Unbreakable

Солнечный свет разливался по комнате, ни на чем не задерживаясь надолго, и сегодня меня не бесило, не злило, не раздражало это его непостоянство, сегодня это как-то по-своему завораживало, нравилось мне, кажется. Лучи рассеянно блуждали по комнате, по мне, по нему, по прочим предметам. Я помню, как я желал занавесить окна, чтобы этот свет не будил меня, когда я проснусь дома, но я не сделал этого. Нарочно? Да не то чтобы. Так вышло, - сказал я себе, улыбаясь. Но ведь это уже не имеет значения, никакого абсолютно. Сейчас свет уже разбудил меня, и сейчас я был этому рад, потому что просыпаться дома, пусть и от солнца, совсем по-другому. Больница – не дом. Я знаю, говорю очевидности, но в этом есть смысл. В больнице ты просыпаешься, не важно, от чего, с мыслью о том, что ничего не изменилось. Что завтра будет точно такой же день. От этого настроение не поднималось, естественно. Солнце переставало радовать, переставало радовать все. А при том, что ты Фрэнк Айеро, это вообще повод для самоубийства. Но я никогда не думал накладывать на себя руки. Я никогда и не понимал этого. Сотни людей заканчивают жизнь самоубийством, сотни держат это в мыслях, и думать нечего, эти мысли вжимают твое тело в землю. Как можно видеть выход в том, чтобы отнять у себя жизнь? Забрать ее у себя же, кто дал такое отвратительное право? Лишить жизни человека – ужасно. Лишить жизни себя – нет этого хуже. Они, те, кто решаются на такое, они видят выход в этом. Выход? Как это громко сказано. Это не выход, а конец. Всего лишь простой способ избавиться от проблем, которых иногда и нет. Нет, не как таковых проблем нет, а нет проблем, которые имели бы лишь такое решение. Всю жизнь ты ведешь борьбу, и если ты решился на самоубийство – ты сдался. И я вспомнил одного человека, который сдался, у которого остались страшные рваные шрамы на запястьях, которого я так любил, и которому сделал тогда настолько больно, что обезоружил его. Я лишил его тогда возможности бороться, я был так виноват. Был? Фрэнк, ты последняя скотина. Ты и сейчас виноват. Ты, Фрэнк, чуть не лишил его жизни тогда. Не он – ты. Считай, что это ты сделал эти глубокие порезы на его запястьях. На меня накатила волна ненависти к себе и искрометной любви к нему. Хотя, второе, наверное, было всегда. Я всегда делаю ему больно. Даже простое «отвали», сказанное грубо, казалось, оставляет небольшой след на нем. Царапину, порез. Что-то. А он бережет меня. Он почти не делает мне больно, а точнее, я не вспомнил ни единого раза. А я совершенно не берегу его. У меня в руках такое сокровище, такой дар, а я почти швыряюсь им. Преувеличиваю? Да нет, не думаю. Я взглянул на него, переведя взгляд на его, сейчас заметные, шрамы. Хочется кричать, рыдать, биться в истерике. Что-нибудь сделать с собой, чтобы прекратить быть мудаком. Но… - Доброе утро, - он чуть приоткрыл глаза, сонно, приторно-сладко улыбаясь. И все мысли вылетели из головы, так резко и быстро, словно их выбило снарядом, унося куда-то далеко от меня, достаточно далеко, чтобы я улыбнулся ему в ответ. - Доброе, - я тихо просмеялся, наморщив нос, потому что считал его, только проснувшегося, чем-то исключительным. Милым? Нет, я не люблю это слово. Наверное, трогательным. - Ты, - он сделался серьезным, вглядываясь в мое лицо, - ты думал о чем-то? – и я закатил глаза. - Знаешь, это пугает, когда тебя чуть ли не насквозь видят. – Он лишь усмехнулся, придвигаясь ближе ко мне. - Тому есть причина. Так о чем ты думал? Я надеюсь, ты не занимался тем, что думал снова о том, какой ты ужасный, - и я еще раз закатил глаза. - Нет. - Врешь. - Нет. - Снова врешь. - Черт… - Что опять? - Скажи, я делал тебе больно? - Фрэнк, господи! Да ты заебал! – Он закатил глаза, лихорадочно