Пути, которые мы выбираем

— Грейнджер, ну отстань ты хоть на полчаса! Мне действительно надо готовиться. Это не летучка по травологии, у меня не будет возможности пересдать. Гермиона уныло тыкала Малфоя в плечо указательным пальцем. — Быть ответственным — не значит, что тебе нельзя развлекаться. Знаешь что за великий ум это сказал? — Да, — тупая мысль в голове Драко: “ненавижу когда так происходит”,— это был я. Но сейчас идет время, заложенное мной для истории Франции. — История Франции — это твое дело, слушать, как ты про неё говоришь — мое. — И если у тебя не пропадет желание, я тебе все расскажу, но только после моего возвращения. Потерпишь? Что все будет так быстро не рассчитывал никто. Ни Малфой, который в ускоренном порядке восстанавливал французский язык и штудировал основы устройства соседнего государства, ни Макгонагалл, которая ещё на неделю лишится одного старшего старосты, ни тем более Грейнджер, от которой через несколько дней ускользнет её единственный источник наслаждения жизнью. По сути, она лишилась его почти на две недели, потому что в пылу подготовки Драко было совсем не до неё. Только вечером, когда он через силу закрывал учебники и откидывался на стуле, она могла получить от него ответную реакцию. Но при этом всем она старалась быть в любой момент подле него. Если ему что-то требовалось, она неслась через всю школу в библиотеку, или в гостиную Слизерина, или к домовикам — все, что было нужно. Она хотела ему помочь. Она знала, что именно так ведут себя любящие люди — они поддержка и опора для тех, кого любит. А когда она приносила ему поднос с едой с кухни, то и вовсе ощущала себя женой, которая кормит ужином отца своих детей. Это бесило. Малфоя это бесило. Он привык разбираться сам в своих делах без чьей либо помощи. И такое пристальное внимание Грейнджер буквально зудело у него в позвоночнике. Даже Северусу он с трудом позволял опекать себя, когда на шестом курсе ему приходилось заниматься совсем не школьными делами, что уж говорить о столь чрезмерно радеющей о нем однокурснице. Все началось в тот день, когда он, сбиваясь через слово, настоял на огласке. Сначала он заметил, что Гермиона стала ему широко улыбаться каждый раз, как видела его. Чуть позже он обратил внимание на то, как меняется её настроение. Она могла быть очень серьезной, занятой, собранной, но как только она видела Драко, все, чем она была ещё мгновение назад увлечена, будто выскальзывало из её рук, и все внимание обращалось к нему. Гермиона сильно изменилась, и ему не нравилось как. Он скучал по той девушке, которая когда-то сосредоточенно смотрела на доску в его библиотеке и так же сосредоточенно вошла сначала в его сны, а потом и жизнь. Однажды, когда Гермиона была ещё на обеде, Малфой вернулся в их башню и позаимствовал из её сумочки со всем на свете мантию-невидимку. Он знал, что дальше по расписанию седьмого курса Гриффиндора должна была быть пара Защиты от темных искусств. Под мантией он прошел в ещё полупустой кабинет и занял один из подоконников. В класс медленно стекались ученики, и он видел, как вошла золотая троица с Уизли-заменой, но смотрел он только на Гермиону. Она улыбалась и смеялась над какой-то шуткой Поттера. Её смех не был легким и свободным, как это было полгода назад, но с Малфоем она давно не смеялась даже так. Грейнджер будто что-то угнетало. Она выбрала вторую парту рядом с Лонгоботтомом. Пожалуй, из всей гриффиндорской братии Невиллу Драко доверял больше всего, поэтому мысленно одобрил выбор девушки. Она менялась, с каждой минутой она менялась, и Малфой наблюдал за этим. Сосредоточенность возвращалась на её лицо. Она спорила с Саламандером, записывала на пергаменте что-то об упырях, а в её глазах снова билась мысль. Но как только прозвенел колокол, и Гермиона покинула класс, эти все самые живые её черты будто сдуло с лица ветром. Она перестала быть той-самой-Грейнджер: да, местами жесткой, упрямой и категоричной, но