The Same Old Bitter Things

Воин всегда должен осознавать тот факт, что галактика в основе своей несправедлива. Хотя новое обстоятельство может показаться неправильным по вине ошибочных или неполных данных, сама по себе правда не может служить способом примирения. Причина этого кроется в том, что люди в основном нелогичны и не всегда способны принять новую правду вместо старой привычной лжи. Если попытка исправить дезинформацию не привела к положительному результату, и конфликт продолжается, у воина есть два варианта: сделать что-то или не делать ничего. Когда Илай проснулся, Траун сидел на полу у деревянной стены, подложив под спину одеяло, и что-то пролистывал в датападе. Как давно он проснулся, Илай не знал. Илай потер челюсть и помассировал горло. Голень пульсировала от боли, но это не было большой проблемой. Ноги легко спрятать. Он попытался прочистить горло, словно только что проснулся, но закашлялся по-настоящему, поэтому попытка скрыть правду вышла неубедительной. — Доброе утро, Илай, — отозвался на кашель Траун. Он не отложил датапад, но поднял взгляд. — Доброе, — ответил Илай. К счастью, он мог говорить. Было больно, но у него получилось. Если он будет осторожнее и попьет воды, возможно, у него даже получится говорить нормально. Траун, не двигаясь с места, поинтересовался: — Что произошло прошлой ночью? — Ничего, — сказал Илай и поморщился. Нельзя было так поспешно отвечать. Настороженные глаза Трауна едва заметно блеснули. — Ваше горло с этим не согласно. — Который час? — перевел разговор Илай. — Девять часов тридцать восемь минут, — ответил Траун, проверив, не выключился ли датапад. — Что произошло прошлой ночью? — повторил он. — Ничего. Я не хочу об этом говорить, — Илай сел в кровати, но одеяло откидывать не стал. Траун продолжал смотреть прямо на него. — Кто вас ударил? — Никто, — снова слишком поспешно. — Крайтова отрыжка, — возразил Траун. Илай добавил в голос чуть холода: «Траун, нет». Брови Трауна поднялись, он слегка наклонил голову вперед. — Илай, это был ваш отец, так? А он-то думал, что сумеет сохранить всё в тайне. Он должен был подумать, что Траун увидит синяки и попытается всё разузнать. — Всё в порядке, — заверил его Илай. — Нет, не в порядке. Откинув одеяло, Илай встал и подошел к сумке, которую так и не распаковал вчера. На ней лежала стопка чистой одежды. Траун не должен был увидеть его ногу. Он переоденется в освежителе. Интересно, старый маскирующий карандаш еще сохранился? Ему следовало привезти новый, но Илай надеялся, что и старый поможет всё скрыть. Он дошел до двери и повернулся к Трауну. И наткнулся на самый суровый взгляд, который когда-либо видел на лице чисса. Времени у Илая было мало. Один шанс, чтобы разобраться с этим. И сохранить мир. — Забудьте, Траун. Прошу вас. Хотя бы ради меня. Нет, ради всех, кого вы хотите спасти. Зло, помните? Вы никого не спасете, если окажетесь за решеткой или еще что похуже… А я точно знаю, что это вас и ждет, если вы что-нибудь попробуете сделать. Хоть что-то. Вам не победить в суде. Илай отвернулся раньше, чем чисс смог ответить, и захлопнул за собой дверь. Он же понял, да? Не станет вмешиваться? Илай начал жалеть о том, что притащил сюда Трауна. В одиночку он еще как-то мог поддерживать порядок. Но Траун был непредсказуем. Когда бабушка переступила порог дома, Илай убедился, что Трауна нет рядом. — Ох, Илай! — воскликнула бабушка, увидев его. Илай подбежал и обнял её. — Привет, бабуль, — сказал он. В голосе не было ни грамма страха. Чем дольше она его обнимала, тем труднее было сдерживать сердечный ритм. Объятия делали его слишком уязвимым. Слишком близко. Дыхание было легко заметить. И сердцебиение. Хотя он знал, как завершить эту пытку. И это определенно всё ускорит. — Я кое с кем хочу тебя познакомить, — шепнул он ей на ухо. Она немедленно его отпустила, отступая на шаг. Глаза её сузились до щелок. — Я слышала, что ты притащил с собой инородца. Ну-ну. И где же он? — О, прямо здесь. Эй, Траун? — позвал Илай. Он попросил Трауна подождать, пока он его не позовет. После недавнего разговора Траун, казалось, был готов держать себя в руках и действительно следовать указаниям Илая. Через несколько секунд Траун подошел, смотря только на Илая и ожидая сигнала, что делать дальше. Бабушка вскрикнула. Илай был так поражен, что разорвал зрительный контакт с Трауном и обернулся на бабушку. — Что такое? — спросил