***
Черный остановился на пару ступенек ниже Сфинкса и, кивнув куда-то в сторону, предложил: — Отойдем. На пару слов. Сказано это было вполне миролюбиво, но Сфинкс взбрыкнул: — Шавкам своим командуй! Черный глянул на Сфинкса, как смотрят на чужих избалованных детей, которые капризничают в общественных местах, и терпеливо добавил: — Это про Волка. Упоминание ушедшего вожака возымело абсолютно противоположный эффект, чем тот, на который надеялся Черный. — Мне все уши прожужжали Волком. С самого утра! — Сфинкс шипел, как самый настоящий кот. Больше всего на свете он хотел забить Черного ногами прямо здесь, на лестнице. Сам понимая, что это глупость, Сфинкс считал Черного виновным в болезни Волка и в том, что в Доме сейчас неспокойно. И это неспокойствие никак не устранить, не уменьшить. Оно будет накатывать сильнее и сильнее, чтобы в последнее лето смыть их всех, не разбирая, кто правый, кто виноватый. Краем глаза Сфинкс отметил пару Логов, которые замерли в предвкушении разборок между двумя вожаками, один из которых стал вожаком только сегодня, а у другого, возможно, сегодня последний день вожачества. Сфинкс выдавил из себя улыбку — сорваться в драку сейчас — значит точно загреметь в Клетку. Найдутся добрые люди, которые не поленятся донести самому Акуле. А окажись теперь они с Черным в Клетке в Самую Длинную, то, вероятно, выйдут они в совсем другой Дом. Большой Кот постарался улыбнуться еще более дружелюбно (специально для Логов) и, покосившись на свиту Черного, процедил: — Разумеется, Черный. Я с удовольствием побеседую с тобой. В ясных голубых глазах Песьего Вожака читалась мысль, что если раньше у него имелись некоторые сомнения относительно адекватности Сфинкса, то сейчас они развеялись без следа, оставив твердую уверенность, что Сфинкс — псих и неадекват. Ну, а чем еще можно объяснить, что пять секунд назад он орал дурным голосом, а сейчас копирует улыбку Джоконды? Но в слух Черный ничего этого не сказал, а просто махнул рукой, и его Псы скользнули куда-то вниз. — Пойдем, — коротко бросил он Сфинксу. И в очередной раз Сфинкс подивился тому, что хоть его и бесит командный тон Черного, бесит его лаконичность, его самоуверенность (о, он всегда знает что правильно, а что нет и как сделать так, чтобы неправильное стало правильным!), да и вообще весь Черный, но не подчиниться ему невозможно. Можно попробовать огрызнуться, но все равно выполнишь требование Большого Пса. А еще, идя за Черным по домовским коридорам, Сфинкс думал, что они все — такой правильный и справедливый Черный, такой умный и решительный Волк, хитрый и отчаянный Леопард, да и он сам, просмотрели, недооценили Помпея. Ведь никому и в голову не могло прийти, что парнишка, с восхищением взиравший на своего вожака, в один не очень прекрасный день бросит этому вожаку вызов. Кто знает, сколько Псов поддерживают Помпея? А Волки? Есть ли среди них те, что хотят видеть Помпея единственным Хозяином Дома? Сфинкса передернуло от таких мыслей. Черный остановился возле какой-то полуподвальной кладовки, поковырял в замке, и дверь лениво, со скрипом, напоминавшем вздох усталого человека, приоткрылась. Кладовка была забита рухлядью, но эта рухлядь была сдвинута в сторону, освобождая небольшой пятачок, на котором стояли комод, стул и стол. На столе валялся распотрошенный машинный двигатель и какие-то инструменты. — У тебя здесь что — пыточная камера? После круга будешь своих Псов на дыбе пытать? — озираясь поинтересовался Сфинкс. — Ты говоришь, как Волк, — отметил Черный, — но можешь считать, что это мой кабинет. Хорошо думается, не лезет никто. Болтают, что здесь в стены замурованы то ли бывшие воспитанники, то ли какие-то монахини. Ты веришь в эти сказки, Сфинкс? — В эти — нет. — А в эти? — Черный вытащил из кособокого комода смятую тетрадь по алгебре и сунул ее Сфинксу. Тетрадь Сфинкс узнал, правда, на его памяти она была полупустой, а сейчас в ней не было чистых страниц. Значит, Волк много писал в Могильнике. Было интересно, как тетрадь попала к Черному и какого черта, он читал записи, ему не предназначенные, но Сфинкс с вопросами не торопился. — Вчера ночью Серый валялся под дверьми моей стаи, — Черный тяжело опустился на колченогий стул, который казалось вот-вот развалится под тяжестью Большого Пса.