Божьи мельницы мелют медленно, но верно

      У Анны всё валилось из рук. Сегодня Яков был просто невыносим. Утром, уходя на службу, он забыл поцеловать её. На обед не пришёл и записку не прислал, и она обедала в одиночестве, почти не чувствуя вкуса еды. Вечером она встречала его в прихожей. Он отстранённо спросил, как она себя чувствует, холодно чмокнул её в щёку и даже не заметил, что она по-другому заколола волосы и надела новую кофточку с вортничком-бантом. За ужином Штольман на её вопрос «как соус?», к которому он даже не притронулся, ответил «как всегда, вкусно, дорогая», вместо одной выпил две рюмки коньяка и ушёл в «кабинет».       Анна ещё задержалась в столовой. Макаровна и Татьяна решили, что барину еда не понравилась, и расстроились. Успокоив прислугу, Анна поднялась в библиотеку к мужу. Он, задумавшись, сидел за столом и тасовал карты.       — Можно к тебе, Яков?       — Да, дорогая, — очнулся от своих мыслей Штольман и придвинул второй стул. — Садись. Что-то случилось?       — У меня нет, и в доме всё хорошо. — Анна села и протянула руку мужу. — А у тебя?       — А у меня… — Яков бросил колоду на стол и сжал руку жены. — Не складывается у меня, Аня, ничего. Даже не знаю…       — Сложное дело?       — Да нет, вроде всё просто. Красавица горничная стала любовницей некоего… «его сиятельства». Забеременела. Её привезли к повитухе, когда она начала неожиданно рожать…       — Почему «неожиданно»?       — На восьмом месяце.       — И что с ней стало?       — Она умерла. Но вела она себя при родах как-то странно: словно её чем-то опоили…       — То есть её убили?       Штольман с силой потёр затылок.       — Я думаю, да. Возможно, горничная шантажировала любовника, или требовала денег, а он не хотел платить. Вот он и избавился… Я так думаю… Но…       — Никто, кроме тебя, так не считает?       — Доктор Милц не отрицает возможности такого намерения, но и подтвердить ничем не может. Нет в организме роженицы никаких следов… — Яков прижался щекой к руке жены и закрыл глаза. — Как бы мне хотелось, Аня, наказать хотя бы одного сиятельного негодяя за содеянное!       — А ты уверен, что горничная была… несчастной жертвой?       — О чём ты говоришь, Аня?! — вскинулся Штольман. — Она может быть только жертвой!       — Не скажи, Яков. Вот мне снился сон про тоже горничную и тоже любовницу «его сиятельства». Так она сама хотела «красивой жизни», и ребёнок ей был не нужен: родив, она хотела отдать его в сиротский дом…       — Это кошмарный сон, дорогая, — целуя руку жене, улыбнулся Штольман и подумал, как хорошо, что есть человек, с которым он может поделиться своими сомнениями. И этот человек — его жена.       Анна улыбнулась в ответ:       — Ты сказал, что горничная была красавица…       — Да, была, — и Яков вынул из кармана сюртука фотографию и, помедлив, протянул жене. — А тебе в твоём положении…       — Ты забыл: я уже видела трупы… — и Анна решительно взяла карточку, вгляделась, и лицо её стало печальным. — Я во сне видела именно её…       — Что? — Яков всмотрелся в лицо жены. Оно было серьёзно, а глаза блестели слезами. — Ты уверена, что именно её?       — Да. Её зовут… звали Ксения.       Яков потёр подбородок, забрал у жены карточку и положил её на стол обратной стороной вверх       — И что она… хотела?       — Она сказала: «Оставьте меня в покое».       Яков откинулся спинку стула и снова взял жену за руку. Он молчал долго, машинально гладя тыльную сторону ладони Анны большим пальцем. Наконец, лицо его разгладилось, и он взглянул на жену, словно увидел её впервые.       — Ты поменяла причёску, — сказал Яков, улыбнувшись, — и надела новую кофточку. Тебе очень идёт…       Анна вздохнула с облегчением и тоже улыбнулась…