он. — Отойди от него, скотина! — закричала бабушка, махнув в сторону Трауна своей тростью. — Ч-что? — повторил Илай. — Ты не говорил, что чисс свободно разгуливает по дому. Он же может сделать все, что угодно, расправиться с нами, прежде чем власти узнают и доберутся сюда! — Траун никому не причинит вреда, — ровным тоном заверил ее Илай. Взгляд бабушки метался от груди Трауна к глазам Илая, словно она хотела держать обоих в поле зрения, но при этом боялась смотреть Трауну в глаза. — Да ты только взгляни на него. Ты что, всё забыл? — Истории врут. И в любом случае мама уже заставила его надеть солнцезащитные очки. — Почему всё крутится вокруг светящихся глаз? Илаю уже самому надоело слышать эту чушь, и он мог только догадываться, что думает обо всём этом Траун. Страхов бабушки его слова ничуть не уменьшили. — Думаешь, сантиметра тонированного пластика достаточно, чтобы остановить чисса? Они не повлияют на его взгляд. Их недостаточно, — Илай был готов сдаться, лишь бы покончить с этим. Он не мог победить, и Траун не мог. Почему он вообще решил, что это будет хорошей идеей? Траун все еще смотрел на него. — Мне следует уйти, Илай? — спросил он как можно тише. — О, нет, — вмешалась бабушка. — Если он должен здесь быть, я хочу, чтобы он был там, где мы можем его видеть. — Тогда, наверное, нет, — ответил Илай. Они зашли в тупик. Траун, не двигаясь, произнес совершенно ровным спокойным тоном: — Как ни печально, я не могу адаптировать научные знания под сложившиеся обстоятельства. Илай взмолился одним взглядом: «Не надо», и понадеялся, что Траун поймет. Бабушка уловила сарказм в словах Трауна и, что неудивительно, усилила напор. — Попробуешь тронуть меня хоть раз, и я вызову власти, — Что, прямо вот так, с ходу? У них же был целый день для этого. Насколько хорошо Траун способен читать выражения человеческих лиц? Илай мысленно взмолился: «Пожалуйста!», отразив это на лице настолько откровенно, насколько мог, и понадеялся, что Траун вспомнит, о чем он говорил ему недавно. Траун не шевельнулся. — Если проблема лишь в моей способности видеть, возможно, если временно её устранить, это решит и саму проблему. Илай был ошеломлен. Всего час назад он грубо заткнул чисса, который завел разговор о его синяках, а теперь Траун сам согласился лишиться зрения, лишь бы порадовать тех же самых людей. — Вы же не… — У вас есть длинные полоски ткани? — перебил его Траун. Как бы сильно не была ненавистна Илаю сама эта идея, только Траун мог решить эту проблему. И если он так хочет, Илай подчинится. — Да. Секунду, — он собрался пойти и найти необходимое, но бабушка не собиралась так просто его отпускать. — Как по мне, так это еще одна уловка. Я не хочу, чтобы ты оставлял его одного. Слышишь меня, Илай? Пока я в этом доме… Нет, пока хоть кто-то из вас находится в доме. —  «Господи, я хочу, чтобы это закончилось». Илай на несколько секунд вывел Трауна из комнаты. Шкаф был всего в нескольких шагах от двери, так что поговорить бы им не удалось. Родители и бабушка тем временем продолжали: — Мы с самого начала говорили Илаю, чтобы он с ним не связывался, но разве он слушал? — сказала мать. Илаю хотелось заткнуть уши, но он понимал, как важно знать, о чем они говорят. Когда Илай отыскал полоски ткани достаточной, чтобы завязать глаза, длины, Траун снял очки и на мгновение встретился с ним взглядом. Илай увидел в его глазах только бесконечное доверие и ощутил, как тяжело бухнуло в груди сердце. Он пробормотал: «Извините», но Траун взял у него из рук ткань и самостоятельно завязал себе глаза. Илай пошел впереди Трауна и стоило ему ввести его в комнату, как бабушка снова обратила свое внимание на них. — Однажды ты пожалеешь о том, что неуважительно относился к своим родителям, мальчик. В мое время парни вроде тебя не позволяли себе такого, а если позволяли, это не сходило им с рук. Нет, сэр. В этом проблема нынешнего поколения. Вы совсем распустились. Думаете, что вам всё позволено. Не желаете слушать, если вам говорят что-то, чего вы слышать не хотите. Отец, стоящий рядом с ней, кивнул и пальцем ткнул в сторону Илая, который смотрел только на мать. — Я ему всегда это говорил. Да он должен быть благодарен, что мы приняли его обратно, после того как он завел себе друга-инородца. — Не думаю, что на твоем месте я была бы столь добра, — ответила бабушка. Остаток дня прошел не намного лучше. Разговор то крутился