— Сбежал из Могильника и нес какой-то бред. Сфинксу отчаянно хотелось курить, но утром Ральф ему даже толком одеться не дал, не то что прихватить сигареты. Раздражаясь за неторопливую манеру речи Черного, Сфинкс вышагивал из одного угла в другой, стараясь не поддаться растущей злости. — Оглядываюсь, а его и след простыл. Только тетрадь валяется и болотом пахнет, — редко, ох, как редко Черный выглядел таким изумленным. — А ты не думал, что он просто зашел в ближайшую спальню? — Я, по-твоему, идиот?! — возмутился Черный. — Я проверил. После этого его никто не видел. Его нет в Доме. — Значит, ты — последний, кто видел Волка. Так может, ты его убил и замуровал под шумок в этих подвалах? — Сфинкс прищурился, наслаждаясь реакцией Черного. Тот подскочил так, что стул грохнулся. Черный замахнулся, но тут же безвольно опустил руку и в пол-голоса пробурчал: — Да пошел ты… В детстве тебя надо было придушить, гаденыша. Сфинкс оторопело посмотрел на Черного. — Почему ты меня ненавидишь, Черный? — задавая вопрос, Сфинкс ожидал отговорок в духе «Да ты что? Глупости не говори» или еще что-то такое же лицемерное. Но Черный был откровенен до зубовного скрежета. — Из-за Лося. Из-за Волка. Мы из Дома-на-море вернулись, а Лось нам тут же втирать начал, дескать, новенький у нас, такой замечательный мальчик и мы все должны его не обижать и помогать ему, — Черный помолчал, потом повторил с нажимом, — должны не обижать и помогать. Сука! — непонятно на кого выругался Черный и саданул кулачищем по древнему комоду. — Черный, слушай, — начал было Сфинкс. — Нет, это ты слушай! Лось умер и было это все давным-давно, но Волк! Волк-то каждый день перед глазами. И не в моей стае! Весь этот раскол в Доме из-за твоих прихотей! — Ты рехнулся?! Ты же сам нас из Хламовника выставил! Передал приказ через этого ублюдка Пышку! И даже если бы мы не ушли тогда, Волк все равно собрал бы свою стаю. Рано или поздно. Ты просто плохо его знаешь. — Это ты плохо его знаешь, — спокойно-веско заметил Черный. — Читай, может, пригодится, — кивнул он на тетрадь, сжатую в сфинксовой грабле. — И дверь запереть не забудь, — бросил он уже с порога. Оставшись один, Сфинкс поднял стул, присел на продавленное сиденье и постарался свыкнуться с новым положением вещей. Во-первых, Волк нарушил данное ему, Сфинксу, обещание и ушел на Ту Сторону. Во-вторых, теперь он — Вожак половины Дома и, скорее всего, это придется доказывать не раз и не два. В — третьих, Черный со своими признаниями. Необдуманный поступок Лося мало волновал бывшего Кузнечика, а вот то, что Черный, оказывается, обвиняет его в расколе Дома, а Волк доверял Черному что-то, что не мог доверить ему… Сфинкс запутался в происходящих событиях, а тут еще металась мысль о Самой Длинной, причем эта мысль звучала сочным голосом Помпея. Сфинкс с досады плюнул на пол и начал листать тетрадь. Логарифмы, стихи, оскаленная морда самого Волка (вроде, рисунок Курильщика), Баллада о лете… Внимание Сфинкса привлекла какая-то сказка о Рыцаре, прогневавшем богов. Сфинкс долго вчитывался в быстрые, острые Волчьи слова, пока его не ошарашила фраза «и приказал Рыцарь закопать те стальные зубы у самой границы Леса…». Сфинкс покачнулся и чуть не свалился со стула. Голова закружилась, а во рту мгновенно пересохло. «Маленький ублюдок!» — рявкнул голос из Не Здесь. Сфинкс попытался отогнать давний кошмар, но этот кошмар получил