Божьи мельницы мелют медленно, но верно

      Николай Васильевич Трегубов выглянул из кабинета в приёмную. При виде начальства полицейские вытянулись, и полицмейстер махнул рукой — вольно. Дежурный на месте, дознаватели работают, клетка не пустует, пальма полита… И придраться не к чему. Дожили… Из коридорчика, что вёл в сыскное отделение, вышел Штольман с бумагами. Вот его-то Трегубову и надо…       — Яков Платоныч, зайдите ко мне…       Штольман вошёл и присел на стул у стола полицмейстера. Он как чувствовал, что его вызовут. Третий день кончается, а результата по делу нет…       — Ну-с, Яков Платоныч, что по умершей роженице?       Штольман вздохнул и рассказал.       Полицмейстер, не перебивая, внимательно выслушал своего подчинённого. Зная Штольмана, Трегубов был уверен, что тот всё раскопал и наверняка был прав в своих выводах. Но… Ещё свежи были воспоминания о декабрьских событиях прошлого года: язвительный Уваков, потерянная Анна Викторовна, расстроенный Коробейников, деловитый Варфоломеев и не понятно куда пропавший Штольман…       — Вы уверены в ваших выводах, Яков Платоныч?       — Да, — кивнул тот.       — Вы абсолютно уверены, что все события напрямýю связаны с посещением Затонска той… особой? Вы не подумайте, Яков Платоныч, что я сомневаюсь в вас. Я очень серьёзно отношусь к тому, что вы мне рассказали. Кстати, вы выяснили имя усопшей?       — Самсонова Ксения Андреевна, двадцати двух лет. Из тверских мещан. Работала в водолечебнице горничной. Проживала в Затонске по адресу…       — Да-да, я знаю вашу дотошность, я бы сказал, скрупулёзность во всём, что касается дела… Но… Яков Платоныч, у вас есть бесспóрные доказательства причастности названного вами лица к смерти Самсоновой?       — Нет, — вынужден был признать Штольман.       — Вот видите, — мягко сказал Трегубов, понимая, как тяжело Штольману признавать очевидное. — Ничего криминального в смерти нет. Ведь так?       — Так, — вынужден был согласиться Яков.       — Тогда зачем? Яков Платоныч, подумайте сами. Зачем вам… нам эта головная боль? Несчастный случай! Сплошь и рядом бывает, как сказал доктор Милц. И акушер, кстати, это подтвердил. В смысле подтвердила… Ведь так?       — Так, — снова признал Штольман.       — Жалко вам Самсонову эту, молодая ещё… И мне жалко. Но что поделаешь? Бывает, Яков Платоныч… Я вас понимаю: безнравственность, совесть и всё такое… Так Бог судил. Это всё к Нему, Яков Платоныч. «Мне отмщение, и Аз воздам», как Им сказано… А мы по криминалу работники. А в этом деле криминала нет — и дела, стало быть, нет. А на нет, сами знаете…       — Знаю, Николай Васильевич, всё знаю. Но мне хотелось бы…       — Всё, Яков Платоныч, — Трегубов встал, показывая, что разговор окончен. — Дело закрывайте и — в архив.       Штольман тяжело поднялся и вышел. В дверях кабинета его нагнал голос полицмейстера:       — И не вините себя, Яков Платоныч. Вашей вины здесь нет и быть не может. Стечение обстоятельств…       Штольман кивнул и вышел. Придя в кабинет, кинул бумаги на свой стол и сел на стул перед ним.       Перебрав в уме весь разговор с Трегубовым, Яков был вынужден признать правоту начальника. Даже если Самсонова была любовницей его светлости и он отец ребёнка, к их смерти он не имеет никакого отношения… Его человек привёз Ксению к повитухе, оставил деньги и… всё. Он тоже никак не причастен к её смерти… Домна Михайловна сделала благое дело, и не её вина, что ребёнок умер… Пустылиха… О подпольных абортах все знают. Даже Милц. А куда прикажете деваться девочкам из Заведения Маман?.. И повитухе тоже не предъявить обвинения: она ничего не успела дать роженице… Анна опознала Ксению Самсонову как девушку из сна. «Оставьте меня в покое», — сказала та. Может, правда, оставить всё, как есть?..       — Яков Платоныч, — прервал мысли Якова Коробейников, — что с делом Самсоновой?       — Закрывайте, Антон Андреич, — решительно сказал Штольман. — Напишите рапорт, и дело — в архив…