телец
25 ноября 2018 г. в 21:46
Майкл
Мы познакомились в поезде. Да, вот так банально и романтично. Познакомились, когда нам обоим было по одиннадцать и мы ехали на соревнования по волейболу. Помню, тогда уступил место на нижней полке, а потом угощал мармеладками и учил рисовать воробьев. только плохо получалось, потому что вагон постоянно трясло. Он представился Майклом, но я почему-то дала ему кличку сахар( вроде он тогда просыпал целый пакетик себе на штаны).
Он часто высмеивал меня, но я никогда не оставалась жертвой: его стеб всегда был отражён ещё в большей степени. Так учила мама.
Тогда он узнал, что я не люблю бананы, а я, что он не любит девчонок.
Мне тринадцать.
Мы тренируемся вместе и ездим на соревнования. Эти поездки можно романтизировать бесконечно, потому что я ни за что не променяла бы остывший кофе из одной кружки после дня в зале, игры в карты, мы уже не дети, играем на желание. То тут, то там проскакивают неловкие взгляды, уверенный флирт и звонкий смех. Эти поездки я впервые назвала домом.
Он слушает рок, носит косухи и браслеты с шипами. Красит волосы в красный и смотрит Марвел. Горьковатым оказался сахар.
Мне четырнадцать.
Все вокруг уже давно шутят про то, что мы прекрасная пара. А я ношу рокерские майки, свободные чёрные джинсы, не ношу перчатки и шапку. Мои волосы пепельно-серые. Ему нравятся, он говорил.
Слушаю рок. Сначала было тяжело, а потом вроде привыкла. это такой жанр музыки, который помогает справится с всеми внутренними переживаниями, при этом никого не убив. Все ещё не понимаю, как он это слушает, но прошу наушник, когда едем вместе домой на автобусе.
Шестнадцать.
Подруга спросила, нравлюсь ли ему, а он ответил, что просто как подруга. Проверяю его во всех соцсетях и слежу за девчонками, которых он лайкает. Они такие красивые: все в чёрном, проколоты уши, носы и виски, волосы выкрашены в разнообразные цвета, а на стене цитаты про суицид и ненависть. Будто смотрите какой у меня дофига глубокий внутренний мир.
Больно на самом деле. Никогда не чувствовала ничего подобного, но и в правду бывает уж очень тоскливо. Кажется, будто он единственный, кого видеть хочется. С кем хочется общаться дни напролёт, смотреть фильмы под пиццу с вишневой колой и кататься на коньках зимой.
Я ему не нравлюсь. Ну и пусть. Мое сознание, как нечто двигающие мной гораздо чаще, чем разум, создало такую картину тебя, которая всегда рядом. Твоя мнимая тень, которая всегда рядом со мной. Я засыпаю, думая о тебе, просыпаюсь и желаю тебе хорошего дня.
Говорю, Майкл, скажи что-нибудь тёплое. А он шепчет с сарказмом: « гори в аду».
Он снова меня обнял, и мы долго сидели рядом. Моя голова лежала у него на плече, а теплое дыхание щекотало шею. Внезапно меня охватило непреодолимое желание заполнить все эти небольшие промежутки между нашими телами и слиться с ним в единое целое. Но тут она отстранился и поцеловал меня в лоб. Он уже шагал обратно, возвращаясь к остальным, а я никак не могла справиться с головокружением. Я никогда еще не испытывала ничего подобного. В моем сердце возник и стремительно раскручивался вихрь, и от этого у меня голова шла кругом. И чем дальше он уходил, тем стремительнее становилось вращение. Казалось, у меня в сердце разматывается катушка с намотанным на неё невидимым шнуром. Этот шнур соединял меня с Майклом и натягивался всё сильнее по мере его удаления от меня. Казалось, отойди он ещё немного — шнур лопнет и убьет меня.
Я не знала, что означает эта странная сладостная боль.
Возможно, это любовь?
Нам по семнадцать
Мне кажется, он пахнет фундуком и карамелью. Чистым, новым листом бумаги. На котором я собралась рисовать. И простым карандашом. Пахнет. Твёрдо-мягким. Горячим. Потому что если рисуешь, много линий, точек, штрихов, нагревается стержень. И пахнет. Ещё грушами, вишнями, черникой совсем немного. Он почему-то всегда пахнет так, как мне надо. Так странно.
Он говорит, что сначала я казалась ему загадочной, а потом он понял, что моя загадочность — это простая депрессия.
Я устала любить тебя, Майкл Джонс. Оставь меня в покое, я прошу. Я не могу смотреть на тебя без смущения, у меня мурашки по коже, когда я думаю, что ты можешь разговаривать с кем то другим, кроме меня. У меня ощущение, что я никогда не могу никого полюбить больше кроме тебя. И эта мысль убивает меня все время.
Тебе восемнадцать.
Ты самоуверен и красив, легко общаешься с девчонками и меняешь их как перчатки. Ты падок на лесть и комплименты, красиво улыбаешься, показывая ямочки. А я все ещё испытываю к тебе странное чувство. Нет, я не люблю тебя больше, но я чувствую что-то угнетающее. Как будто я влюблена не в тебя настоящего, а в воспоминания, которые с тобой связаны.
Но я то знаю, каков ты на самом деле. У тебя тоже есть комплексы, ты тоже иногда слаб, любишь поесть пиццы и посмотреть сериалы. Ты не настолько холоден, каким хочешь казаться. Я не верю в твой образ и маску. Скучаю по тебе одиннадцатилетнему.
Я думала, что все кончено. Я охладела к тебе; мы даже не здороваемся. Ты встречаешься с какой-то сатанисткой с проколотой губой и длинными волосами. Мы редко видимся, редко общаемся, но мое сердце все ещё бьется чуть быстрее, когда мы по обыкновению обнимаемся при встрече. Ты всегда обнимаешь меня последней, но это никак меня больше не волнует.
Ты изменился. Больше улыбаешься, движения и слова более мягкие и тактичные, ты снова предлагаешь мне наушник. Я не отказываюсь. Я сижу рядом, чувствую приятный аромат твоего шампуня и думаю о чём-то, чего ты лишился. Никак не могу понять уже который год.
Ментоловая жвачка жжёт поврежденные кипятком губы. В чеке из магазина посоветовали вспомнить о чём-то хорошем. Вспоминаю о тебе.
Мне с каждым днём все больше кажется, что я люблю не его настоящего, а того, которого знала год назад. И теперь, кажется, я живу любовью к человеку, которого не существует. К Майклу Джонсу, которому шестнадцать.
Я такая же как и все, даже хуже. Но ты скажи мне, что я особенная, пожалуйста.
Тебе девятнадцать.
Ты — одно из тех воспоминаний, которые я не хочу терять, потому что это единственный способ обладать собой.
И я наконец нашла то, что мне так не хватает в тебе. Ямочки. Ты когда улыбаешься, их больше не видно.
Арчи откладывает ручку и любуется на свое творение. Глаза вышли слегка неправдоподобно, но не суть. Красота Майкла отличается от красоты его сестры. Он — свеж и привлекателен, а она — темна внутривенно.
