Шкатулка чувств

У Юнги ужасно болит голова. Пульсирующая боль в левой части лобной доли черепа не проходит уже несколько дней, давит будто на нос и глаза, мешая дышать. Он ходит, словно в дымке, постоянно отвлекаясь на боль, сжимая зубы до хруста и нытья нижней челюсти. Обезболивающие Юнги перестал принимать уже на третий день, поняв, что они никак не помогают, хотя всегда было иначе. С каждым днем становится все хуже, боль наполняет сознание, мешая функционировать, и Юнги просто выпал из реальности, не желая обременять остальных. Вместе с головной болью пришла бессонница. Неделю Юнги тратит часы, лежа в кровати и наблюдая, как за окном небо темнеет и светлеет. Он может не сменить ни разу позы за всю ночь, не думать ни о чем, просто смотреть за розовеющей синевой, поднимающимся солнцем, слушать оживающий вместе с новым днем город. Закрывает глаза минут на двадцать, час максимум, а когда открывает, будто и не спал вовсе. Словно просто моргнул. Он желает видеть звезды, но яркие фонари заглушают какой-либо свет из космоса. Лишь Луна одиноко висит на небосклоне, отражая свет Солнца. В ту ночь Луна красная. Юнги знает, что это тень от атмосферы Земли, но странное предчувствие все равно зарождается у него в груди, будто должно случиться нечто очень важное. В день перед этим Юнги не ел ничего уже четыре дня, от головной боли его сразу же рвало. Голова болела уже две недели, а бессонница была уже дней девять. Он замечал движения краем зрения, слышал неразборчивый шепот в самые шумные моменты, и это пугало, потому что в квартире он всегда был один. Он понимал, что это галлюцинации от недосыпа, и наибольшим страхом теперь стало уехать куда-нибудь, а вернувшись, обнаружить, что квартира сгорела от взрыва вместе со всей мебелью из Икеи. Юнги хватался за любой островок реальности, когда перед глазами начинало кружиться, грозя темными бликами унести его в неизвестном направлении. И вот, его голова лежит на подушке, вода с мокрых волос пропитывает ткань, окно открыто, впуская в комнату свежий ветер и отдаленные гудки машин, и у Юнги наверняка утром будет насморк, но ему уже на все плевать. Он гипнотизирует взглядом кровавую Луну, рассматривает кратерные моря, оттеняющиеся на ее поверхности, думает, что они вместе похожи на зайца. Того самого, что готовит зелье бессмертия, не так ли? Юнги бы хотел оказаться там, рядом с ним, поговорить хоть даже с зайцем, а может, и остаться на Луне до конца своих дней. Но зелье бы он не стал пить, потому что кто хочет жить вечно? Да, бессмертие ужасно. Звучит мягким басом у него в голове, но честно, Юнги так давно не разговаривал, что уже забыл свой собственный голос, и его лишь напрягает, что, вроде, он был повыше. А, плевать. Юнги устал. Слишком устал, а головная боль, к которой он успел частично привыкнуть, только добавляет усталости, и он со вздохом закрывает глаза. Он чувствует, как кружится голова, что означает, что после долгой выматывающей бессонницы он наконец засыпает. Юнги чувствует: воздух изменился. Он больше не пахнет не то, что одиночеством его комнаты, он не пахнет городом. Он свеж, с привкусом соли, влажный и тяжелый, словно рядом море. Под веками отражается мягкое Солнце, Юнги ощущает его слабое тепло на своей коже, как ветер треплет его уже сухие волосы и прижимает ткань кофты к боку. Юнги открывает глаза, упирается взглядом в красно-фиолетовое небо с небольшими облаками, а после все же находит в себе силы сесть и оглядеться. Вокруг пустыня. Мертвая земля, без единого растения или животного. Даже надоедливых насекомых нет. Юнги поднимается на ноги, босыми ступнями чувствует, что земля еще не остыла. Значит, сейчас вечер. Только