продолжение, которое пряталось вот тут, в нерассказанной правдивой сказке его лучшего друга. «Волшебным зельем Чудовище лишили сил, и не мог он пошевелиться, видя это наемники, по приказу Рыцаря вырвали его зубы и отдали их Рыцарю, а Чудовище облили с головы до ног кровью с бойни и выпустили псов лютых, что не признали своего хозяина и жрали его живого. А после, тех псов повесили возле пещеры…». Сфинкса трясло, к горлу подкатывала тошнота, оставалось поблагодарить Черного за выбор места для беседы — здесь даже не было слышно привычных звуков Дома, людских голосов, музыки, шагов и скрипа колясок. Сфинкс был один на один с ужасом шести лет, проведенных на Изнанке. О Стальнозубом знал только Волк. Сфинкс вспомнил, как вожак выспрашивал подробности, детали, номер пикапа… «И Рыцарь в уплату обещал открыть наемникам Дорогу, но не достойны они были и Рыцаря настигла кара…». Дальше листы были выдраны. Сфинкс прошелся по комнате, прислонился разгоряченным лбом к прохладной стене, но стена стала расплываться, пространство пошло рябью. «Нет! Не сейчас!» — чуя, что проваливается, непонятно кому взмолился Сфинкс и заметался из угла в угол, подгоняемый своими мыслями. Он рассказал Волку не все. Утаил самое страшное. Непроизносимое. То, что нельзя было знать ни Волку, ни кому-то еще. Он не рассказал то, чего Кузнечик боялся больше собак и почему теперь Сфинксу были так важны ласки Рыжей, ее обжигающее тепло. Он изо всех сил надеялся, что ее прикосновения навсегда сотрут воспоминания о прикосновениях другого, тяжести дурно вымытой туши, вони пива, лука и плохо прожаренного мяса. Липкая ручища, хватающая его за волосы, утробный гогот: «Ты прям Златовласка»… Кузнечик возненавидел свои волосы… И боль, грязно-красная, унизительная… — Это ты — ублюдок! Тварь! Жаль, что я не видел, как тебя жрали твои выблядочные псы! — Сфинкс орал во всю глотку, ногами круша и без того разваливающееся барахло. Ящики комода вывалились, в одном из них обнаружилось гнездо с новорожденными розовыми мышатами. Мама мышь пискнула и постаралась собой прикрыть малышей. Сфинкс тупо смотрел на них, понимая, что за своей истерикой он упустил главное. Он еще раз перечитал последние строчки: "…и Рыцаря настигла кара».***
В прошлом году Самая Длинная полностью оправдала свое название. Валет утверждал, что она не закончится никогда, Табаки угрюмо ему поддакивал. Волк где-то пропадал с самого вечера, а вернулся только на утро, когда нездоровое багровое солнце уже разгоняло кошмары Той Ночи… «Вернулся» — громко сказано. Крыса и Леопард волоком втащили вожака в спальню и швырнули на пол, следом ввалился едва держащийся на костылях, бледный, с трясущимися руками, недавно перепрыгнувший Лорд. Волк порывался куда-то бежать, отбивался от державших его и скрежетал зубами. — Козлина чертова! Псих отмороженный! — ругался Леопард, который, по общему мнению, сам был еще тем отмороженным психом. — Да какого хера я согласился?! — Волк! Что с ним?! — метался Сфинкс, готовый обвинить всех в том, что угробили Серого. — Что встали?! Шакала и Тень найдите! И быстро! — Крыса единственная сохранила минимум самообладания. — Он опять проваливается! — взвизгнула она. Вшивая металась по предплечью и, кажется, хотела сбежать. Волк был без сознания. Точнее — его сознание было не здесь. А то что было здесь, в ошметках содранной человеческой кожи и серой звериной шкуры, исхлестанное, искусанное Теми-Кого-Не видно, на глазах синело и забывало дышать. Леопард и Лорд придерживали Серого, Крыса периодически лупила его по щекам и орала: «Стой! Не слушай Его! На мой голос иди!». На Сфинкса эти трое старались не смотреть. Шакала и Макса нашли быстро, они играли в карты в спальне Сиамцев. Макс притащил ящик с травами и настойками и сразу кинулся к лежащему на полу вожаку. Шакал, на удивление, без лишних слов, метнулся к своей