Шкатулка чувств

— У них кровь течет, хен. Они живые люди, хен. — Нет, Чимин-а, они уже не живые. Самое странное, что Хосок, который всегда до усрачки боялся монстров и ужастиков, в особенности зомби, паниковал меньше остальных, когда те самые зомби нагрянули. Он просто схватил с кухни ножи и всадил каждому по лезвию в голову, а после стоял, тяжело дыша, как герой фильма. Остальные торчали за его спиной; кого-то рвало, кто-то кричал, кто-то отрубился, он не особо обращал внимание. Юнги помог ему вынести тела на улицу. Намджун вместе с Сокджином стали разрабатывать план убежища и где раздобыть припасы, а Чимин дрожащими руками пытался привести Тэхена в чувства, пока Чонгук просто наматывал круги по комнате. Кто кричал так и не выяснили. Говорят, все. Они перебираются в другое место уже через пару недель, в глухой лес, где выходить ночью опасно больше из-за зверей, а не ходячих трупов, готовых сожрать тебя. Частично из-за этих самых трупов, потому что они начали разлагаться, и вонь в городе стояла невообразимая. Частично из-за того, что «тут мы в большей безопасности и можем сами выращивать еду», как выразился Намджун. Жаль, что пришлось оставить его на съедение зомби, чтобы остальные выжили. Толковый был парень. Пожертвовал собой ради еды, каков глупец. Именно об этом думает Хосок, разглядывая потолок палатки. Прочищая огнестрел, которым быстро научился пользоваться. Гладя Чимина по волосам, когда из всей их большой компании они остаются живы вдвоем. Тэхена охотники перепутали с зомби и застрелили (Хосок их потом выследил и всех до одного мучительно вырезал), Чонгука загрызла стая собак (собачатина не так уж плоха, если не портить ее порохом), Сокджин отправился за вещами первой необходимости и так и не вернулся, а Юнги умер от болезни (иронично, что при зомби-апокалипсисе только одного из них (предположительно, двоих) сожрали зомби). Чимин не видел смертей своих друзей, но его все равно мучили кошмары, да и в одной палатке было удобней и проще, меньше вещей носить. И не так одиноко. Именно одиночеством на двоих и отсутствием альтернативы Хосок оправдывается перед собой, пока Чимин втрахивает его в холодную землю. А когда это уже делает Хосок, он как-то перестает думать. И не то чтобы, но Чимин красивый. Да он всегда был красивым, даже до конца света, и это признавали все. Любой натурал мог влюбиться в него. Хосок не особо был натуралом, а в Чимина влюбляться ему запрещал бро-кодекс. И каждый парень, про которого он от Чимина слышал, которого он с ним видел, а иногда даже знакомился. С каждым новым знакомством маленький Хосок в его душе унывал все больше, потому что шансов для него было все меньше, а там сил осталось только на поплакать под душем и уж точно не на пригласить Чимина на свидание. Теперь даже вариантов проведения свидания убавилось на охеренное количество, потому что в город не войдешь, только посидеть на лужайке и остается. Хосок это и предлагает, заранее беря с собой карабин. Чимин соглашается. — Делать все равно нечего, — пожимает он плечами и тащится за Хосоком на лужайку к небольшому озеру. И это напоминает Хосоку сцену из какого-то старого фильма, названия которого он не вспомнит даже на краю смерти, когда, говорят, вся жизнь мелькает перед глазами. Чимин раздевается догола и ныряет в озеро, смеется, тянет Хосока за собой. Тот чуть не падает, пытаясь вытащить ногу из штанины на ходу, и хорошо, что не уходит далеко, потому что успевает схватиться за карабин и выстрелить раньше, чем внезапно появившийся зомби впивается зубами в его бедро. Чимину везет меньше, его успевают зацепить, но Хосок снимает одним ловким хэдшотом труп до того, как он делает что-либо опасное. Как минимум, так кажется Хосоку, пока ладонь, лежавшая на плече плачущего Чимина, не окрашивается в красный. Откуда в таком тихом месте вообще зомби? Туристический автобус на склоне холма, вот в чем дело. Чимина бьет в лихорадке, Хосок еле его притащил в безопасный угол. У него с собой только карабин и нож, а учитывая, что они оба голые, в доступности только карабин. Он приставляет дуло ко лбу Чимина, а тот смотрит так выразительно, что у Хосока в первый раз за все время рука дрожит. — Я умру, — абсолютно не вопрос. — Да, умрешь, — абсолютно не ответ. Скорее, утешение для самого Хосока. Он же как бы вот только парня, который ему нравится, на свидание пригласил. Ну и что, что они до этого много раз трахались. Тут же чувства. И может, Чимин его в этот раз даже поцеловал бы. Он же не просто так согласился, Хосок знает, что у того книжка незаконченная под подушкой лежит. Было ему чего делать. — Тогда, хен, поцелуй меня, пожалуйста. Последнее желание, — Чимин улыбается слабо, а Хосок сразу в эту улыбку своими губами вмазывается, словно неопытный школьник. Чимин горячий, даже слишком, и у Хосока губы горят, он язык в чужой рот толкает, чтобы не так жарко было. Становится только жарче, дурак ты, Хосок. Еще и чужие губы до крови прокусываешь; заразишься ведь, идиот. Хосоку все равно. Он-то сразу все для себя решил, и как только спустя долгие минуты спускает курок прямо Чимину промеж глаз, подставляет дуло под собственный подбородок.