Unbreakable

Прохладный воздух врывался в комнату сквозь небольшой промежуток в окне, который я оставил ночью, потому что дышать становилось невозможно. Но это скорее из-за моего состояния. Мне действительно очень плохо. Как морально, так и физически. Я не ем уже несколько дней, и я ужасно выгляжу. Мои кости, мышцы, суставы. Все они болели и ныли, заставляя иногда даже сворачиваться в клубок от боли. Отчего так было, я не знаю. Если прибавить к этому бессонницу, то я вообще разваливаюсь. Да, я спал два раза на этих днях, но это не спасло мое состояние. В первом сне - убил близкого мне человека, от чего мне легче, конечно, не стало. Во втором сне - осознал очевидное, и снова облегчения не видно. Ох, прибавить еще и тот факт, что я переживаю за Джерарда, переживаю за то, что причинил ему боль, чего совершенно не хотел, за то, как сильно я хочу вернуться, хочу извиниться, то я умираю. Серьезно. Я готов упасть в обморок. Но это, конечно, не остановит меня в моих планах. Я стоял в ванной комнате дома Мэг, чтобы элементарно умыться, потому что это хоть немного снимает следы того, что я в отвратительном состоянии и настроении. Сейчас придется снова натягивать широкую улыбку и выглядеть бодрым, богатым здоровьем парнем. Снова нужно врать. Я не хочу этого делать. В нашем мире, где и без меня лжи столько, что от нее тошнит, вранье – все. Оно спасает от всех бед. Если нужно уйти от дел, то люди лгут окружающим. Если нужно выкрутиться из ситуации, то снова все то же самое. Вокруг одна ложь. Реклама – ложь. Телевидение – ложь. Близкие – ложь. Люди – ложь. Она заполонила разумы людей, заняла их мысли, научилась манипулировать ими. Мы лжем - нам лгут. Что может быть хуже? Мы лжем даже сами себе, просто говоря себе, что через пару минут мы сядем за то или иное дело, что на следующей неделе на диету, что с завтрашним днем жизнь изменится. Теперь ложь – явление нормальное. Это уже подсознательно. Мы лжем даже тогда, когда стоит задуматься, стоит все взвесить, а потом говорить. Например, когда признаемся в любви. Ведь сколько раз за жизнь мы говорим «я тебя люблю» разным людям? И многие сказали бы, что это не ложь, а ошибки. Нет. Сейчас – это уже ложь. Люди знают, что говорят неправду, но говорят же. И здесь они лгут как сами себе, так и другому человеку. Начинает иногда казаться, что люди живут ради лжи. Но нет, люди живут ради лжи, денег, славы, хорошей карьеры и так далее. Словом, люди живут ради собственной выгоды, частью которой, является ложь. Как я и говорил, у Мэг в доме все красиво и просто. В этой небольшой комнате не было ничего лишнего. Бежево-коричневая отделка, которая делала комнату фальшиво-теплой. Возможно, это было еще из-за темного и тусклого освещения, которое делало атмосферу в комнате даже, хм, интимной. Или просто моя фантазия не имеет предела. Душевая кабина, которая была в цвет коричневой отделки, ванна, унитаз, раковина, зеркало над ней, в котором отражался полумертвый парень, с мешками и синяками под глазами, и у которого подкашивались ноги, отчего он, кажется, сейчас рухнет. Какой-то круглый ковер на полу посередине, полотенца, висящие на сушилках, разнообразные баночки, бутылочки, которые, я думаю, являются кремами, шампунями и прочим бредом для ванны. Все предельно просто. Всего столько, сколько надо, чтобы было. Ничего лишнего. И это, почему-то, меня радовало. Я выдохнул и набрал в руки ледяной воды, ополоснув лицо и повертев им перед зеркалом. Ну, так совсем немного, конечно, но лучше. Голова кружится, вот, черт! Я спустился вниз по лестнице, опираясь рукой о стену, дабы не слететь вниз из-за головокружения, попутно ломая себе все, что только можно. И пока, я еще могу искать опору. Уже через считанные секунды придется врать, делать вид пылающего здоровьем человека, да еще и в хорошем настроении. По первому этажу витал запах жареного мяса, пролезая к моему носу так, как часто показывают в мультиках. Такое белое облачко, обволакивающее тебя. Только меня воротило от этого. Мэг крутилась