тумбочке, вытащил грязную зеленую коробочку, внутри которой что-то пересыпалось и швырнул ее Тени. Тень схватил коробку, но, когда стал открывать, Волк завырывался сильнее и вышиб ее из рук, по полу рассыпались маленькие темно-красные зернышки. Леопард страшно выругался. Табаки подобрал пару зерен и подполз к Волку. — Пасть ему раскройте! Вот эта слаженность действий, отсутствие обычной суеты, а главное — понимающее и суровое молчание Табаки напугали Сфинкса больше, чем сам Волк. Зернышки помогли. Волк перестал вырываться, задышал ровнее. Народ, что называется, «отпустило». Шакал разразился мрачнейшими пророчествами, Леопард, высказав еще пару умозаключений о душевном и интеллектуальном состоянии вожака Волков, отправился к себе в стаю, Крыса попросила сварить кофе, Тень прощупывал пульс Волка, Лорд внезапно захохотал дурным и истеричным смехом… Потом, когда все разошлись, а Волк, окончательно очнувшись, сидел посередине комнаты, удивленно таращился и кивал Сфинксу на все его ворчания, этот смех Лорда и молчаливость Табаки заставили усомниться в версии, которую преподнес Волк: они просто попробовали дурь, притащенную Крысой из Наружности, и его слишком проняло. Тогда же Волк пообещал Сфинксу не ходить на Ту Сторону. А Сфинкс, на радостях, не стал вникать в байки о случившемся. Сейчас, сидя в «кабинете Черного», Сфинкс прекрасно осознавал, что никакой наружной дури не было и в помине, что свежеперепрыгнувший, с подачи Волка, Лорд, лучший летун Дома — Крыса и заместитель вожака Псов — Леопард, просто так вместе под луной прогуливаться не будут. А вот, что Серый всегда славился талантом собирать вокруг себя, скажем так, незаурядное общество — это точно. И сейчас Сфинкс постарается вытянуть, вытрясти, выбить из этого общества правду о событиях на Той Стороне, произошедших год назад. Хотя, с кого спрашивать? Волк ушел. Леопард умер, Крыса — в Наружности, а вот Лорд должен быть в соседней спальне, но после разговоров с ним, в последнее время, Сфинкс приобретает только новые синяки и царапины. Сфинкс рассеянно похлопывал тетрадкой по колену. Потом резко направился к выходу по дороге пнув многострадальный стул, долго возился с замком и, наконец, заперев каморку, пошел в комнату Сиамцев, где, по решению Волка, обитал Лорд.***
Ни один вопрос не может существовать без ответа. Надо только правильно спросить и быть готовым принять ответ, даже, если он тебя не устраивает. Надо знать что ты ищешь. Картежник всегда найдет результаты игры, а Ходок — известия с Той стороны. Тот, кто хочет заглянуть в будущее легко обнаружит объявление об услугах гадалки, а влюбленные парочки точно вычитают время предстоящего свидания. Порой Дом подкидывает ответ, а ты должен искать вопрос. Сфинксу всегда нравились эти угадайки и сейчас, не вглядываясь, не присматриваясь, он с интересом отмечал свежие рисунки и надписи на стенах Дома. Вот черный треугольник, зигзагообразно разбитый цепью — Песьими разборками не интересуется только ленивый. Волк с зубами-пилами выглядывает из лесных зарослей — ясно, все в курсе, что Вожак на Той Стороне. Лилия и кошка с человеческим лицом сгорают в костре — Сфинкс сморщился — ни стены Дома, ни те, кто на них пишет тактичностью не отличались. После таких каракуль желание разговаривать с Лордом пропало напрочь, а видеть одинаково-лимонные рожи Сиамцев хотелось еще меньше. Сфинкс топтался в нерешительности перед дверями во вторую спальню Волчьей стаи. Если в Доме не можешь на что-то решиться, то Дом решит за тебя — из спальни вышел Слон, нежно нашептывая что-то фиалке в голубеньком горшке. — Здравствуй, Сфинкс, а ты чего не заходишь? Макс обрадуется, — Слон тепло улыбался. — Мне сейчас некогда, загляну потом… Скажи, Лорд там? Слон запыхтел и скосил глаза куда-то в пыльный коридорный угол. — Его нет? — Сфинкс спрашивал мягко, но внутри