двенадцатый зодиак

На пустоши ни души. Здесь пахнет полевыми цветами и чем-то приторно сладким. Кортни щурится от яркого солнца, иногда спотыкаясь о спрятанные в высокую рожь камни. Она достаёт ей до бедра, неприятно покалывая оголенную кожу. Кортни двигается медленно, глубоко вздыхая, иногда украдкой приподнимая уголок рта в милой ухмылке. Воздух тяжелый и душный, давящий где-то в легких, не дающий вздохнуть глубоко. Но Кортни лишь слегка хлюпает вечно простуженным носом и двигается по направлению спасительной тени Горчичного леса. За лесом кладбище, где лежит ее брат. Там, среди мраморных плит дорогих надгробий, плита из ярко-алого камня, будто охваченная огнём, она сразу выделяется на фоне общей серости. Кортни несёт к огненному Майку букет полевых цветов, будто давая жизнь тлеющим уголькам. Она босыми ногами хлюпает по грязи, идя вдоль железных заборчиков. Вокруг пустынно и тихо, до жути успокаивающе. Кортни быстро находит могилу брата. Она вся в букетах и конфетах, забросанная его тетрадки по арифметике, комиксами и фотографиями. Кортни невольно оседает на скамейку, подбирая под себя ноги. Она боится заплакать, боится обжечь щеки соленой водой, которая, наверное, воспалит старые раны. Кортни уже вдоволь наплакалась за все это время. — Ты только не плачь, настоящие герои никогда не плачут. — Она вытирает раскрасневшиеся щеки брата тыльной стороной ладони. — Помнишь? Добро всегда побеждает, а значит... — Помню, — Майк вдруг становится очень серьезным, — А ещё ты говорила, что когда мне будет восемнадцать я смогу завтракать и обедать мороженым. — Он хлюпает носом, — Но мне ведь уже никогда не будет восемнадцать... — Кортни обнимает брата за плечи и шепчет: — Будет...хочешь, купим мороженого, шоколадного и ванильного, и завтра обязательно будет. И послезавтра, и через неделю... — Он утыкается ей носом в плечо. Кортни сидит на земле, оперевшись о забор. Солнце уже высоко, а значит в поместье все точно проснулись. Нужно возвращаться. Она поднимается с земли, в лучах утреннего солнца замечает высокую сутулую фигуру. Это мужчина с неаккуратной челкой темных волос и островатым носом. Кортни щурится и невольно отступает на шаг. Человек в глуши ее заметил. Страх отбивает в висках чечетку. Раннее утро, вокруг ни души, а паре сотен метров от неё мужчина плотной комплекции, который вряд ли пришёл сюда собирать одуванчики. Кортни судорожно вздыхает холодный воздух, который неожиданно ощутимо обжигает легкие. Она убегает в сторону поместья, стараясь не оборачиваться. Ноги не слушаются, из-за чего она часто спотыкается на корягах, теряя равновесие. Голова идёт кругом, а воздух, кажется, разрывает грудь переизбытком кислорода. Слезы сами собой катятся по щекам, застилая глаза. Кортни бежит, не разбирая дороги. В конце концов невероятная боль под ребром вышибает из неё дух, и она падает на холодную землю. Песок забивается в волосы, трава пачкает светлую одежду. Усталость разливается по закоченевшим пальцам мягкой патокой. Кортни прерывисто дышит, стараясь разглядеть поместье в далеке. На языке — привкус меди. Кортни прости ничего не слышит — тяжелое забытье поглощает ее всю.

***

Кортни несёт поднос с рисом и курицей в соусе, шоколадным батончиком и соком к столу у стены. Ее одноклассницы всегда рассаживаются на свои места в определённом порядке. Она садится, аккуратно подвигая подносы с салатами Лидии и Киры. Обе девушки косятся на Кортни и ее поднос, жеманно поджимая губы. — Девочки, — внезапно Кира будто вспыхивает, загорается чём-то бредовым,— Я нашла новую улетную диету! Все за столом сразу же обращают на неё внимание, пытаясь поддержать диалог. Кортни сидит, уткнувшись в тарелку с рисом. Она чувствует, что сидит криво, поэтому ощущает каждую складку на своём животе, которые трутся о края безразмерного свитера. Почему то хочется выплеснуть все, что съела. — А ты, Кортни, все никак? — Лидия саркастично наблюдает за ее пухлой виноватой улыбкой. — Ну ты не расстраивайся так. Зато сама посуди: на тебя посмотришь — сразу видно кушаешь вкусно, а если кушаешь вкусно точно можешь приготовить что-нибудь бомбезное... а все знают: путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. — все девочки за столом заходятся смехом, подталкивая Кортни локтями мол: « мы же не со зла» Кортни хочет подавится этим шоколадным батончиком.