живой, а не бледным призраком самой себя. Он знал, что когда он встретит её в следующий раз уже без волшебной мантии, она снова ему широко улыбнется, будет скорее всего со всем соглашаться и вести себя на подобии милой овечки из детской книжки с картинками. Малфой стал для Гермионы какой-то неприкосновенной фигурой. Даже когда Драко так нагло влез в её полуразговор-полуссору с Поттером, она практически ничего не сказала ему. И это Малфою не нравилось. Чертовски не нравилось. Ему хватает матери, которая в каждом письме просит его рассказать как у него дела, а он не знает что толком ей ответить. Это его дела и её они не касаются. И не касаются в первую очередь потому, что стоит ему только упомянуть, что, например, у него сломалось перо, то на следующий день сова Нарциссы принесет сверток с десятком лучших перьев и описанием на три страницы преимущества каждого из них. Были, конечно, в таком внимании свои плюсы — Гермиона в любой момент была готова к постельным приключениям. И не только была готова, но и будто подстегивала его к этому: сначала она показала ему чулки на своих ножках, потом как бы случайно, задумчиво склонясь над столом, продемонстрировала ему по-слизерински изумрудно-зеленое кружево лифа, который он не видел на ней прежде, затем тем же самым приемом засветила откуда-то взятый корсет. Сначала это даже забавляло Драко. Один раз он даже вытащил её посреди пары во двор и сделал это быстро, не раздеваясь, почти насухо, просто чтобы проверить насколько далеко готова она зайти. Чертовски далеко. Дальше могло быть только публичное совокупление, о котором Малфой даже думать не собирался. Но минусы его бесили. Уже пару недель он избегал Гермиону всеми возможными средствами. Но она все время его находила спустя небольшое время. Приходилось трахаться до того момента пока она удовлетворенно не расслаблялась, и тогда у него было свободных часа четыре. Но с каким бы наслаждением он не совокуплялся, такое положение все же казалось ему диким. Раз за разом он искал то место, где гриффиндорка его не найдет. Ему несколько раз удалось спрятаться на квиддичном поле, но через какое-то время Гермиона стала находить его и там. Впрочем, секс на свежем воздухе оказался достаточно приятным даже в осенней прохладе. Совершенно случайно, сам того не зная, ещё через день Малфой нашел свое спасение: выручай комнату. Он, конечно, был не в курсе, что она не отображается на Карте Мародеров, и что Грейнджер безуспешно искала его среди скамеек, полагая, что именно в этом месте она найдет его вновь. Вечером в объятьях девушки он ответил, что читал в одном из классов. Конечно Гермиона знала, что все не так просто. Но что она могла сказать? Что уже неделю ходит за ним по пятам и отслеживает его по заколдованной карте? Разумнее было притвориться, что она ему верит, и согласиться на такое положение вещей, что она и сделала. Хотя то, что он от неё бегал кололо Гермиону изнутри. И вот сейчас Малфой сидел на подоконнике своего тайного убежища, вникая в хитрости банковской системы французских гоблинов. Но ему пришлось оторваться от этого занятия. С легким шелестом отворилась дверь. “Только не это. Пожалуйста, пусть это будет не Грейнджер. Я не могу больше трахаться.” Но шаги были не её, куда более тяжелые. Малфой мысленно поблагодарил всех богов и вернулся к чтению. Если это не Грейнджер, то он все переживет. Когда шаги остановились, Драко поднял голову. Это был Теодор Нотт. Гость шутливо смотрел на друга, явно желая его чем-то поддеть. — Прячешься от Грейнджер? — С чего ты взял? — Нет, я просто спросил. Она всю дорогу следила за мной, — слизеринец вытащил руку из кармана брюк и указал куда-то за спину. — Наверное, через пару минут будет здесь. Драко скуля и рыча сполз по толще каменной стены и, согнув ноги в коленях, лег на подоконник. Он накрыл лицо книгой, желая не видеть приближение своей неминуемой участи. — Вольно, рядовой Малфой. Я блефовал, — веселью