растекалось гадливое предчувствие. Слон запыхтел еще больше. — Рыжая мне разрешает трогать свои волосы и я не обжигаюсь, — насуплено пробурчал неразумный хозяин фиалки. — Лорд ушел с Рыжей? — промурлыкал Сфинкс. — Обманывать — нехорошо, если Сфинкс спрашивает, значит надо правду говорить. — Слон советовался с фиалкой. Ситуация была щекотливой. Он обещал Рыжей не говорить Сфинксу, что Лорд ушел с ней, но еще раньше Слон обещал Сфинкса никогда не обманывать. — Угу, — в конце концов, кивнул Слон, продолжая пялиться в угол. — Спасибо, Слон. — поблагодарил Сфинкс и направился в сторону женского крыла. В любовь Рыжей к Лорду Сфинкс не верил. Уже одно то, что Рыжая соизволила обратить внимание на Лорда только после его Прыжка наводило Сфинкса на мысли об извечной женской расчётливости. Рыжая с детства бредила Изнанкой, но была весьма слабеньким Прыгуном, Сфинкс — потенциальный Ходок, сам отказался от Той Стороны и переубедить его не могли даже Волк хором с Рыжей. И тут на домовской сцене появился Лорд, который вел себя как истеричная девица, привыкшая, что с нее сдувают пылинки и подтирают сопли. Терпение Сфинкса лопнуло довольно быстро и он весьма доходчиво указал Лорду на некоторую недопустимость его поведения. Воспитательная беседа закончилась Могильником для Лорда, Клеткой — для Сфинкса и красной полоской в личном деле для каждого. Сразу по возвращении в стаю, Лорд принялся царапать себе вены, но тут уже вмешался Волк — бритву отобрал, дал Лорду подзатыльник и запретил любое общение с новеньким. На Лорда стали смотреть, как на пустое место. Выдержав неделю жесткой изоляции, Лорд подкатил к вожаку с многообещающей фразой: «Надо поговорить». Разговор закончился в Кофейнике, откуда Лорд вернулся окаменевшим изваянием. Точнее, его вернул Волк. Привязал к коляске, чтоб не выпал по дороге, застывшую и уже не такую красивую физиономию Лорда вожак завесил полотенцем, которым Кролик протирал чашки и, довольно хохоча, распугивая слабонервных, прикатил Лорда в спальню, к счастью, не наткнувшись в коридорах ни на кого из воспитателей, зато упрочив имидж своей стаи — «психи безумные и лучше с ними не связываться». Скульптуру с широко распахнутыми серыми лордовскими глазами Шакал Табаки обнюхал и резюмировал: — Ммм…попахивает «Лунной дорогой». — Она, родимая, — неизвестно чему радовался Волк. — Ой, а не погорячился ли ты, вожаче, как бы нам не потерять такого красавчика, — Табаки теребил Лорда за уши, не боясь лишиться зубов. — Отчаянные времена требуют отчаянных мер, — заявил Волк и, добавил, глядя на Сфинкса, — все будет отлично, вот увидишь. Это был редчайший случай, когда Волк ошибся. Отлично уже ничего не было. Лорд после Той Стороны смотрел вокруг себя новыми глазами, которые не проглядели Рыжую… Сфинкс чертыхнулся — Лорд и Рыжая стояли в двух шагах от него и, на радость Логам и всем любопытствующим разыгрывали очередную семейную драму. Из-за чего они скандалили понять не мог никто. Особенно сами Лорд с Рыжей. Сфинкс надеялся, что однажды они доскандалят до окончательного разрыва. Заметив его, Лорд осекся на полуслове, а Рыжая завопила еще громче: — Вот и вали к нему! Давай-давай! Трус! Оба — жалкие трусы! И, под издевательские аплодисменты зрителей, убежала в свою спальню. — Бродячими артистами подрабатываете? — Сфинксу не хотелось ссориться, но удержаться и не подколоть соперника он не мог. — Сегодня представление только для узкого круга. И только по пригласительным. Если мне не изменяет память, тебя не приглашали, — сдержанный тон Лорда никак не вязался с его полыхающим лицом. — Память-то, может и нет, а вот Рыжая… — Сфинкса понесло, но он тут же спохватился, — ладно, шучу. Может, все тебе верные… Я сейчас о другом поговорить хочу. Лорд вздернул подбородок и надменно бросил: — Ну, говори. При других обстоятельствах Лорд уже вцепился бы в глотку