Шкатулка чувств

Под ногами шумят опавшие листья. Желтые, оранжевые, красные, они подлетают с каждым широким шагом, прилипают к подошве и носкам ботинок, мокрым от попадания в лужи. Дождь, наконец, перестал моросить, длившийся с самого утра: Намджун не слышал стука капель по окну ночью. Он, как и всегда, лежал на кровати, сложив руки на груди, смотрел в потолок, прислушиваясь к окружающим звукам. За два года нарушений сна он смог превратить это в развлечение. Все лучше, чем кошмары. Телефон слабо засветился на краю стола. Никто не писал Намджуну по ночам. В последнее время ему вообще никто не писал. Он все сильнее отдалялся от друзей, не чувствуя с ними больше той связи, какая была раньше. Он и с собой связи не чувствовал, и даже с реальностью. Просто проживал день за днем, не особо запоминая что-либо, только даты врезались в память. Два дня рождения, что прошли, уже не были такими, как прежде. Намджун тоже не был прежним; огромная метафорическая дыра зияла у него вместо сердца, от которой болело все тело. Взяв телефон в руки и прочитав сообщение, он сначала подумал, что достиг точки невозврата своего сумасшествия. Что все, симптомы развились до крайней степени, и он стал невменяемым со своими навязчивыми желаниями. Привет! Я слышал, моя куртка у тебя? Принесешь ее завтра ночью на крышу? Заодно поболтаем. Намджун буквально уронил телефон себе на лицо от шока. Прямо на нос. Было больно. С другой стороны, это отвлекло его и привело в чувства. Он даже смог написать внятный ответ, не показывавший, насколько эмоциональным он был в тот момент. Спустя сутки эмоции никуда не делись. Даже наоборот, разрослись до такой степени, что Намджун тяжело дышал под вечер, мучаемый странной болью в груди. Слишком слабая, но все равно кружившая ему голову, она искажала восприятие, заставляла Намджуна биться в истерике и плакать от счастья на полу, сжимая в руках заветную серо-салатовую куртку. В сумке через плечо эта куртка — точно такая же, только темно-зеленая с красными резинками, на Намджуне. Он чуть ли не бежит к месту встречи, поскальзываясь на мокрых листьях и слишком сильно сжимая пачку сигарет в кармане. Лестница отвратительно сырая и пугающая, не сулящая ничего хорошего своими тихими поскрипываниями под ногами. Черт, когда Намджун успел стать настолько суеверным? Пожарная лестница ведет прямо на крышу. На такой высоте уже дует ветер, хоть и не особо сильный, но холодящий. У Намджуна сердце пропускает пару ударов, когда он находит взглядом знакомую спину. За два года Хосок мало изменился. Черты его лица остались такими же острыми, тело такое же тонкое и стройное, словно не прошло и дня с их последней встречи. Цвет волос стал из оранжевого каштановым, одежда выглядит дороже, чем та, которую можно найти в их маленьком городке. Наброшенная на плечи кожаная куртка слишком широкая для худосочного Хосока, явно не принадлежащая ему. — Намджун-и! — выкрикивает Хосок издали. Голос у него тоже старый. Не совсем такой, каким Намджун слышал его по телефону, более сочный. Живой. Потому что то были галлюцинации, Намджун. Намджун на ватных ногах подходит к Хосоку и сразу же оказывается утянут в объятие. Живое и теплое. Как сам Хосок. Настоящий, вот он, прямо перед ним, и Намджун не может поверить. — Давно не виделись? — с осторожностью спрашивает Хосок, отпуская его. Он неловко улыбается, но не уводит взгляда с Намджуна, рассматривая его лицо. — Два года! — выпаливает Намджун, наконец собравшись с силами. До этого момента его губы были словно сшиты вместе, но теперь он прорвался сквозь баррикаду собственного языка и не собирается останавливаться. — Тебя не было два года! Просто взял и исчез, никому не сказав ничего! Да мы все здесь с ума сходили! Я знаю, это то… чего ты хотел… но все же… Новая баррикада: чувства. Намджун спотыкается о них, пытается составить фразы, из которых ничего не понятно, но его истерящий разум не собирается нормально работать. Поэтому он замолкает, сжимает