Теодора не было предела. — Это было жестоко, — Драко обратно поднялся и сел на подоконнике, вернувшись в прежнее положение. — Я имею в виду назвать меня рядовым. Не в этой жизни. И не в следующей. И не в ту, что после неё. И, надеюсь, не через две. — Интересно, чем же она тебя так донимает? — Кажется, она решила в меня влюбиться. Я от нее грубого слова уже месяц, наверное, не слышал. —Тебе перестали грубить, и ты из-за этого так бесишься? —Чёрт возьми, да! Это раздражает. И я больше не могу находиться в настолько неистовом внимании. Ещё чуть-чуть и хер у меня просто не встанет от переутомления. Смех. Раскатистый, легкий и глубокий одновременно. — Нашел на что жаловаться, Малфой. Неужели так сложно отказать девушке? — Тебе легко говорить. На тебе никогда не сидела обладательница таких ножек, требуя, чтобы ты удовлетворил самые грязные ее желания. — Мы сейчас точно о Грейнджер говорим? — Нет, мы говорим обо мне и о том, что если я откажусь, то она сломает мне нос или, — Малфой поморщился, представляя как это может быть больно и бывает ли перелом пениса, — что по хуже. — Опять? — Что значит опять? — Ну… Ходили слухи, что в конце третьего курса она уже ломала тебе нос… — Это только слухи, Тео. Но да, она может. — Мгновение тишины окутало комнату. — Как ты меня нашел? — Ну я подумал, что раз даже Грейнджер не знает где ты, то надо искать там, где Драко Малфой хотел бы оказаться меньше всего. — И почему ты решил, что я буду здесь? — Ну, ты категорически отказываешься вспоминать что-либо о временах Темного Лорда, так что искать тебя в месте, где ты провел так много времени шестого курса по его воле вполне логично. — Ты и это знаешь, — выдохнул Драко. — Откуда? — Я мало разговариваю в гостиной и много слушаю, — Теодор уловил почти незаметную оговорку Драко и где-то внутри поставил галочку в графе, что Малфоя побила девчонка. — Ясно. Ты что-то хотел? — Да, двое ребят из моей цепочки слишком... сблизились, и я хотел узнать нужно ли делать что-то по этому поводу. И хотел предложить тебе партию в шахматы. — Прости, сейчас не время, — Малфой приподнял книгу показывая название. — Ты же знаешь, я больше по немецкому. Хотя.. économie des banques... Что-то про экономику? — Нотт вопросительно посмотрел на друга. Малфой кивнул. — Должно быть интересно, если бы не французский. — Действительно интересно, если бы было больше времени. — А ты куда-то торопишься? — Мне ехать туда в понедельник. — Ничего себе ты быстро! — Так получилось. — Ладно, тогда не отвлекаю, — Теодор сделал шаг назад, собираясь покинуть комнату. — Нотт, подстрахуй меня. — В чем? — С младшекурсниками. Я ввязал вас всех в эту затею, а теперь сбегаю второй раз за месяц. — Да, хорошо, — Нотт подтвердил свои слова кивком.— Ты можешь не беспокоиться. Все довольны твоей “затеей”. Может быть, кроме Тори. — Вот не могу понять, она же умная. Действительно умная, но кочевряжется как будто ей три года. — Вы поэтому с ней расстались? — Ну… — Малфой пытался подобрать слова. Его отношения с Асторией Гринграсс были сложные. Она была первой девушкой, которая серьезно его увлекла. Когда они встречались с Пенси, то это было как-то обыденно что ли. А на бледнокожую шатенку ему хотелось смотреть непереставая. Она была яркой, легкой, непохожей ни на одну целеустремленную слизеринку. Кто же знал, что эта легкость смешана с неуемной жаждой власти, потоком капризов и пропастью предрассудков. — Нет, знаешь, я не хочу об этом говорить. Малфой не сказал ему и с трудом признался себе, когда вечером делал записи в свой дневник, что Грейнджер могла сходить с ума сейчас точно так же, только по-своему, по-гриффиндорски. “Может это моя карма, женщины, которые достаточно умны, чтобы прокладывать свой путь — предпочитают идти чужими?” На мгновение эта идея погрузила Малфоя в отчаянье, но уже в следующее мгновение он вынырнул из него с явственной мыслью. “Даже если так, я могу, нет, я обязан эту карму изменить.”