зарываясь под одеяло, чтобы, видно, прекратить разговор. Но я хочу знать. - Джер, тебе сложно? Мне важно, ну! Мне же еще херовее станет, если ты промолчишь… - Ладно, - откуда-то из-под одеяла раздался вздох. Он не спеша вылез из «укрытия», из-за которого на его голове сейчас было черт знает что, но эта растрепанность ужасно ему шла. - Ну? – Я выжидал ответа, словно знал, что он будет положительным. Будто бы он мог наорать на меня или упрекнуть, чего, конечно, он не сделает. Но я так этого боялся сейчас. – Я делал тебе больно? - Было дело. Только это зависит от того, какую боль ты имеешь ввиду. Если моральную, то я не буду отрицать, да. Но в тех случаях, не только ты был виноват, поэтому можешь не винить себя. Правда, не надо. А если физическую, то, – он сделал паузу, - один раз. - Черт, я все-таки мудак, Джер. - Нет, та физическая боль, ну, ты о ней, как бы, не знал. Она была неизбежна в любом случае. – Он придвинулся еще ближе, и я понял, о чем он говорил. - Тогда, да? В душевой больницы? – Он кивнул. И теперь я чувствовал себя и вовсе дерьмово. А Джерард, кажется, снова это заметил. - Господи, Фрэнк, ты себя слишком запариваешь! Послушай, - он чуть улыбнулся, кладя голову мне на грудь, и мне нравилось, как его красные пряди контрастируют с белой тканью футболки, словно светятся, черт возьми, - прекращай это. Ты никогда не был ужасным или плохим. Моральная боль, ха! Все делают больно, именно морально больно, это естественно. Моральная боль ужасна и отвратительна, я заметил, что ты любишь эти слова, только тогда, когда из нее ничто не выносят. Знаешь, урок. Видишь это? – Он продемонстрировал мне шрамы, о которых я думал совсем недавно, и я, нехотя, кивнул. – Это урок. Это по два напоминания на руках. Напоминания о том, что жизнь дорога. Со всеми ее проблемами, со всем ее дерьмом, она дорога и ее нужно беречь. Ведь не все, все-таки, дерьмо. Есть много чего хорошего. Если ты можешь вынести из этой моральной боли, о которой ты говоришь, урок, то это даже хорошо. Это опыт, Фрэнк, а опыт важен. А физическая боль, хм, единственный раз мне было адски больно с тобой физически. Но ты ничего не мог бы сделать, а если бы я сказал тебе, что мне будет больно, ты бы к чертям отказался бы, на века отгородил бы себя от этого, не желая делать мне больно. Я знаю тебя, уже достаточно хорошо. Тем более, что та боль быстро проходит, тем более, что… - Я не первый. – Кивнул я ему, видя, как он мешкает произносить эту фразу, давая понять, что ничего страшного от этого не произойдет. - Да, но первый раз был, если честно, по пьяни. Да, были проблемы с алкоголем, но я быстро ушел от этого. Я ничего уже не помню, но факт того, что у меня такое уже было, и хоть какой-то опыт, это помогает избавиться от боли еще быстрее. В общем, Фрэнк, не вини себя. Этого я хочу меньше всего. Правда, все нормально. Я бы не позволил причинить себе ту боль, о которой думаешь ты. Просто не вини себя. И все. Все в порядке, честно. – Он искренне улыбнулся. - Я просто хочу защитить тебя. - Я понимаю, но все нормально. От тебя защита не нужна, ты помогаешь. - Хорошо, - выдохнул я, черт побери, соглашаясь с его словами. Потому что я ощущал, что он был прав. - Вот и славно. Прекращай это, ты реально слишком давишь на себя. Просто… прекращай, - он оторвал голову от моей груди, посмотрев мне в глаза, - хорошо? - Хорошо. – Согласился я окончательно, потому что, я чувствую, что он прав. - Знаешь, - улыбнулся он, - здесь круче, чем в больнице. - Да что ты говоришь?! – Я рассмеялся. – Серьезно? Я и не догадался, я думал, что та койка, которая на одного-то мала, а мы в ней вдвоем спали, гораздо лучше, чем эта, блять, двуспальная кровать! – Он хихикнул, обвивая вокруг меня руки, протолкнув их мне