***

Кортни долго боится выйти из душевой в раздевалку, потому что забыла в зале полотенце. У неё от холода по коже бегают мелкие жучки, оставляя своими холодными лапками липкие следы. Кортни выглядывает из-за ширмы, в раздевалке куча девушек. Они все как на подбор: модельная внешность и подтянутое тело. Кортни с завистью смотрит на плоский живот Евы из параллельного. В конце концов раздевалка пустеет, и Кортни медленно заходит, оседая на скамейку. После тренировки зверский голод и боль в мышцах терзают тело всеми возможными способами. Кортни одевается быстро, стараясь не смотреть в зеркало напротив. Она заплетает высокий хвост, накидывает мешковатый свитер и вдруг замечает краем глаза чью-то косматую голову в окне. А потом ещё одну рыжую и лицо Питера Смита, на котором застыла издевательская усмешка. Слезы медленно катятся по раскрасневшимся щекам, оставляя после себя темные дорожки туши. Глаза Кортни потухли от проступившей влаги, будто потушенный о землю окурок.

***

Кортни выходит за два часа до назначенного приема, чтобы не ехать на автобусе, а идти пешком. Заходя в больницу, идёт к лестнице, а не на лифт. Выбирает самый долгий путь до кабинета. Пот катится холодными каплями по спине, неприятно щекоча позвоночник. Кортни вытирает лоб и неуверенно стучит в дверь. — Войдите. Кортни заходит, одновременно чувствуя запах книг старого издания. Она садится на низкий стул, подбирая под себя колени. Напротив её стула часы. Она следит за минутной стрелкой, ожидая пока девушка за столом освободится. — Чего ждёшь? Раздевайся. — Она выглядывает из-под кипы бумаг, оглядывая девушку со всех сторон. — А хотя, тут все и так видно... Чего вы пришли, девушка? Кортни в замешательстве трёт кончики пальцев друг о друга. Непонятный стыд сдавливает горло. — Мы помогаем людям с реальными проблемами, а если вы скинули два килограмма и нацепили себе на руку красную нитку это ещё ничего не значит. — Горячие слезы жгут глаза. — Не занимайте кабинет. Кортни пулей вылетает из отделения пищевых расстройств. Слезы уже стекают по щекам и подбородку. Она только сейчас замечает множество девушек с выпирающими локтями и коленями. Кажется, будто они все над ней насмехаются. Здесь, в этом пристанище худощавых и хрупкий бабочек она — свинья. Кортни выбегает на улицу и судорожно сдерживает слезы.