***

— Драко, ну сколько уже можно? — Ещё три минуты и я иду, — он заканчивал читать очередной том биографий французских аристократических семейств. Чтение необходимых книг и документов он завершил ещё два дня назад и в целом ощущал себя готовым к поездке, кроме одного… Гермиона мерила шагами комнату убранную в слизеринских цветах, ожидая, когда её благоверный освободится. Она уже тосковала по нему, хотя он должен будет уехать только завтра. У них ещё целый день, и на этот день у Гермионы были большие надежды. В Хогсмиде она собиралась вместе с Драко вкусить все радости, которые только были возможны в этом маленьком городке, и план действий, который она писала все утро, пока Драко ещё спал, жег ей карман. — Три минуты прошли! — Две страницы осталось. — Пф… Теперь мы время страницами меряем, — Гермиона будто бы уже забыла, как ещё месяц назад сама делала также и сейчас негодовала. Конечно, им больше не надо сопровождать младшекурсников в Хогсмид, но все же не так много мест куда они могут вместе выбраться, и сегодня был как раз тот самый день, в который они могли спокойно прогуляться до деревни и провести время хоть в каком-то разнообразии. — Ты же не хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым из-за моей работы? Я люблю свою работу. — Да ты ещё толком ни одного дня не работал! — И я настолько её люблю, что мне даже не надо быть рядом с ней, чтобы понимать это, — Гермионе послышалось или он на что-то намекал? В комнате было звеняще тихо. Малфой с громким хлопком закрыл книгу и выдохнул: — Упффф, — на него как-то разом нагрянула усталость всех предыдущих дней. Завтра утром он отправлялся вместе с большой министерской делегацией в Париж. Этот город ему никогда не нравился — грязный, шумный, от былого блеска монархии там остались только крохи, но в конце осени ещё достаточно сносный. Хотя бы место ему будет знакомо, это радовало. Он не считал Париж городом романтики, хотя французский язык и вправду будоражил непривычный ему слух своими перекатами, а Елисейские поля были прекрасны, но крыши Вены ему всегда нравились больше. Пожалуй, в Вену бы он с удовольствием сейчас съездил, но об этом можно было и не мечтать. Беспокойный голос Грейнджер вытащил его из приятного расслабления в мыслях: — Идём? — А можно я не пойду? Я так устал, а ещё эти… мелкие, — он поморщился, вспоминая сколько шума производят младшие курсы. Наверное, в другой ситуации Гермиона бы рассердилась. Но не сейчас, перед ней был обессиленный парень. Малфой полулежал на стуле за письменным столом и, казалось, не готов сейчас замечать ничего в этом мире. Она видела, как он хотел чтобы его не трогали, оставили в покое, а впереди у него действительно нелегкая и беспокойная неделя. Гермиона сделала пару шагов к юноше за спину и провела ладонями от немного жестких плеч Малфоя к вздымающейся от дыхания груди. Он закрыл глаза и запрокинул голову, упираясь затылком в мягкий живот девушки. Гермиона почувствовала невероятную нежность в этом простом его жесте. Ему захотелось развернуться и вдохнуть запах Грейнджер, но Драко был слишком утомлен. — Тогда я останусь с тобой. Драко с трудом оторвал голову от столь мягкой подушки и встал со стула, выскальзывая из объятий. — Нет, иди. Нет смысла тебе оставаться здесь из-за меня. — Но я действительно хотела бы быть рядом с тобой. — Зачем? Этот вопрос ввел девушку в ступор. Уже который месяц они столько времени были рядом и наслаждались друг другом, по крайней мере ей так казалось, а теперь он задает этот странный, неуместный вопрос. — Потому что мне нравится. Потому что я так хочу. — Наверное, я сейчас скажу что-то идиотское, но ты не этого хочешь. — Малфой, ты понимаешь, что эта фраза в любом контексте звучит слишком самонадеянно? — Да, понимаю. И вместе с тем имею веские основания, чтобы её говорить. — Что-то я не верю, — руки Гермионы будто сами сплелись упрямым крестом на груди. — Герм, — он взял девушку за плечи, памятуя, что так она слушает других гораздо лучше, — посмотри на свою жизнь. Разве ты не ощущаешь как по песчинке каждый день сама себя предаешь? — Ты вообще о чем? Разговор обещал быть тяжелым. — Ты только что хотела пойти в Хогсмид. Хотела настолько, что чуть желоб в полу не протерла, ходя вокруг меня. Но стоило мне сказать, что я хочу остаться, так ты сразу отказалась от этого. — Я потом неделю тебя не увижу, я хочу побыть с тобой рядом. Это настолько странно? — Но это же не вчера началось. И даже не неделю назад. Гермиона, пойми меня правильно, мне нравится проводить время рядом с тобой, но ещё немного и это будешь не ты. — Ты можешь изъясняться понятнее? — Ох, помоги мне, Мерлин. Ну вот