под спину. - А кто знает? Знаешь, бывают такие дерьмовые кровати, что больничная койка, по сравнению с ними, просто рай. - Лично видел такие? - Лично спал на таких. - Вау, когда же? - Да давно уже, я ночевал в каком-то отеле недорогом, потому что родители снова хотели куда-то там меня пристроить, а я не особо, как понимаешь, хотел. Ну, в общем, это была самая дерьмовая моя ночь. Господи, я как вспомню, так мурашки по коже, - он чуть передернулся, и я улыбнулся, проведя пальцами по его руке. - Сейчас их нет, ты врешь. – Но он лишь пожал плечами, улыбаясь. - Единичный случай. - Ну ладно, ладно. Как спалось вообще? Тебя еще с утра отрубило. – Я приобнял его, подтягивая чуть выше к себе, на что он отреагировал немного странно. Он, кажется, покраснел. – О, Джерард, какая ты милая стеснительная девочка. - Пошел ты! – Он пробрался ладонями мне под футболку, сильно надавив ногтями на кожу в спине, отчего я зашипел. - Ах, ты стерва! Черт, ладно! - Прелестно. А спал я великолепно. Просто, ну, устал очень. Как эмоционально, так и физически. Как твой разговор с мамой? Прости, что меня вырубило тогда. - Да нет, ничего страшного, - я улыбнулся, заправив прядь его волос за ухо, - она… Черт. Она очень изменилась. Слава богу, что ты не видел ее «прошлую». Боже, я бы сгорел от стыда. - Да, кстати, я удивился, увидев ее. Просто тогда, в машине, ты описывал ее по-другому. - Да, я знаю. Я описал ее такой, какой помню. А тут… Она сказала, что помолвлена, и это он ее так изменил. - Надеешься, что она останется с ним? – Джерард внимательно посмотрел на меня, почти заставив перевести на него взгляд, что я и сделал, кивнув ему. - Да, Джер. Я надеюсь, даже хочу, чтобы она не сглупила и осталась с ним. С отцом то же самое. - Я думаю, что они разумны. Так что… Не волнуйся. – Я улыбнулся, снова кивнув ему, вызвав и его улыбку. - А сейчас мама твоя дома? - Эмм, нет. Она уехала. - Да, куда? - В Лос-Анджелес. - Куда?! – Он подскочил на кровати, и я сложил свои руки на животе, почему-то улыбаясь его реакции. - Да, она совсем, кажется, уехала. Вчера еще. - То есть… Стоп! То есть, мы тут одни? – Он сел на кровати возле моих ног так, чтобы мне было удобно на него смотреть. - Да. - Эмм, насовсем? - Пока да. - Охренеть. - Да. - Ты прекратишь? - Нет. - Фрэнк. - Что? - Фрэнк! - Я знаю, что я Фрэнк. Что? - Прекрати, - улыбнулся он. - Нет. - Фрэнк, блять. - Что? - Ты закончил? - С чего бы мне? - Затрахал. - Еще не успел. - А хочется? - Бывает. - И часто? - Не слежу за этим. - Ты идиот. - Нет. – Улыбнулся я. - Фрэнк, ебаный в рот, Айеро! Ты прекратишь это дерьмо или нет?! - Зачем? - Блять, заткнись! - Нет. - Я если я заткну? - Не заткнешь. - Заткну, спорим? - Не заткнешь. Спорим. На что? - Заткну, я сам потом выберу. - С чего ты взял, что ты выигр…. - Потому что, блять, - перебил он меня, действительно заткнув, за секунду прильнув ко мне всем телом и прижавшись к моим губам, не оставляя мне никакого выбора, кроме как разомкнуть губы, чтобы впустить его язык. Я дал себе ощутить, как он улыбается, прикусывая мою губу. Чертов засранец. Я проиграл. Но, мягко говоря, мой проигрыш неплох. Я улыбнулся, прижимая его сильнее к себе, отчего ему пришлось лечь на меня, запуская тонкие пальцы мне в волосы. Он снова прикусил мою губу, и я заметил, что он очень любил это делать. Но мне нравится это, поэтому я не смею перечить, а лишь позволяю ему терзать острыми зубами мои губы. - Фрэнки, - проговорил он мне в губы, улыбаясь. - Да? – Я тоже не сдержал улыбки, оторвавшись от него, чмокнув его в нос, напоследок. - Мне нужно в душ. Ты-то, я смотрю, помылся вчера, а я нет. - Ну, нет, - проговорил я, сгребая Джерарда, который залился смехом, в охапку. Обвивая его ногами и руками, крепко-накрепко