Шкатулка чувств

Юнги чувствует зудящее чувство прямо у своего локтя, ощущение чужого присутствия даже через плотную толстовку. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что Намджун снова раскинул свои длинные руки на весь стол, и теперь одна из них почти касается его руки. Они сидят в библиотеке, тихо занимаются… сейчас совсем неподходящее время смущаться, Юнги. Намджун в любой момент может оторваться от книги и увидеть красные щеки, что будет плохо. Он еще и ноги вытянул вокруг ног Юнги, они лежат прямо вплотную, аж жарко становится от тепла чужого тела. Юнги хочет уйти от прикосновений, но ему слишком стыдно просто сделать это, поэтому он сбегает в туалет, где умывается, пытаясь не намочить отросшие волосы, и возвращается уже собранный и освежившийся. Намджун сменил позу, собрал свои длинные конечности ближе к телу, и это повод для облегченного вздоха. Еще для быстрой немного смазанной фотографии на ходу, потому что Намджун такой красивый: с книгой в одной руке и ручкой в другой, со странно сложенными на ней пальцами, как держит только он, со сведенными вместе бровями и выставленным подбородком, отчего полные губы округлены еще больше и немного вытянуты, с наклоненной вбок головой, открытой шеей и выраженными ключицами, видными из глубокого воротника, которые Намджун недавно полюбил. Несмотря на плохое качество, фотография хороша. Юнги рассматривает ее пару минут, подмечая мелочи, решая, оставить или удалить (признаться, он не избавляется ни от одного фото Намджуна), мучается, что камера никогда не сможет передать всего, чем наполнен Намджун. — Ты закончил, хен? — Юнги пугается резкого обращения, но не показывает этого, медленно поднимая голову в сторону звука, пытаясь понять, что ему только что сказали. — Я да. Он моргает. Странное чувство не проходит. Чувство, наступающее каждый раз, когда Юнги слишком увлекается мечтаниями о Намджуне. По привычке, в груди начинает болеть, в горле пересыхает, язык липнет к небу, а ноги, наоборот, становятся легкими в желании сбежать. Быстро вытирая вспотевшие ладони, он встает из-за стола, громко скрипя стулом по полу, и сжимается от созданного самим же собой звука. Намджун усмехается беззлобно. Хлопает Юнги по плечу. Помогает собрать вещи, особенно рассыпанные бумаги. Выглядит как ебаная сцена из дорамы, думает про себя Юнги, стискивая зубы сильнее и прошибаясь холодным потом, когда их пальцы соприкасаются. — Что-то ты сегодня сам не свой, — Намджун звучит озабоченно, что уже не нравится Юнги. — Давай я куплю тебе кофе, хен. Кто Юнги такой, чтобы отказаться? Даже если ему ради кофе и дружбы с Намджуном придется переживать еще больше времени с ним. Юнги не хочет уходить, он не хочет покидать Намджуна, хочет оставаться рядом с ним как можно дольше, но нервы в последние дни ужасно слабые, и он постоянно из-за этого творит и говорит всякую херню. Не лучшее время проводить его со своим крашем. Как назло, они договорились ходить в библиотеку вместе до конца сессии, а это еще полторы недели. Полторы недели попыток не сорваться. — Даже необычно, что проблемы устраиваю не я, — смеется Намджун, когда Юнги проливает свой кофе. Спасибо, не на одежду. Горячая жидкость стекает по пальцам Юнги на стойку, собирается в черную лужицу, резко пахнущую свежемолотыми зернами. Юнги пытается поправить крышку на стакане, присобачить ее на место раздраженными попытками, грозящими закончиться согнутым пополам стаканом и разлитым тогда уже повсюду кофе. Намджун аккуратно забирает кофе из рук Юнги, отдает ему свой тоже американо, закрепляет крышку на бывшем стакане Юнги и отпивает из него. — Мне стоит спать больше двух часов, — бурчит Юнги, прикладываясь к напитку. Его сухих губ касается горькая капля кофе, и вместе с терпким вкусом в сознание прорывается мысль, что Намджун сделал пару глотков, прежде чем отдать стакан Юнги. Это получается непрямой поцелуй. Как смешно, ты не ребенок. Недосып давит на глаза и нос, Юнги делает большой глоток, буквально присасываясь к дырочке на крышке, отпуская ее со звучным чмоком, от