песчаные скалы окружают его, ничего, кроме песка. Солнце заходит за горизонт, в его мареве заметна черная фигура. Юнги знает, что это человек и что он хочет, чтобы он следовал за ним. Фигура отворачивается и начинает идти, Юнги в спешке бежит за ней, пытаясь не упустить из виду. Незнакомец приводит его к обрыву. Юнги подходит к самому краю и усаживается рядом с незнакомцем, смотрит вдаль. И правда море. Вот оно, живое, шумящее, с растениями на редких островках почвы. Волны бьются о скалистый берег, омывают черные камни, утягивают некоторые за собой в бездну. Единственное — Юнги не замечает ни единой рыбы или птицы. Воды прозрачные на километры вперед, и, может, у него не настолько хорошее зрение, но хотя бы там, вдалеке, должно быть что-то живое? — Нет здесь ничего. У него аж позвоночник хрустит, когда он поворачивает голову на незнакомца, в сторону бархатного баса. Того самого, что он слышал перед тем, как заснуть. — Бессмертие действительно ужасная вещь, не так ли, Юнги? — парень оглядывается на него, усмехается своим словам, заглядывая ему в глаза. — Только сумасшедшие захотят жить вечно. — Откуда ты знаешь мое имя? — у Юнги дыхание в горле спирает от красоты незнакомца. Он смотрит на рот с опущенными уголками, на шею и ключицы, выглядывающие из-под воротника, на крупный нос с родинкой, но не в глаза. Боится. — Посмотри на меня, Юнги. Я многое о тебе знаю, — он берет Юнги под подбородок длинными пальцами, поднимает его голову, заставляя взглянуть себе в глаза. Сам он смотрит, слегка задрав голову, отчего глаза немного прикрыты и рот приоткрыт. Он выше Юнги ростом, его плечо на уровне кадыка; Юнги чувствует себя еще меньше. — Я Тэхен. Единственное живое существо здесь, кроме тебя. — И где мы находимся? — продолжает задавать глупые, но такие важные вопросы Юнги. Тэхен лишь ухмыляется. — Это твоя душа. — И что ты здесь делаешь? — Живу. — Кто ты такой вообще? — Юнги думает о том, что это все сон. Песок, впивающийся в ладони, слишком уж реальный. Ветер обдувает, совсем как настоящий. Желудок урчит от голода, и тогда он обращает внимание, что голова больше не болит. Он в порядке. — Ты должен есть, Юнги, — Тэхен игнорирует вопрос, умело переводя тему. — Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Это лишь сон. Выдумки уставшего разума Юнги. — Посмотри вокруг. Твоя душа — пустыня! И только там, глубоко внизу, есть море, но оно такое же безжизненное. В него можно окунуться с головой, но это грозит смертью любому, кто решится это сделать. Прыгнуть с обрыва на острые скалы, чтобы утонуть в тебе. Так романтично. Ты романтик, бросающийся из крайности в крайность, ждущий того, кто будет согласен променять свою жизнь на тебя. А теперь посмотри на меня. Я сижу тут, на самом краю, единственный в этом месте. Возможно, я тот самый сумасшедший, кто готов пойти на это. Возможно, я один такой там, в настоящем мире. Так возьми себя в руки и найди меня! Пощечина обжигает щеку. У Юнги на глазах рефлекторно слезы выступают, он протягивает ладонь к месту удара и зажмуривается, а когда открывает глаза, перед ним стоит его собственная тумбочка, та самая, что из Икеи. На часах четыре дня, в голове пусто, по щекам слезы текут, а кожа горит. Юнги садится в кровати, судорожно пытается отдышаться и понимает: вот оно. Боль прошла. Голова легкая, и в груди тоже легко, только желудок от голода тянет. Зачем тебе заяц, если ты можешь провести вечность со мной? Юнги обязательно найдет Тэхена. Через двадцать три дня, шестнадцать часов и тридцать две минуты они пересекутся на светофоре, поймав друг друга взглядом из толпы. И, судя по обескураженному выражению лица Тэхена, Юнги тоже побывал у него в душе.