вокруг Трауна и Илая, то их присутствие начинали игнорировать, а потом всё начиналось сначала. Траун за весь день произнес, возможно, всего два предложения, каждое из которых было сказано его обычным мягким тоном. Во время ужина Трауна оставили есть на кухне, в то время как остальные разместились в столовой за столом. Он расправился с едой быстрее и терпеливо сидел в уголке на кухне, достаточно далеко от людей, но всё ещё в пределах их видимости. Илай не понимал, как Трауну удается так хорошо держаться, но был готов бросить к его ногам целую вселенную, в благодарность. Это произошло после ужина. Илай только успел подумать, что скоро всё наконец-то закончится, поэтому неудивительно, что это случилось. На самом деле, вины Трауна в этом не было. Он меньше суток был в доме Вэнто и удивительно хорошо ориентировался с завязанными глазами. Траун был не виноват, что запнулся о ковер рядом со старинным буфетом. Когда это произошло, он схватился за первый попавшийся предмет в пределах досягаемости. К несчастью, это оказался именно буфет. Пальцы Трауна вцепились в дерево, и он устоял на ногах, но буфет пошатнулся, чашки и тарелки внутри загремели. А потом одно блюдце упало. Обе Вэнто одновременно вскрикнули. — Ты пожалеешь, что ступил на эту планету, — воскликнула бабушка. Илаю стало плохо, но сперва он должен был помочь Трауну. Подскочив к Трауну, Илай собрал рассыпавшиеся вокруг него осколки, мимоходом коснувшись руки Трауна, чтобы тот не думал помогать. — Он этого не хотел, бабуль. Клянусь. Он просто споткнулся. И это всего лишь блюдце. Этого оказалось недостаточно. Нужно было срочно придумать что-то еще. Чтобы они отвлеклись от Трауна на него. — Помните, как я несколько лет назад разбил чашку? От неё как раз осталось блюдце. Теперь у нас снова нормальный комплект. Отец Илая поднялся из-за стола. Илай вздрогнул. Здесь же полно людей, да? Он же ничего не сделает? А ему? Взгляд Илая метнулся к замершему Трауну. — Ты за своё заплатил. Он — нет. — Я был бы счастлив возместить вам стоимость тарелки, — подал голос Траун. Илай поморщился. Трауну только казалось, что он делает как лучше. Отцу было нужно совсем не это. — Ты не можешь возместить незаменимое! — взвизгнула бабушка. — Но тебе этого не понять! Такие так ты понятия не имеют о подобных вещах. — О чем вы говорите? — спросил Илай. — Он сожалеет. Он не хотел этого. Просто споткнулся. Клянусь вам. — Придержи свой язык, если не хочешь нарваться, — прошипел отец. Илай вздрогнул в ожидании удара. Но отец не шевельнулся. Удара не последовало. Илай заставил себя дышать, хотя дыхание было мелким. — Илай, задумайся хотя бы на секунду. Твой отец прав. Ты же себя забываешь с ним, — умоляюще попросила мать. Илай подчинился. — Послушай меня, Илай, — произнесла бабушка спокойно, но твердо. — Не считай его невинной овечкой. Чиссы всегда были варварским племенем. Все, что их интересует — это сила. Ты и я, Илай, мы способны оценить такую вещь, как этот буфет. Он прекрасен, это произведение искусства. Историческое и семейное наследие. А для него всё это — проявление слабости. Только подумай, Илай. Целая раса, которая способна убивать взглядом. Какую культуру могут создать подобные существа? Илай не знал, плакать ему или смеяться. Может, следовало сделать и то, и другое. Траун не способен оценить искусство? Наследие? Траун — варвар? Это было просто смешно. Она же не верит в это, правда? Было бы весело, если бы Илай не знал, что бабушка действительно в это верит. И это было только начало. Бабушка еще не закончила. — Они не похожи на нас, Илай. Мы добрые, порядочные люди, своей любовью мы защитим тебя от всех ужасов галактики. Ты так наивен. Сам не понимаешь, что говоришь. Поверь мне, если бы понимал, то не говорил бы с нами таким тоном. — Я знаю Трауна достаточно хорошо, чтобы понимать, что он не такой, — слова вырвались сами. Он не мог вернуть их обратно. К счастью, они звучали скорее раздраженно, чем вызывающе. На самом деле, это был всего лишь жалкий шепот. Илай надеялся, что так они их и воспримут. Голос бабушки стал жестче, но Илая это не волновало. Она считала, что объясняет ему что-то новое, не понимая, что он слышал это со времен учебы в Имперской Академии. — Они — мастера манипуляции. Да он лжет тебе в доброй половине случаев. Ты же знаешь, Илай, мы никогда не лгали тебе. Мы никогда не желали тебе вреда. Так кому ты веришь? Нам, своей