которого он хочет провалиться под землю, потому что Намджуну плохо удается сдержать смех. Но он заразителен, поэтому Юнги сам улыбается, тихо посмеиваясь над собой. Его настроение сразу улучшается. Они возвращаются по домам через парк, наполненный черными голыми деревьями и тонким слоем снега, успевшим подтаять за день. Юнги неудобно в пальто, но он любит такую погоду, хоть и сыровато. Зато нет солнца — оно скрыто за бесконечными тучами, нет морозов, от которых приходится одеваться в дополнительный комплект одежды. Он сегодня даже не надел шапку и перчатки, только шарф. Возможно, с этим он погорячился, потому что руки замерзли в тонких карманах, как и уши под северным ветром. Намджун идет рядом, укутанный, увлеченно рассказывает про японского художника, о котором он недавно узнал и даже успел посетить его выставку. Юнги честно слушает, но делать это тяжело, когда все тело зябнет, и он неосознанно прижимается ближе к Намджуну, будто это сможет его согреть. — Хен, ты чего? — спрашивает Намджун, останавливаясь посреди дорожки. — Замерз? — Да нормально все, — Юнги ни за что не признается, что ему холодно. Его сердце бьется мелко в надежде, что Намджун не поверит его словам и заставит надеть свои перчатки и шапку. На удивление, он так и делает. Намджун стягивает с себя сначала перчатки, не забыв при этом устало вздохнуть, ведь это не первый раз, когда его хен одет не по погоде, впихивает их в руки Юнги, сам надевает на него свою шапку по самые брови, отчего жесткая челка чешет нос. Юнги фыркает, пытаясь сдуть волосы с лица, но это не помогает. Руками в перчатках он не собирается ничего делать, иначе волосы наэлектризуются, и он уже тянется снять перчатку, но ладонь Намджуна оказывается перед глазами раньше. Он нежно отводит волосы в стороны, улыбается, заглядывая Юнги в глаза. — Так лучше? — Юнги кивает в ответ. Намджун продолжает свой монолог ровно на моменте, где остановился, добавляя активную жестикуляцию к своим не менее эмоциональным фразам. Они расстаются за десять минут до дома Юнги, на перекрестке, где встречались и расходились всю жизнь. Юнги возвращает вещи Намджуну, несмотря на его протесты, убегает как можно скорее, махая рукой на прощание, обернувшись и почти врезаясь в прохожих. Он смеется, чувствуя необыкновенную легкость, наслаждается ею, пока может, ведь с хлопком входной двери она становится камнем на душе. И так каждый раз. Нужно избавиться от этого, — говорит себе Юнги тоже раз за разом, подразумевая под этим свою влюбленность. Но сколько бы он ни твердил себе, ничего не меняется, потому что на самом деле он и не делает ничего для того, чтобы избавиться от чувств. Когда-то, в самом начале, он еще пытался, сейчас же не осталось ни сил, ни причин. Ничего не вышло: он все так же задерживает дыхание, когда Намджун слишком близко, успокаивает сердце, когда их открытые участки кожи соприкасаются, и он чувствует тепло чужого тела. Вся его голова забита Намджуном, прямо как фотопленка на телефоне. Юнги скидывает рюкзак, расшнуровывает мокрые ботинки и стягивает пальто заново замерзшими пальцами. Сигарета почти ломается от неловкого вытаскивания из пачки. Потом вся квартира провоняет, но сейчас Юнги откровенно похуй. Он заталкивает желание рыдать куда подальше, поджигает сигарету, делает затяжку посреди коридора, выдыхает дым, пока идет на балкон мимо лежащего на диване Чимина, подскочившего сразу же, стоило Юнги дернуть на себя балконную дверь. — Бля, я же просил не курить в квартире! Сколько раз повторять? — взрывается Чимин, уже реально уставший проветривать помещение от вони, особенно в холодную погоду, как сейчас. Юнги не реагирует, закрывается на балконе на шпингалет, оставляя озлобленного Чимина долбиться в двойное стекло. Последующие его выкрики заглушаются разрывающим барабанные перепонки эмо роком, который Юнги слушает, когда его сопливая влюбленность становится совсем невыносимой из-за стресса и недосыпа. То есть, примерно каждые три дня. Что поделать, у него тяжелая жизнь студента накладывается на собственные