***

Кортни смотрит на себя настоящую в зеркало. Она не помнит, когда впервые начали выпирать кости, когда стало больно сидеть, когда истощение стало нормальным состоянием. Не помнит, когда в последний раз ела любимую печёную картошку или пила молочный коктейль в столовой. Любая еда, калорийнее гречки, вызывала у неё необъяснимый страх. Будто если она попадёт в организм, то окажется чёрным ядом. Смешно. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Кортни вспоминает дни в больнице. Тогда, среди худосочных девочек-мотыльков, она впервые почувствовала себя дома. Здесь никто не давал советы как и зачем нужно есть, никто раскрывал пачки чипсов с тошнотворным запахом сыра, никто не жужжал на ухо <i>ты так похудела, никто не заставлял ее себя стыдится. Однажды на утреннем взвешивании Кортни обнаружила привес в полкилограмма. Паника душила горло чёрным ужом, заставляя ненавидеть себя за съеденный вчера в столовой морковный пирог. Морковь — это овощь, откуда столько калорий? Мука? Яйца? Ну конечно же... конечно... как можно было быть такой дурой?! Такое тонкое душевное равновесие, которое ей удалось получить, рушилось на крошки овсяного печенья прямо на глазах. Ужин за ужином она вновь и вновь отставляла от себя полную тарелку. — Триста сорок восемь в мясе с овощами и кусочками сухариков плюс пятьдесят в соке и плюс двести в клубничном йогурте. — Кортни стала калькулятором. Будто новая суперспособность, освоенная за последние два года, цифры в ее голове складывались в огромные числа. — Почти шестьсот, — за стол уселась бледноватая девочка со впалыми скулами. — Мне даже не нужно считать. Я определяю по размеру. Кортни ухмыльнулась и указала кивком на стул рядом с собой. — Кристалл, — девчонка поглядела на Кортни своими глубокими глазами, переводя взгляд на ее запястье. — Ты новенькая. — Да, — Кортни устало протерла глаза, — приехала пару дней назад. — Я здесь уже давно, а это значит, что ничего хорошего мне не светит. — Она говорила с удивительной легкостью. — Дают полгода точно, а там посмотрим. — Она оглянула Кортни снизу вверх и присвистнула: — А тебе что сказали? Кортни опустила взгляд. Собственное тело уже много чего говорило, ничего и не требовалось. — Пока жить буду. — Кристалл вдруг взяла ее за руку. — Попей хотя бы йогурт. — Она вдруг переменилась в лице, посерьезнела. — Или кефир. Забудь о цифрах на упаковке. Ты ещё можешь спасти себя и свою жизнь. Многие девочки в этой столовой отдали бы все за твою стадию, что вся ещё ощущать хотя бы психологический голод. Они с Кристал подружились, но совсем ненадолго. Через четыре месяца ее организм не выдержал, а невесомое тело погрузили в гроб. Ее хоронили в Горчичном лесу на окраине города. надо бы туда съездить. Кристалл помогла ей. Возможно только эта девчонка и смогла помочь ей выбраться из болота. Подала руку помощи, которую никто так и не смог ей подать за полгода. Сама кристал объяснила это тем, что только такая как она сама смогла бы понять ее. Ни мама, ни отец, ни врачи, ни психотерапевт. В последний раз, когда они виделись, Кристалл подарила ей тонкую красную веревочку, которая с трудом обхватывала запястье Кортни, а вот на Кристал сидела идеально. — Если когда нибудь она станет тебе по размеру, знай, что моя жертва этому жестокому миру, который заставил ради идеалов красоты этих безмозглых кукол, была напрасной. — у неё не было сил плакать, но слезы непроизвольно обжигали щеки Кортни. — Живи ради родичей, ради брата, ради себя, ради кофе по утрам и пицце на день рождения, ради запаха родного человека и осеннего маминого шарфа, паре блинчиков в воскресное утро и пробежки после насыщенного дня. Просто живи и не думай о еде, прошу...— Она заплеталась в словах и с трудом глотала. — Я знаю, что ты не веришь мне, как я не верила сотням людей вокруг, но посмотри на меня и скажи, что как только поправишься, обязательно порвёшь или сожжёшь эту чёртову нитку. Кортни сжала руку Кристалл и завязала веревочку на запястье. — Я обещаю.</i> лгунья Кортни приходит в себя и тут же прикрывает веки от жуткой тошноты и слабости. Ее тело, кажется, вдруг стало свинцовым, отчего все органы предательски сжались от тяжести. Она оглянула комнату и наткнулась на поднос со стаканом воды. Девушка попыталась привстать на локтях, но нечто, будто старый персидский кот, легло ей на грудь, не давая даже глубже вздохнуть. — Восемнадцать часов, — Она не сразу заметила в темном углу комнаты Эрика. — Я думал что ты стала живым мертвецом ровно на восемнадцать часов. Кортни прикрыла веки. Тяжело смотреть Эрику в глаза. — Как вы меня нашли? — Эрик не ухмыляется, смотрит серьезно. — Наш охотник нашёл тебя около Горчичного леса, у кладбища. — Эрик встаёт, подходя к кровати. Он жутко бледен, а на щеках нездоровый румянец. Огромные темные тени пролегли под глазами, одежда помятая и грязная. От него пахнет мокрым асфальтом и осенним ветром. — Я не буду осуждать тебя, что ты пошла к брату. Я понимаю. — Она выдыхает. — Но ты врала мне все это время. Говорила, что ешь или же делала вид, что ела? — Эрик начал повышать голос. — Я хотел помочь твоему брату, но не успел, хотел помочь тебе, а ты плюешь мне в душу. Кортни, как так? — он поднял полные глубокой обиды глаза и опустился на край кровати. — Ты впервые в жизни почувствовал что-то, что совсем не вяжется со словом безразличие, но ещё не понял, что мне не нужна была помощь. По крайней мере от тебя. — Она подтянула под себя колени. — Посмотри на меня. Я — ходячий труп, но я не сдамся. Я борюсь, боролась и буду бороться. Да, возможно тебе кажется, что мои проблемы настолько насущные, чтоб просто придумываю себе истории, а потом страдаю. — Она так хотела бы расплакаться сейчас, но слезы никак не хотели идти. — Эрик, ты так и не понял? — Она указала кивком головы на завтрак на столе. — Анорексия не на весах, не в зеркале, она в голове... — Кортни указала пальцев на висок. — И что бы ни случилось, она всегда там будет. Я навеки больна, — Она подняла вверх правую руку, показывая свисающую красную нитку. — Прости меня, я не хотела чтоб так... Взгляд его заледенел. Он с минуту сидел молча, смотря на сероватое запястье и думал об Эмме. Возможно, он никогда не искупит вину перед ней, но ему станет легче, если он поможет Кортни, тем самым простив хотя бы сам себя. — Что бы ни случилось, Кортни, я буду рядом. — он взял ее за руку, аккуратно разрывая красную нить, — я всегда помогу тебе, что бы ни случилось. — Он выбрасывает нитку в приоткрытое окно и смотрит Кортни в глаза. — Только верь мне, верь мне и у нас все получится.