Как так получилось?...

"Я знаю, что не может быть. Знаю, но во что мне ещё остаётся верить? Всем надо во что-то верить. До видео с камер я верил, что это не Гарик. Всё порушилось. Я верил, что Макс выживет. Это предположение растаяло. Верить не во что, кроме наказания виновных, кроме сладкой мести. Если бы я умел верить в Бога так, как верит человек переживший все невзгоды жизни, как умел верить он. А теперь и Там ему не помогут, теперь самое светлое в моей жизни погасло навсегда. Живой мертвец, рядом с которым предстоит провести его последние минуты - что может быть страшнее?" *** Паша ударил по тормозам и остановился у больницы. Он быстро вбежал на третий этаж, где была палата Максима. Там его ждал Игорь. - Сочувствую...ну, в смысле, ему. Я сам какой - то разбитый из-за этого, хотя я с ним даже не общался. - Спасибо, что дождался меня здесь. Паша обнял Гарика и вошёл в комнату. Максим лежал подключённый к капельницам, весь бледный и абсолютно обескровленный. На Воля х столько навалилось за один раз, что ему просто хотелось кричать от боли. Хорошо, что этот чёртов день уже подходил к концу. На часах было одиннадцать, и Паша, положив голову на плечо Макса, уснул тяжёлым, мерзким сном. Ему казалось, что он видит поглощающее его чудовище с переломанными и торчащими наружу костями и вытекшими глазами. Он чувствовал стенки его желудка на себе, был внутри него, и ощущал себя абсолютно подавленным всем этим, он не знал, что делать, и постепенно сдавался. Когда он проснулся, было часов семь утра. Он попытался понять, что его разбудило, но лишь через несколько секунд осознал, что это был непрерывный писк прибора. Линия кардиограммы сошла на нет, оставляя в стороне свой последний, ещё видимый изгиб... Врачей звать не хотелось. Ему нужно было попрощаться с Максимом. У него на глазах выступили слёзы, в голове начали крутиться многие десятки песен Фадеева, которые он послушал за последнее время. Вдруг, совершенно неожиданно для него, боль, которой было необходимо выйти наружу, напрягла его связки и издала тихий, но всё нарастающий звук. - Ты всё равно жив, И в сердце ты моём навсегда. Ты всё равно жив, Но так распорядилась судьба. Ты всё равно жив, И ангелы с тобою легко Летят высоко. Ну вот и всё. Мы с тобой встретимся позже, Ну вот и всё. И это изменить невозможно... Каждую секунду он вслушивался в гложевшую его тишину, и с каждой строчкой из него выходила вся боль, причиняя ещё большую. Он искренне не понимал, за что ему это всё, и звуки его голоса, некрасивые, неправильные, совершенно не попадавшие в ноты, превращались в молитву. Пусть он верил не так сильно, как умел верить Макс, но он должен был сохранить на земле хоть частичку этой веры, этой памяти о нём. Он не услышал, как замолкло пищание приборов, как остановился воздух и его мысли, и просто пел, пока голос не оборвался в этой тишине. Вот и всё. Песня кончилась на середине, как кончается жизнь. Но вдруг... - Как бы я хотел тебя обнять И просто о многом молчать... -сильный, мягкий голос, пронимающий до мурашек, и чья-то рука в волосах, и искривлённый рисунок кардиограммы. Дрожь по телу. Конечно, он сначала ни во что это не поверил. А потом -шёпот: - Я всё это уже проходил, Паш. Я всё это уже видел. Зачем ты смотришь на меня, как на мёртвого? Теперь я тут. Рука в руке. Кожа к коже. Ток через сплетённые пальцы. Это всё...правда? - Всё нормально, слышишь? Зачем ты так сжимаешь мою руку и давишь головой в плечо? Проверяешь? А ты просто поверь, что я тут. Нос к носу. Губы к губам. И мокрые от слёз щёки. Нет, совершенно определённо, что не сон. Даже во сне так хорошо не бывает. Отрыв. Глаза в глаза и его рука, вытирающая слёзы. - Зачем ты плачешь? Ты ведь теперь веришь, что это правда. Знаю, что веришь... Я тут.