у плиты, как и без меня ясно, жаря мясо, не жалея масла и специй. Женщина словно летала по кухне, то убирая, то доставая что-то из различных шкафчиков. Я тяжело вздохнул и широко улыбнулся, усаживаясь на стул. - Тони, ты… - услышала шум от меня дама и спутала с отцом, - а, это ты, Фрэнки! Ты есть будешь? - Нет, мэм, спасибо. Я … - я немного запнулся, думая, как объяснить то, что я ничего не ем и не хочу, - я на диете. - Что?! – Мэг залилась смехом, ухватившись за живот. Я с ней согласен, я сказал такой бред! - И для кого же мы худеем, м? – она просто улыбнулась, выложив готовое мясо на блюдо и снимая с себя синеватый фартук. - Я, эм, я не знаю. Просто худею. - Ой, хватит, Фрэнк! Ты хоть сам-то веришь, что семнадцатилетний парень будет «просто худеть»? – женщина села напротив меня за стол, хитро улыбаясь. Ее светло-русые волосы были небрежно убраны, несмотря на то, что этот человек казался слишком правильным. Несколько выбившихся прядей спадали ей на лицо, немного прикрывая полные хитрости и любопытства глаза. - Да, верю. - Ладно, я не хочу вытягивать из тебя ответ. - Ну и отлично. А где отец? - О, он вернется сейчас. Он вышел за сигаретами. - Ох, это отлично, спасибо! – я улыбнулся и встал со стула, направляясь к себе в комнату. - Что же отличного? - Ничего, наверное. Просто так. – Я снова улыбнулся и поднялся к себе. У меня совсем немного времени. Очень мало. Я быстро открыл окно в своей комнате, надевая рюкзак на оба плеча, так как лазать по деревьям в моем-то состоянии и без того сложно, а если еще и он мешаться будет, то это вообще нереально. Я посмотрел вниз, оценивая ситуацию. Если я и упаду, то максимум сломана нога или рука будет, и то не факт. Сразу под окном идет крыша гаража, с края есть дерево, с которого будет удобно спуститься. Отлично! Я выдохнул и аккуратно вылез из окна, осторожно пробежав по крыше до края, всматриваясь в улицу. Отца не наблюдается, что просто превосходно! Я снова выдохнул, потому что я не шутил про свое состояние. Я никакой. Совершенно. Но я не собираюсь оставаться здесь больше. Я должен извиниться. Должен его увидеть. Холод вечера уже с первых секунд дал мне знать, что мне придется нелегко, так как я только в футболке и большего у меня нет. Я уцепился за ветку, ставя ноги на примерно такую же снизу. Я чувствую, что я сейчас рухну. Руки-то у меня не такие сильные сейчас. Я уцепился за другую ветку, перемещая ноги, снова уцепился, еще, снова. Через пару минут я уже стоял на земле, стараясь восстановить свое состояние до какого-нибудь среднего. Я сейчас точно упаду. Я выдохнул и быстро зашагал вон из этого района, чтобы не наткнуться на отца. Холод давал о себе знать. И давал о себе знать ощутимо. Я плелся по улицам, которых совершенно не знал, желая только добрести до остановки. На улице было не так много людей, возможно, потому, что район не особо богат местами для прогулок. Я прошел мимо какой-то небольшой площадки, на которой возились дети и подальше сидели родители в составе, в основном, мам. И я увидел то, что люто ненавидел. Увидел такое глубокое заблуждение. На паре девочек, на той площадке, не было свободного места от розового цвета. Такого противного розового, который можно увидеть только на детях. Этот цвет аж глаза резал. Это так глупо и несуразно. Девочка – розовый цвет. Мальчик – голубой цвет. И если спросить, почему именно в розовый цвет одевают девочек и почему именно в голубой цвет одевают мальчиков, то ответы будут однообразны. «Ну, это же девочка». «Ну, это же мальчик». Такой бред. Люди даже объяснить не могут, почему так делают. Глупое следование устоявшимся нормам. И с тем, что это норма, я бы еще поспорил. Я вышел к какой-то остановке, и мне повезло сразу сесть на автобус, который, судя по его маршруту, ехал в центр. Деньги у меня были, но не так много. Я забился в самый дальний угол, приложив лоб к стеклу. Да, мой организм плохо перенес прогулку по кварталам. Мне стало еще хуже. Кажется, еще несколько минут, и я упаду в обморок. Но мне