губы в тонкую полоску, руки в кулаки и хмурится, стараясь всем видом показать, насколько он зол. Ну и что, что если разжать кулаки, то пальцы будут дрожать. — Хосок-а, — только и удается выдавить ему. Волна счастья и облегчения накрывает его, как цунами, меняя все. Намджун больше не злится. Теперь он обнимает Хосока изо всех сил. Я так скучал. Я переживал за тебя. Не мог спать ночами, все думал о тебе. Они стоят в тишине долгое время, пока Намджун не решается отпустить. Он протягивает Хосоку его серую куртку, и тот скидывает с плеч кожанку, радостно надевая свою, а после усаживается прямо на куртку, приглашая Намджуна сесть рядом. Намджун лишь поднимает вопросительно бровь. — Ее хозяину она уже не нужна, — весело заявляет Хосок, продолжая похлопывать по месту рядом с собой. — И мне теперь тоже. Сидеть вдвоем на одной куртке достаточно неудобно: колени и плечи постоянно соприкасаются, и каждый раз буквально обжигает Намджуна. У него еще и нутро зудит от желания курить, но Хосок ведь не переносит табачный дым. — Есть сигареты? — прерывает молчание Хосок, продолжая смотреть вдаль, явно чтобы не встречаться взглядом с Намджуном. У него смущение на лице написано. Намджун отмахивается от мыслей, что это выглядит мило. — Ты ведь ненавидел табак, — поддразнивает Намджун, протягивая пачку. Хосок лишь пожимает плечами и вытаскивает сигарету. — Хозяин куртки научил меня наслаждаться курением, — отвечает он, тыкая пальцем в кожанку под ними. Намджун хмыкает, поджигая свою сигарету и отдавая зажигалку Хосоку. К его мучениям, начинает дуть ветер. У Хосока никак не получается нормально подкурить, и в итоге через несколько попыток он бросает это гиблое дело, поворачиваясь к Намджуну. Его ладонь внезапно оказывается у Намджуна на шее, крепко держит того, наклоняет его к Хосоку. Намджун ничего не понимает. Он теряется, когда лицо Хосока оказывается слишком близко, и чуть не роняет сигарету изо рта. Хосок не замечает этого, тянется кончиком своей к горящей сигарете Намджуна, утыкается в нее и раскуривается. Намджун чувствует, как челка Хосока щекочет ему лоб. Он неосознанно кладет ладонь Хосоку на бедро, стараясь удержать позу, сжимает его, на что Хосок усмехается, пуская дым носом. По меркам Намджуна Хосок отпускает намного позже, чем загорается его сигарета. Горький вкус табака заполняет все рецепторы и расслабляет. Намджун наконец отрывает взгляд от Хосока и тоже смотрит вдаль. С крыши видно поле. То самое, где они танцевали в преддверии грозы, водили ладонями по закрывшимся цветам и смеялись громко. Где Намджун так сильно хотел поцеловать Хосока. Где он решился принять свои чувства. Где ему разбили сердце. «…ведь ты мой лучший друг». Я люблю тебя. — Многое произошло за эти два года, — говорит Хосок, выпуская дым и наблюдая, как тот рассеивается в воздухе. — Но главное, я разобрался в себе и набрался смелости вернуться. Ради тебя, Намджун-и. — Что? — Намджун прекрасно слышит все сказанное, но его мозг отказывается понимать. — Я вернулся ради тебя. Потому что я люблю тебя или типа того, — Хосок сразу теряет всю уверенность. Он начинает смущенно махать руками, рассыпая пепел, а после вообще выкидывает недокуренную сигарету. Намджун не успевает повернуть голову от улетевшего окурка обратно к Хосоку, как оказывается прижат к крыше. Буквально. Хосок нависает над ним, теперь совсем не выглядящий хрупко. Наоборот, из него сочится столько силы, что Намджун сначала пугается. Он пытается двинуться, но Хосок зажал его ноги. — Ким Намджун. Я был влюблен в тебя с… В общем, давно. Сегодня я, наконец, перестал быть трусом и вернулся, чтобы признаться тебе. Так скажи: мне остаться или же навсегда уйти из твоей жизни? Голос Хосока звучит надломленно, словно он вот-вот расплачется. Выглядит Хосок примерно так же. Намджун молчит, сбитый с толку резким признанием. Когда Хосок тяжело выдыхает, зажмуривает глаза и собирается подняться, Намджун набирается храбрости ответить. — Останься.