допустим, только допустим, что ты меня любишь, — Малфой терпеть не мог этого слова, но что-то ему подсказывало, что так объясниться будет гораздо легче. — Пфф, — Гермиона была просто обязана сделать презрительный вид, чтобы она на самом деле не думала. — Только допустим, на минуту, ладно? — Ну, ладно. — Так вот, со всей свой гриффиндорской храбростью ты решаешь не размениваться на полумеры и пытаешься выразить все свои чувства максимально эффективно и насыщенно. Но тут есть очень важное "но". Думая обо мне, ты перестаешь думать о себе. Разве ты этого не чувствуешь? — Если бы я “любила” тебя, то может так бы и произошло. — Но Герми, мы слишком легко и слишком крепко с тобой завязались. Я не буду тебе врать. Я не знаю что такое любовь и не хочу обманывать тебя, говоря, что люблю. Но я знаю точно, что ты уже две недели почти не берешь в руки книги, что для Гермионы Грейнджер полгода назад было равно самоубийству. Я знаю, что кроме как за столом, ты не общаешься ни с Поттером, ни с младшей Уизли. — Им тоже знаешь ли не до меня. — Судя по тому, как меня о тебе спрашивает Поттер, это не совсем правда. — Он у тебя обо мне спрашивает? — Да, иногда мы с ним сталкиваемся в коридорах, и он спрашивает, не знаю ли я где тебя найти. — Это ещё ничего не доказывает. — А я и не пытаюсь ничего доказать. Я хочу лишь, чтобы ты обратила внимание на это. Я боюсь, что это я отравляю тебя. Как ты не понимаешь, что сейчас день за днем, постепенно отказываясь от того, что тебе важно, ты будто посылаешь себе аваду, которая будет лететь несколько лет, а может быть и целую жизнь. Твое тело не умирает, но умирает все то, что делает тебя живой. День за днем, год за годом твой мир будет тускнеть, ты будешь постепенно становиться скучна сама себе, а со временем, значит станешь скучна и тем кто рядом, и мне в том числе. Я так наслаждаюсь тем, чтобы наблюдать как ты думаешь, но Гермиона Грейнджер лишает меня этого с тех самых пор, как я вернулся из мэнора. День за днем лишает меня лучшего, что есть в тебе. Это прозвучит довольно глупо, но я иногда скучаю по тебе, даже когда ты рядом... Глаза девушки были полны слез. — Неужели так плохо, что я дорожу тобой или может даже люблю? — голос Гермионы был тихим. Она была настолько перепугана, что будто не замечала что говорит. — Нет, ни в коем разе. Дорожи, но если для тебя любовь это отдавать всю себя без остатка, то я бы хотел, чтобы ты любила меня меньше. Грейнджер, люби меня меньше, но люби дольше. И я проклинаю себя за то, что тебе сейчас больно. Но ты же такая всегда была неутомимая, неутолимая, шла к цели не замечая препятствий. Тебе просто нужна новая цель, — мысленно добавив: “И чтобы этой целью не был я”. — Я хочу, чтобы, если со мной вдруг что-нибудь случится, твоя жизнь не кончилась. Прошу, у тебя будет целая неделя. Пообещай мне просто подумать. Пообещай! Он был уверен, что этого будет достаточно. Этим летом он убедился, что если внутренне доказать себе, что что-то имеет рациональную основу, то ты уже не сможешь действовать по-другому, и надеялся, что это так же подействует и на Гермиону. — Хорошо, — Гермиона слабо понимала чего от неё хочет Драко, но слушать это она больше не могла. — Эй, ну все-все. Не плачь, — он притянул её к себе за плечи и стал успокаивать, гладя по голове. — Хочешь пойти в Хогсмид? — Хочу, — всхлип сквозь слезы. — Тогда я собираюсь? Гермиона обратила внимание, что он именно спросил, как будто она могла отказаться от его общества. Где-то внутри это её возмутило, будто бы он сомневался в искренности её чувств и желания быть рядом с ним. Но это было так глубоко, что она не заметила и просто кивнула ему в рубашку. Вечер перед расставанием, которое продлится столь долго, не мог быть радостным, но они попробовали сделать его таковым. Наутро, ещё до рассвета, Малфой выскользнул из теплой постели, стараясь не разбудить Грейнджер, но она все равно проснулась. Он тихо, стараясь звучать также как ночь, собирался и почти не отрывал глаз от сонной Гермионы, обхватившей свои коленки через одеяло. Они не разговаривали, просто смотрели друг на друга. Он давно не видел этого взгляда и сейчас наслаждался им. Прямым и строгим, не выражающим никаких чувств, лишь ощущающим этот мир как он есть. Когда Малфой надел свою осеннюю мантию, настала пора уходить. Он забрался коленями на кровать, обхватил её лицо и поцеловал, долго, чувственно, одновременно благодаря и надеясь. — Доброе утро! — это была первая фраза прозвучавшая в тишине комнаты, и Малфой сказал её тихо, но в голос. —И тебе, — откликнулась Гермиона, наблюдая, как Драко отстраняется и уходит. Она сидела в его постели. Она не увидит его неделю.