собственной семье, которая любит тебя больше жизни? Или этому инородцу? В отличие от предыдущих раз, когда Илаю говорили, что Траун ему лжет, у бабушки была над ним реальная власть. Он не мог просто проигнорировать ее слова. Прошлая ночь повторялась. Вчера он задумался, что сказал бы, будь рядом Траун. Ну вот, теперь он это выяснит. Но теперь все было немного иначе. Отец спрашивал, кому он предан. Бабушка — кому верит. Их же просто дезинформировали, да? Они бы никогда не стали ему лгать. — Я верю вам… Но все эти истории… Они очень древние. Вы никогда не думали, что некоторые из них несколько… устарели? — Мои родители передали их мне, а их родители — им, и так из поколения в поколение. Эти истории — наше наследие, как и эти тарелки. Наша семья хранит их. Так как ты думаешь, кто лжет? Все сводится именно к этому, Илай. Семья не лжет. А инородцы делают это постоянно, — круг замкнулся, вернувшись к тарелке. Взгляд бабушки переместился на Трауна, Илай задрожал. — Ты! Почему ты здесь? Ты бросил ради этого свою семью. Бросил свой мир. Даже животное знает, что лучше оставаться в стае. Значит у тебя была причина уйти. Не отрицай этого! Чиссы в первую очередь гордый народ. Ты жаждешь славы. Уничтожения невинных, которые выглядят не так, как ты, — ирония последнего заявления не ускользнула от Илая, но он уже ничего не мог сделать. Если рассказать им об изгнании, это лишь изменит аргумент, но не их отношение. Траун рядом с ним шевельнулся. — Мой народ… не верит в упреждающий удар. Никто, кроме Илая не заметил в его голосе нерешительности и печали. Траун казался таким спокойным. Илай даже удивился, что бабушке удалось найти способ поколебать уверенность Трауна. — Это ложь. Когда ты расправишься со всеми нами и вернешься, они будут приветствовать тебя как героя. Иначе зачем ты здесь? Ради завоеваний, вот для чего. Ты — угроза нашей галактике. Угроза, от которой, как мы считали, мы избавились. Траун ничего не ответил, а Илай не мог пошевелиться. Осколки тарелки в его руках больше никого не волновали, и он был благодарен хотя бы за это. Невероятным образом ему удалось заставить себя заговорить, хотя поврежденное горло саднило от боли. Раздраженно вздохнув, Илай, стараясь подражать тону отца, сказал: — Просто позвольте мне отвести его туда, где он больше ничего не сможет сломать, ладно? — Хорошо, — ответила мать. Никто не стал возражать. Илай осторожно потянул Трауна за запястье и почти не дышал всю дорогу до комнаты. Когда они вошли туда, Траун стянул повязку с глаз и медленно моргнул. — Это был… интересный день, — мягко произнес он, смотря Илаю в глаза. Илай не отвел взгляда. — Простите. — Не извиняйтесь. Мы обсудим всё позже, если пожелаете. Но сейчас, полагаю, вам лучше уйти. Илай кивнул. — Точно. Ага. Возможно, позже. Ну или… завтра. Или… Я не знаю. Мы поговорим обо всем, да? Я имею в виду… мне пора. Простите. Он выскользнул за дверь, прежде чем Траун успел ответить. Остаток вечера Илай провел в некоем оцепенении. Он ни на что не обращал внимания, слишком погруженный в себя. Но время всё тянулось и тянулось, и бабушка, похоже, вовсе не собиралась уезжать. Разговор несколько раз возвращался к Трауну. Ничего хорошего не говорилось. Илай молчал, ожидая, когда все, наконец, закончится. Пока Траун оставался в безопасности в его комнате, Илай мог справиться с чем угодно. Когда бабушка наконец-то уехала, Илай попросил мать задержаться в комнате. Ему нужно было кое-что сделать. Осторожно, начав разговор издалека, Илай собирался постепенно убедить её, что солнечных очков будет вполне достаточно. — Наша бабушка немного параноик, правда? — вымученно улыбнулся он, когда отец ушел в освежитель, оставив их с матерью наедине. Если она примет его сторону, то у него появится шанс, тогда как убедить обоих родителей сразу Илай не мог. Мать согласилась. И, что более важно, когда отец вернулся, она убедила в этом и его. Синяки Илая пульсировали от боли, веки словно налились свинцом, а сосредоточиться становилось все сложнее. Он исчерпал остаток сил, и оставаться в общей комнате было опасно. Так быстро, как только смог, он ушел спать. Когда он, наконец, оказался в комнате, Траун уже спал на полу. Илай лег в кровать, внезапно осознав, что устал настолько, что уснет сразу. Он смотрел туда, где в темноте лежал Траун, и последнее, о чем успел подумать, прежде чем провалиться в сон, было: «Я тебя не заслуживаю».