нельзя. Я должен увидеть Джерарда. Я должен объяснить все ему, должен сказать, что я не специально, что не хотел делать больно, не хотел оставлять. Что я просто не мог оставить. У меня появилась непонятная отдышка, которая крайне не нравилась мне. За окном автобуса все больше я видел высотных домов, а значит, мы все ближе к центру, а значит, скоро конечная. За окном паршивенькая картина. Серые люди, как обычно утопающие в череде исключительно своих дел, летели по улице, в своей, уже ставшей естественной, спешке. Серая масса. Серая куча неизвестно чего. Они идут, бегут, чуть ли не летят, а зачем они это делают, они и сами не знают. Потому что. Надо. Холодные многоэтажные здания, небоскребы, которые безразлично наблюдают за ходом жизни этих существ, людей, по сути, делать это вынужденные. Им не уйти, они недвижимы, я не завидую им. Сколько «грязных» они видят в день. Это мука. И этих небоскребов, их все больше и больше. Мы близко. Отдышка усиливалась, голова кружилась, живот крутило уже невыносимо, спать я хочу нестерпимо. Автобус остановился, выпустив серую массу людей. Я дождался, пока все выйдут, и еле поднялся с кресла, вываливаясь из двери транспорта. Уже хорошенько свечерело, и холод только усилился. Гул города стоял в ушах, он был невыносим, ужасен. Эти люди, машины, дома. Все это сейчас давило на меня с миллионной силой. Я выискивал глазами расписание автобусов, стараясь не упасть из-за усилившегося головокружения. Это оно? Я подошел ближе, старательно вглядываясь в текст. Моя больница на окраине города, поэтому путь будет долгим. Думаю, до утра, если я смогу сесть сейчас на один из автобусов. Черт, придется идти пешком какое-то расстояние. У меня подкашивались ноги. Необъяснимая слабость в моем организме. Я сел на лавке, ожидая автобуса и наблюдая за людьми, за этими суетливыми существами. Отдышка не прекращалась. Черт, в глазах плывет. Я постарался глубоко вдохнуть, но голова закружилась только сильнее. Глаза слипаются. Черт, черт, черт! Я не…мне нужно дождаться автобуса…я должен. Черт, меня тошнит. Я дышал так, словно к горлу привязан огромный камень, туго затягивающий веревку на моем горле, мешающий набрать в легкие воздуха. Боль резко схватило все тело, заставив меня сжаться и крепко зажмурить глаза, чтобы не закричать. Я упал со своего места, лихорадочно хватая ртом воздух. Я попытался встать на ноги, но их словно не было. Я не чувствовал их. Еще вдох. Глаза открывать все труднее. Еще вдох… *** - Фрэнк, мать твою! Я резко распахнул глаза. Первое, во что уставился мой взгляд – переднее кресло машины. Какого черта? Я почувствовал, как по моему лицу стекает холодная вода. Я снова сжался. Черт, как херово. Дышать было уже значительно легче, но остальное неизменно. - Какого хуя?! Я перевел взгляд. Я знаю, чей это голос. И только сейчас, сейчас я узнал машину. Я был так близок. До моего автобуса было десять минут! Я почти, почти уехал. Я был бы уже утром там. А сейчас? Ничего. Я лежу на задних сидениях в отцовском автомобиле. - Фрэнк, сука, говори! - Прекрати орать на меня, выродок, - прохрипел я, стараясь заткнуть отца. - Прекратить орать?! Я, блять, ушел за сигаретами, а проверив твою комнату, когда вернулся, узнал, что тебя нет! Какого хуя ты бегаешь от меня?! Ублюдок! Сука не доросшая! Ты бы видел себя, кусок дерьма подыхающий… - Да пошел ты, - я снова прохрипел, стараясь откашляться. - Ты меня еще посылать будешь! Надо было оставить тебя там валяться. Представляешь, сколько веселья! Просыпаешься, а ты посреди улицы валяешься! - Рот свой, хоть сейчас, заткни! Как ты меня нашел? - А куда тебе еще? В автобус и до конца. - Блять, - я выдохнул, слушая свой собственный хрип, и постарался перевернуться на сидениях. - На мне лежит ответственность за тебя. Не хочу, чтобы ты сдох, а я отвечал за это. Я отвезу тебя обратно в больницу, сучонок. Я замер. Что бы с вами не случалось, какое бы дерьмо с вами не происходило, всегда есть положительный исход происходящего. Просто нужен удачный момент.