прижимая к себе, совершенно не желая отпускать. - Ну, Фрэнки, - протянул он, делая безуспешную попытку вырваться, - ну пусти, а? - Не хочу. – Я улыбнулся ему в шею, чуть крепче сжав в объятиях. - Хэй, полегче! Я задохнусь так, - усмехнулся он. – Ладно, Фрэнки, пусти, ну же! – Он осторожно поцеловал меня в щеку, отчего в животе, наверно, порхают бабочки. А скорее, они бьются там, в эпилептических конвульсиях от счастья и не знаю еще от чего. - Ладно. – Я улыбнулся, выпустив его, но он не спешил уходить, а обнял меня, только после этого оторвавшись и сев на кровати. - А, ну, во что мне переодеться? - Ох, ну, у тебя там, кажется, была одежда. Сумка там, - я указал пальцем на шкаф в комнате, - а вообще, тебе нужно будет позвонить Майки, узнать, когда твоих родителей не будет дома, ну, и забрать вещи твои. - Сделаем, - он улыбнулся, - слушай, мне же в школу возвращаться нужно, да? - Конечно. - А ты? - Мне уже нет смысла доучиваться. Поступать куда- либо тоже бессмысленно. Цель для меня – найти работу. Да такую, чтобы со всеми моими татуировками меня взяли. - А образование? - Джерард, я запорол свое это «образование» уже очень давно. - Ладно, надо будет спросить у Майки, знакомых у него много, может, чем помочь сможет. - Твой брат не кажется мне четырнадцатилетним. По поведению, ему столько же, сколько и нам. - Ну, его тоже жизнь воспитывала. Родители не только меня не замечали. Его тоже, - Джерард пожал плечами, вздохнув. - Ох, не расстраивайся, Джер, хорошо? Давай, иди в душ. Он ничего не сказал, лишь улыбнулся и, взяв вещи, ушел мыться. Джерард звонил Майки, и тот, наверное, даже слишком обрадовался, узнав, что до Джера не так далеко ехать. Он попросил Майки узнать, возможно ли вернуться в школу, и, конечно, просил вызнать про родителей. Парнишка обещал приехать к нам, отчего Джерард воссиял. Весь день мы особо ничего не делали. Дурачились, пытали телевизор, разговаривали. Мы не особо-то активны, устроив себе что-то типа отдыха. И, вроде бы, нас обоих это устраивало. Ближе к ночи, мы вернулись в комнату, где оставили не заправленную кровать, на которую и упали, рассмеявшись. Он заметил тогда гитару, спросив, играю ли я, что было очевидно. Он знал толк в инструментах, потому что рассказал все признаки того, что моя гитара не дешевая подделка. Он знал, черт, знал действительно много об этом. И я был этому рад, потому что не очень-то люблю объяснять. И он проговорил о разном довольно долго, но, когда я заметил, что он стал клевать носом, я остановил его, уговорив лечь все-таки спать. И он не стал перечить. - А знаешь, я еще не выбрал подарок, - улыбнулся он, выключая свет и забираясь в кровать. - Вообще, знаешь ли, это было нечестно! - Честно. Я же заткнул тебя? - Ты знал, что я не удержусь. - Знал. Поэтому и выиграл. – Он гордо задрал нос, ложась рядом и обвивая руками мою талию. - Ладно, стратег. И что же ты выбираешь? – Я тоже обнял его, на что он как-то смущенно улыбнулся, чуть покраснев, отчего тут уже я не мог не улыбнуться. Такой Джерард – это что-то отличное от всего. Он невероятно разносторонний. Порой, мне кажется, что у него какое-то заболевание. Он не может оставаться тем или иным Джерардом долго. Стеснительный, похотливый, резкий. Разный. Очень разный. И сменяется все это внезапно. И мне это даже нравится. Его разностороння натура, она только его. - У меня времени навалом, чтобы выбрать. Я предупрежу, не волнуйся, - он прижался губами к моей щеке, улыбаясь, вызывая у меня, почему-то, смущение. Что он со мной творит, кто бы знал. – Спокойной ночи, Фрэнки. - Спокойной ночи, - я улыбнулся, радуясь тому, что из-за темноты не видно покрасневших щек, и покрепче обняв его, довольно быстро заснул. Чертов Джерард. Как же сильно я его полюбил…