душевные страдания. Чимин заебался поддерживать его, не делающего ничего со своими проблемами — что уж там говорить, Юнги сам заебался от себя. Он раздумывает спрыгнуть с тринадцатого этажа, на котором и живет, но это лишь депрессивные мысли, и делать такого, он, конечно же, никогда не будет. Было бы очень символично: все боятся числа тринадцать, ведь оно несет неудачи, а Юнги, весь такой неудачливый, преодолевает расстояние в тринадцать этажей на лифте минимум два раза в день. Очередная надрывная песня заканчивается, Юнги готовится зажечь вторую сигарету, как вдруг все его тело прошибает молнией от веселой поп-мелодии, записанной на большей громкости, чем предыдущие песни, и он подпрыгивает на месте, почти отпуская зажигалку. Похоже, он случайно добавил одну из своих гилти плэже песен в плейлист «чувствую себя снова как в пятнадцать». Переключать не хочется, Юнги просто делает громкость поменьше. If you’ve got a broken heart, just take a chance, — выхватывает его мозг из всей лирики. У музыки есть странное умение настроить Юнги на определенные мысли, как будто ему нужно заверение от авторитетного источника, что его чувства важны и что на них нужно обращать внимание. Ему стоит поискать психологические книги об этом. Сейчас же у него совершенно другая проблема: весь такой воодушевленный, он собрался выйти и позвонить Намджуну, попросить встретиться быстренько, а потом, если исход положительный, напроситься к нему домой. Он отодвинул шпингалет, толкнул дверь, но та не поддалась, только затряслась слегка. Юнги подергал еще пару раз, с разной силой, но безуспешно. Осознание окатило его, словно ледяная вода из душа, которая уже через секунду сменилась кипятком гнева. Чимин закрыл его на балконе. — Пак Чимин! Ты мелкий ублюдок! — кричит Юнги изо всех сил, не только от злости, но и в попытках призвать этого самого Пак Чимина, который исчез с дивана, похоже, уже давно, и в комнате его не видно. — Выбрался наконец из своего эмо-кокона, — голос Чимина доносится неожиданно сбоку. Он выглядывает из окна кухни, которое как раз выходит на одну сторону с балконом, затягивается спизженным у Тэхена джулом, выдыхает приторно-сладкий дым прямо в лицо Юнги; для этого ему приходится высунуть весь торс на улицу и изогнуться под неестественным углом. Выглядит немного жутковато, учитывая, что они на огромной высоте. — Смотри не грохнись, — огрызается Юнги. Он, конечно, затащил бы Чимина обратно в комнату, если бы был по другую сторону баррикад. А так, учитывая, как с ним обошлись, даже немного не жалко. — Лучше открой балкон. Чимин делает вид, что раздумывает. Получается у него плохо: злобная ухмылка становится только шире с каждой секундой. Он снова затягивается и выпускает колечки дыма, раздражая Юнги своей вальяжностью. — Не буду пока что. Не бойся, я не дам тебе замерзнуть насмерть, но ты должен усвоить урок, — Чимин с легкостью утягивается обратно в комнату и исчезает из поля зрения Юнги. В истерично размышляющем мозге Юнги рождается несколько идей: 1) разбить окно балкона Плюсы: быстро; не требует дополнительных усилий Минусы: опасно; неизвестно, хватит ли Юнги сил; придется менять окно, на что нет денег 2) пролезть в кухонное окно Плюсы: можно будет напугать Чимина и удавить его на месте Минусы: тринадцатый этаж 3) спрыгнуть с балкона Плюсы: нет Минусы: Юнги станет лепешкой 4) подождать, пока Чимин не откроет сам Плюсы: не придется портить имущество Минусы: Юнги замерзнет, а Чимин потом будет его троллить 5) позвать кого-нибудь на помощь Плюсы: есть Намджун, который точно придет Минусы: придется видеться с Намджуном Позвонить спасателям Юнги даже не думает, потому что это слишком тупая ситуация. Он не хочет разбираться с органами, которые будут смеяться над ним, что вот, он не смог дождаться своего друга, пообещавшего открыть дверь. Юнги вообще не любит шума, особенно вокруг себя. Сейчас у него тем более нет сил на разбирательства. А еще они с Чимином слишком бедные, чтобы оплачивать штраф сверху обыденных трат. Поэтому Юнги, с огромной тревожностью, быстро