Сфинксу, но теперь… То ли сработал предохранитель — за глотку вожака придется отвечать серьезней, чем за глотку рядового состайника, то ли сработала жалость — Сфинкс выглядел измученным, в майских глазах во всю разгулялась тоска, уход Волка стал весьма болезненным событием и для самого Лорда, а уж что говорить про Сфинкса. Лорд искоса глянул на Сфинкса, предложил сигарету и добавил: — Надеюсь, мне не придется тебе врать. Они дошли до перекрестка, где Лорд с облегчением расположился на диване, отшвырнув от себя костыли. Сфинкс закурил и постарался задать максимально нейтральный вопрос. — Ты помнишь прошлую Самую Длинную? — Плохо. — Расскажи, что помнишь. — Ну, мы играли в карты и кто-то предложил попробовать… — Стоп. Не ту херню, что вы сочинили, а то, что действительно произошло год назад. Мне сейчас это надо знать. — Сфинкс, ты сам знаешь, о таком не говорят вслух. — Плевать. Такого, что вы сделали, не делают. Лорд так пристально и долго смотрел на Сфинкса, что тот испугался, что состайник опять превратится в камушек, но Лорд, разглядевший что-то в глубине лысого черепа вожака, начал рассказывать погасшим голосом. — Тебе бы не сейчас это узнать, а год назад… Может и не был бы таким идиотом, — и, не дав время Сфинксу возмутиться, продолжил. — Мы с вечера ушли на Ту Сторону… Волк, конечно, в детали не вдавался, а отказать ему в «небольшом одолжении», — Лорд точно скопировал волчью интонацию, — очень сложно. Мне он велел ждать возле границы, знаешь эту гнусную забегаловку? Сфинкс кивнул. Забегаловку он знал. — Так вот. Я сидел там, Волк и Леопард поймали тачку и укатили куда-то. — А Крыса? — Ты можешь не перебивать? Мне и так кажется, что чем больше я пытаюсь вспомнить, тем меньше остается в памяти. Как будто кто-то стирает. Значит, я сидел, курил и пил кофе. Вдруг в кафешку влетает Крыса, там все заткнулись мгновенно, а она меня за руку схватила и потащила куда-то… — Куда «куда-то»? — А хрен его знает. Я туда больше никогда не мог попасть. Да и не хотел. Это как-будто… — Лорд занервничал, затеребил пуговицу на рубашке и зашептал, — я не уверен, что это вообще существует. — Волк был там? — Сфинкс дергался, голова кружилась — тревожный звоночек второй за день от Изнанки. Плохо. — Да, но он был именно волком. Зверем. Огромным и сбесившемся вконец. Он пытался убежать от кого-то, но на самом деле оставался на одном месте. Мы не могли к нему подойти. Там еще были странные существа, как большие черви. Леопард их назвал «серолицые». Некоторых из них разорвало… Знаешь, если бы не Волк, я бы никогда в это не ввязался! — вспыхнул вдруг Лорд. — Если бы не Волк, наша с тобой реальность была бы кардинально иной. Лорд не стал уточнять, что именно подразумевал Сфинкс под «кардинально иной реальностью» и какую реальность предпочел бы. — Как вы выбрались? — вопрос без эмоций, сухой. Просто, потому что логично спросить. — Крыса начала петь что-то вроде колыбельной. Я сам чуть не вырубился, а Волк сразу утих, ну мы его и потащили. — Что-нибудь еще знаешь? — Нет. Может, Леопард знал больше. Они сидели рядом, плечо к плечу — враги, соперники, состайники, вожак и один из стаи — и думали разное. Лорд думал: «Не такой уж он и ублюдок». Сфинкс просил, заклинал, молился не веря: «Только бы он вернулся! Пожалуйста! Что угодно, но только пусть он вернется. Я не смогу так». Они сидели на Перекресточном диване, наблюдая суету коридоров Серого Дома — вот Лэри, предводитель бандерлогов бежит в сторону девчоночьего крыла, в руках сверток, перевязанный пошлой розовой лентой — подарок Спице. Вот шумная компания во главе с Рыжим ввалилась в Кофейник. Вот Горбач идет куда-то, в руках — пакет, наверное, обед для бродячих собак. Джин катит в сторону Могильника. А вот тот, по вине которого половина Дома боится спать — к Перекресточному дивану, широко улыбаясь, шел Помпей.