Божьи мельницы мелют медленно, но верно

      — Яков Платоныч, — доложил вошедший дежурный, — к вам тут дама…       — Проси, — поднял голову от бумаг Штольман.       В кабинет деловым шагом вошла элегантно одетая дама с тростью в одной руке и докторским саквояжем в другой. В присутствии такой дамы — так и хотелось назвать её на английский манер «леди» — сидеть было просто неприлично, и начальник сыскного отделения, и его молодой помощник невольно вскочили и оправились. Антон Андреич подумал, что давно не стригся и утром плохо побрился, а Штольман поспешно застегнул сюртук на все пуговицы.       Дама чуть улыбнулась. Видно, она знала о том, впечатлении, которое производило её появление. Поставив трость в стойку при вешалке и саквояж на стул перед столом Коробейникова, она позволила Антону Андреевичу подхватить её пальто и представилась:       — Корсак, Дарья Васильевна. Врач-акушер. Вызывали?       — Да… вызывали! — приходя в себя, улыбнулся Яков. — Штольман, Яков Платоныч, начальник сыскного отделения.       — Специалист-акушер?! — поразился Коробейников.       — Вас удивляет, что акушер — женщина? — повернулась к нему дама и улыбнулась.       Антон Андреич покраснел:       — Простите… я… не хотел… то есть… — растерянно произнёс он.       — Мой помощник, — поспешно добавил Яков.       Помощник взял себя в руки и церемонно произнёс:       — Коробейников, Антон Андреич, — и замер, глядя во все глаза на удивительную даму.       Дама вопросительно обернулась к Штольману.       — Мы не ждали вас так скоро, — объяснил общее замешательство Яков. — Прошу садиться, — он подвинул стул гостье и сел на соседний напротив неё.       — Зачем вам акушер? — поинтересовалась Дарья Васильевна. — Ваш доктор не достаточно квалифицирован?       — Достаточно, но обстоятельства смерти роженицы таковы, что… — развёл руками Яков. — В общем, доктор сам порекомендовал пригласить вас.       — Понятно, — Корсак оглянулась в поисках графина с водой. Ей очень хотелось пить. Графин обнаружился на столике у окна, выходящего на улицу. — Можно мне воды?       — Конечно, — Яков хотел было встать, но передумал. — Может, чаю?       — Не откажусь, — согласно кивнула Дарья Васильевна.       — Антон Андреич, будьте любезны, попросите дежурного организовать нам чай… Антон Андреич! -       А?.. — дёрнулся Коробейников. — Да-да… конечно… Дежурный!       Крик получился такой громкий, что, кажется, стёкла зазвенели. Помощник снова мучительно покраснел. Дежурный нарисовался в дверях мгновенно:       — Слушаю!       «Небось, за дверью стоял — подслушивал!» — подумал Штольман.       — Чаю нам принесите, — велел он. Дежурный кивнул и исчез. — Сядьте, Антон Андреич.       Коробейников поспешно сел за свой стол, переложил бумаги в стопку, поправил ручку на чернильнице, смахнул со стола видимые только ему крошки и сжал руки на столешнице.       «Словно ученик на уроке», — усмехнулся про себя Яков.       — Я узнала о телеграмме ещё до того, как она легла на стол тверского полицмейстера, — спокойно сказала Дарья Васильевна. — Начальник телеграфа — мой сосед и хороший знакомый. Он прислал мне записку. И к приходу курьера из управления, я уже была готова выехать в Затонск. Благо поезд как раз на Москву шёл. Так что ничего удивительного и мистического в моём появлении нет.       — Ясно, — кивнул Яков.       Вошёл дежурный с подносом, на котором стояли четыре стакана в подстаканниках, за ним в кабинете появился Трегубов. Полицейские встали. Коробейников перехватил поднос и водрузил его на свой стол.       — Господа, вы почему… — начал полицмейстер, оглядывая присутствующих, и, увидев Дарью Васильевну, расплылся в улыбке. — Представьте меня даме, Яков Платоныч.       — Позвольте представить, начальник полицейского управления Затонска, полковник Трегубов…       — Зачем так официально, Яков Платоныч? — прервал полицмейстер Штольмана. — Можно просто — Николай Васильевич, — и галантно поцеловал даме руку.       — Корсак, Дарья Васильевна. Ожидаемый нами акушер из Твери. По делу умершей роженицы, — пояснил Яков и сел за свой стол, уступив стул полицмейстеру.       -Ах, вот как! — протянул Трегубов, садясь напротив Дарьи Васильевны. — Если бы все акушеры были столь прекрасны, как вы, честное слово, сам бы рожал.       — Вам бы это не понравилось, Николай Васильевич, но за комплимент спасибо.       — Вы достойны и более высокопарных комплиментов, Дарья Васильевна. — Трегубов повернулся к стоящему у своего стола Коробейникову. — Антон Андреич, угостите же нашу гостью чаем…       …Через десять минут Трегубов ушёл «в надежде на новую встречу с прекрасной дамой», сказав подчинённым традиционное «работайте», и все расслабились. Дарья Васильевна мешала ложечкой в стакане. Штольман рассеянно вертел на столе свой стакан. Антон Андреич предложил варенье, оно было с благодарностью принято, что снова заставило помощника покраснеть, теперь уже от удовольствия.       — Вы разрешите мне поговорить с женщинами? — нарушила молчание Корсак. — Мне они, возможно, больше скажут, чем вам.       — Возможно, — задумчиво ответил Яков. — Но лучше это сделать после экспертизы. Вы будете знать, виновны ли они или нет. — Он глянул на часы. — Доктор Милц собирался зайти с заключением. Вот с ним вы и…       Дарья Васильевна громко стукнула ложечкой о стенку стакана, потом аккуратно поставила его на стол Штольмана и, не подымая глаз, спросила:       — Милц?       — Да. Это наш затонский доктор.       Чуть помолчав, Дарья Васильевна, спросила:       — Александр Францевич?       — Да. А вы с ним знакомы?       На лице Дарьи Васильевны появилось какое-то странное выражение: словно она колебалась, признать или нет своё знакомство с «затонским доктором».       — Вы где остановились, Дарья Васильевна? — спросил Штольман, сообразив, что рабочий день подходит к концу, на улице уже темнеет, а дама сразу с поезда…       — Пока нигде. Думаю, в гостинице. Это возможно?       — Конечно. Вас проводить? Антон Андреич…       — Я найду, не беспокойтесь, — ответила Корсак, вставая. Штольман тоже встал и хотел было… Но Коробейников первым подскочил и подал ей пальто. — Спасибо, Антон Андреевич. Вы очень галантны.       Яков, усмехаясь, переглянулся со смущённым Коробейниковым: сегодня помощник получил комплиментов на месяц вперёд.       Дверь в кабинет распахнулась.       — К вам доктор Милц, — доложил дежурный.       — Проси, — кивнул Яков.       Милц вошёл со словами:       — Яков Платоныч, как и обещал, забежал с заключением… — увидев даму, стоявшую к нему спиной, доктор замолчал и вопросительно посмотрел на Штольмана. — Я вам помешал? Извините…       — Нет, нет, Александр Францевич, мы только что вас вспоминали.       — Я так и подумал, — совершенно серьёзно сказал Милц, — мне как-то особенно икнулось, когда я входил в управление.       Он пристроил на стул у окна свой саквояж с тростью и повернулся к даме, сняв шляпу.       — Разрешите представить вам… — начал Яков.       Дарья Васильевна повернулась и прямо взглянула до доктора:       — Здравствуйте, Александр… Францевич.       Доктор, подхвативший её руку и уже склонившийся, чтобы поцеловать, замер и поднял глаза. Лицо его попеременно побледнело, покраснело, снова побледнело…       — Даша… Дарья Васильевна? — наконец выговорил он…       …Александр Францевич был ошеломлён, поражён, оглушён… Он был уверен, что больше никогда её не увидит. Но вот она, та самая Даша, стоит перед ним и смотрит на него, словно спрашивая и требуя ответа, а он… он стоит, сжимая её руку, и не знает, что сказать, как ответить на невысказанный вопрос…       Милц моргнул и, опомнившись, отпустил её руку. Оглянулся: в кабинете они были одни. Когда и куда делись Штольман с Коробейниковым, доктор не заметил. Глянул на часы: много ли времени прошло, как он тут стоит и… поймал себя на мысли, что трёт лоб. При их последней встрече он ещё не был лыс, как коленка… Господи, о чём он думает?! Он сдёрнул очки, не нашёл чем протереть стёкла и снова надел их. Вот она, Даша, не мечта или видение, а вполне себе живая, стоит перед ним…       — А вы меня помните? — улыбаясь, говорит она.       Боже мой, как он мог её забыть?! Вот сейчас, глядя на неё, слыша её дыхание, слушая её голос, ощущая аромат её духов, он вдруг понял, что никогда её не забывал. Она жила в его сердце все эти двадцать лет.       — Как можно вас забыть, Да… рья Васильевна, — прохрипел он и, прокашлявшись, снова глянул на часы. Ему казалось, что прошла целая вечность с того момента, как он увидел Дашу, а часы свидетельствовали, что минуло всего лишь несколько минут.       — Мы будем стоять или присядем?       — Да-да, конечно, — заторопился Милц. — Садитесь, Дарья Васильевна, прошу.       Он метнулся к окну за стулом и, подойдя, увидел стул напротив Даши, вернулся к окну, забыл, зачем, и снова подошёл к столу. Даша улыбалась, следя за его метаниями по кабинету. Милц поставил стул и сел. Ему показалось, что далеко, и он придвинулся. Теперь показалось, что слишком близко, и он резко отодвинулся, чуть не сломав ножки у стула.       Даша негромко рассмеялась:       — Не волнуйтесь так… Саша.       — Я выгляжу глупо, — обречённо сказал доктор и сдёрнул очки.       — Нет. Вы выглядите как человек, не ожидавший встречи.       — Вы правы… Даша. Я не ожидал увидеть вас сейчас, здесь… А как вы здесь оказались, позвольте спросить? — Милц нацепил очки и вопросительно взглянул на Дарью. Встретив её взгляд, отвёл глаза.       — Меня вызвали телеграммой.       — Вызвали? Зачем? Простите, я не должен спрашивать. Это полицейские дела…       — Полицейским потребовался специалист-акушер.       — Так вы… Корсак?! — изумился Милц.       — Да. А что вас так удивляет? Что акушер — женщина или что акушер — это я?       — Нет, нет… ничего. — Доктор снял очки, не нашёл, чем протереть, повертел в руках и вернул на прежнее место. — Просто я думал… Это не важно… Так вы к нам на экспертизу. Умершая у меня в мертвецкой. Можно её осмотреть завтра, в девять, если вам будет удобно.       — Мне будет удобно завтра, в девять, в мертвецкой…