то показал бы, что тоже слаб, но физически, что не могу за себя постоять и постоять за тех, кто мне дорог. А значит, издевательства не закончились бы. Этим людям важно доминирование, Джерард. Они думают, что они доминируют. - Ты хочешь доминировать? Хочешь быть выше перед ними? - Глупость и пустая трата времени. Мне плевать на них. Я хочу, чтобы доминирования не было вообще. Я подрался, да. Я избил их, да. Но это было. - Но это «было» было всего несколько часов назад. - Значения не имеет. Выживание зависит не от того, что ты сделал в прошлом, а от того, как поведешь себя в будущем. Как будешь вести себя после. Я не собираюсь доминировать. Я показал, что они ничего не могут вчетвером, против одного. А значит, они уже не в том почете, что были. Сейчас от Честера, Нила и Барни отлепится Том. Потому что он поумнее их. Затем Барни, Нил, а Честер останется. И когда он поймет, что его «власти» нет, он извинится. - Ты серьезно? - Да. - А остальные, что с остальными? - Если будет нужно, если они захотят, то мы будем общаться с ними. Потому что если не будем, то они решат, что «власть» перешла в наши руки, а мне того не надо. - Значит, ты у нас борец за равноправие? – улыбнулся мне Джерард. - Можешь считать, что так. Парень улыбнулся и пробрался ко мне ближе, подбиваясь ко мне под бок. Он вздохнул, уставившись в окно, а я, наверно, схожу с ума, потому что как только мальчик лег рядом, тело стало зефиром. Боль уже не чувствовалась. Я не знаю, почему так. Кто бы помог узнать…