выискивает Намджуна в контактах и нажимает на значок трубки. Намджун поднимает на третьем гудке. — Чимин закрыл меня на балконе, и если ты не приедешь через десять минут, то мне придется прыгать, — выпаливает Юнги на одном дыхании. Он потратил всю зарядку своего раздолбанного телефона на эмо песни, и, магическим образом, тот выключается в момент, когда Юнги заканчивает говорить. Остается надеяться, что Намджун понял его. По подсчетам Юнги (пропетым в голове песням) Намджун появляется примерно через восемь минут. Путь между их домами составляет чуть меньше двадцати. Намджун весь запыхавшийся, в домашней одежде под курткой, даже кроссовки не снял. Как хорошо, что на улице не особо холодно, а тело спрятано под теплой водолазкой, и Юнги не успел окоченеть — только руки замерзли до красных плохо сгибающихся костяшек. Он прячет ладони в боках Намджуна, пытается согреть их о разгоряченное тело, а Намджун обнимает его, прижимает к себе как можно сильнее, окутывает всего Юнги теплом, отчего тот буквально тает в чужих руках. — Надеюсь, ты не собирался по-настоящему прыгать, — бормочет Намджун, уткнувшись Юнги в плечо. Теперь, после того как паника рассеялась у Юнги в сознании, ему даже стыдно за то, что он это сказал. — Прости, я не хотел тебя так пугать, — отвечает он. — Мне было очень страшно, и я не особо фильтровал слова. — Главное, что сейчас все хорошо, — Намджун для Юнги самый настоящий якорь. Единственная непоколебимая часть его жизни, стабильно хорошая среди океана хаоса. Он всегда будет рядом, если Юнги откроется и попросит. Дело только за ним. Слова все крутятся у Юнги на языке, пока Намджун усаживает его, отпаивает горячим и греет руки в слоях полотенец и одеяла. Он радушно позволяет Юнги засунуть тоже замерзшие ступни под свои бедра; они шутят, что если Юнги ляжет, то сможет качать пресс в такой позе. Юнги в итоге ложится, но для того, чтобы смотреть в потолок, а не на Намджуна. Стоит ему вернуть все внимание к своей влюбленности, как неподалеку оказываются разного рода неуверенности, которые он, вроде как, должен был уже перерасти. И в глаза он тоже не может смотреть, когда собирается завести серьезный разговор. Намджун, похоже, замечает смену настроения, и сам тоже затихает. — Вот знаешь, я не суеверный, но очень символично, что у меня в жизни так много числа тринадцать, — начинает Юнги издалека. — Я живу на тринадцатом этаже, у меня тринадцать в дате рождения, у Чимина тоже, и в адресе есть тринадцать, а если сложить один и три, то получается четыре. Неудач в жизни у меня тоже много. Вряд ли это связано с числами, конечно. Просто жизнь такая штука. Он замолкает на мгновение, неуверенный, как перейти от его словесного шторма к беспокоящей теме. Все связующие слова, придуманные заранее, давно забылись от страха быть отвергнутым. — Цикл в гипотезе Коллатца также начинается с четырех. Пока что ни одно число из почти десяти секстиллионов не ушло от этого правила, и все они заканчиваются как четыре-два-один. А это значит, что сколько бы в жизни у тебя ни выпало единиц, троек или четверок, у меня есть десять секстиллионов путей прийти к одному тебе. Юнги требуется время, чтобы переварить сказанное Намджуном. Сначала он пытается вспомнить гипотезу Коллатца, потом применяет ее к словам, от которых Намджун смущенно, но сладко улыбается (да, он посмотрел на Намджуна, когда тот начал умничать), и через пару секунд у него в голове щелкает. — Ужасно, — Юнги стонет, закрыв лицо руками. — Отвратительно. Ну почему я влюбился в такого зануду? — Все лучше, чем Чимин, который закрыл тебя на балконе и сбежал, — смеется Намджун. Юнги смеется вместе с ним, но делает ментальную пометку не забыть прибить Чимина, когда тот вернется. — Раз уж его нет, — начинает Юнги, — предлагаю посмотреть отвратительно скучное авторское кино. Намджун соглашается, тянется к пульту на тумбе рядом с диваном, пока Юнги вытаскивает ноги из-под него, не забывая покряхтеть, закидывает их уже на Намджуна и устраивается поудобнее. Первое свидание проходит просто замечательно.