Обладание

У Саске резко пересохло в глотке, несмотря на мокрый, коварный язык брата. Его собственного брата... Этот факт делал ситуацию вдвое хуже, чем могло быть. Как бы сильно он ни ненавидел положение жалкого зверька на привязи, как бы сильно ни ненавидел признавать поражение — такие унижения и рядом не стояли с тем, что творилось здесь и сейчас. Итачи, его собственный брат, человек, которого он так мечтал убить, был здесь, прямо перед ним, целуя его, похищая его дыхание... а возможно... и душу тоже, потому что сколь бы ненавистно для Саске ни было это признать, он понимал, что сам получает удовольствие от запретного поцелуя. И эта мысль страшила. Страшила сильнее осознания надвигающейся смерти. И он начал сопротивляться, пытаясь отвернуться. Но не смог. В качестве предупреждения Итачи крепче ухватил его за подбородок — длинные, окрашенные в чёрный ногти впились ему в кожу подобно тискам, и Итачи вонзил зубы ему в нижнюю губу. Сильно. Из ранки багровым ручейком побежала кровь, которую Итачи с нетерпением слизал языком. Их глаза встретились, рубиново-красные с обсидианово-чёрными, когда Итачи ответил на исполненный ненависти взгляд Саске холодным взором. — Ублюдок! — выплюнул Саске, чьи припухшие губы слегка заметно подрагивали. Если бы не цепи, он бы вытер губы много-много раз, до боли, только бы избавиться от этого болезненного вкуса запретной и в то же время сладкой амброзии. — Ты что мне дал?! — ...Антидот, — ответил Итачи своим обычным монотонным голосом. На лице его отсутствовало какое-либо выражение, хотя можно было заметить веселье, танцевавшее за его кроваво-красными шаринганами и придававшее им сходства с буйным пламенем. — Яд Ширию не только останавливает течение чакры в твоём теле, но и разрушает нервную систему. Саске нахмурился. Тот тип, должно быть, раньше был ниндзя-медиком... раз сумел сварганить подобный яд. Это означало, что только у членов Акацуки было противоядие. Мысли переключились на Наруто. Беспокойство из головы он сразу же выкинул. Саске знал, что Цунаде сумеет найти лечение. Недаром она легендарный саннин и лучший ниндзя-медик в Конохе. Никаких сомнений, что она отыщет антидот. Подождите-ка! Антидот?! — На кой чёрт ты-... — Саске замолк на середине фразы. Накатило внезапное головокружение. — Но у него есть побочный эффект, — усмехнулся Итачи, поиграв рукой с цепью, которая удерживала его младшего брата за хрупкую шею, и наблюдал, как бледная кожа Саске приобретает нежный розовый оттенок. Дыхание мальчика сделалось коротким и вымученным, словно ему было трудно просто дышать. У Саске стал такой аппетитный вид... Итачи потянул за серебряную цепь, чтобы подтащить Саске поближе. Его сильные стройные руки поспешили распустить мальчику хвост. Минутой позже длинные пряди полночно-чёрных волос получили свободу, каскадом ниспадая мальчику на спину в подобии чёрного водопада и обрамляя обычно выдержанное лицо, придавая ему большей женственности. — Так лучше. Безусловно, так было лучше, поскольку Итачи больше не казалось, что он собирается трахнуть самого себя. Он потянулся, чтобы прикоснуться к этим вороным прядям, ощущая, как они текут между пальцев, будто вода. Саске дёрнулся прочь от нежного прикосновения и опасно сверкнул глазами, прорычав: — Не тронь меня, ублюдок! — Не думаю, что ты это всерьёз, младший брат, — сказал Итачи, рывком цепи притянул его обратно, прежде чем дразняще мазнуть губами по открытому, благодаря униформе АНБУ, плечу. Саске задохнулся. Казалось, кожа у него горела от одного только соприкосновения. Кровь всё быстрее и быстрее неслась по венам — так быстро, что он боялся за их целостность и начал потеть. Итачи усмехнулся своей надменной усмешкой, а потом вонзился зубами в его плечо. С такой силой, что плоть содрогнулась и лопнула, запятнав белую кожу кармазином. И всё же эта рана не так беспокоила Саске, как явная отзывчивость собственного тела на малейшее прикосновение Итачи. Оно утратило над собой контроль, напевая собственную песню сорвавшегося с цепи желания и вожделея большего. Саске прикусил и без того кровоточащие губы, выпуская больше крови. Он не станет умолять. Ни за что в жизни. Старший Учиха вновь набросился на шею мальчика, покусывая и посасывая до боли, оставляя синяки. И наблюдал, как вибрировало горло Саске, желая сдержать стон. — Упрямый, — сказал Итачи и с силой толкнул его назад, роняя спиной на мягкий матрас. До Саске только теперь дошло, что прикован он был к богатому эбеновому изголовью кровати. Он прищурился на нависшего над ним человека, в то время как Итачи достал свой кунай. — Ненавижу тебя, — сказал Саске с искренностью в каждом слове. Но при том голос его вышел слабее, чем он ожидал. Прозвучал странно хрипло даже для собственного слуха. — Потому что я так тебе велел, — раздался глубокий голос Итачи, который при помощи куная вспарывал на Саске униформу, разрывая её на куски и не заботясь о том, оставлял ли острый металл порезы на мягкой коже его брата. На молочно-белом холсте выступило больше крови, исчерчивая его длинными алыми полосами. Нагота и уязвимость. Какое издевательство... какое унижение. Младший Учиха натягивал и натягивал свои цепи, но добился только лишних ран. Голодный взгляд Итачи изучал открывшуюся красоту. Его младший брат выглядел таким сочным и сладким, лёжа здесь, обнажённый и окровавленный. Маленький недомерок, которого он знал, вырос таким красивым... Настолько красивым, что Итачи сомневался, что тот ещё девственник. Младший неуютно поёжился, чувствуя на себе вес брата. Пускай весил Итачи немного, но ощущение контакта кожи с кожей было невыносимо сильным. — Ненавижу тебя, — прошипел он сквозь сжатые зубы, стараясь подавить дрожь, когда чужой язык обвёл его челюсть, медленно и чувственно. — Это я сказал тебе ненавидеть, братик, — промурлыкал Итачи ему в горло, которое, по-видимому, станет его излюбленным местом. — Тобой так легко манипулировать. Твой приход сюда был предсказуем. Саске потребовалась вся сила воли, чтобы не застонать, когда рука Итачи скользнула по чувствительной внутренней стороне бёдер. Он ощущал нарастающее трение между ними, несмотря на множество слоёв одежды Итачи. Саске мысленно проклял себя, когда предательское тело незамедлительно отреагировало, подбрасывая бёдра, чтобы почувствовать больше. — Ты принадлежишь мне, младший брат. От глубокого, хриплого голоса мальчик стал дышать ещё тяжелее, чуть ли не лихорадочно, и последняя нить самоконтроля лопнула, когда нежная рука старшего брата поиграла с его соском, пощипывая до тех пор, пока тот яростно не запульсировал, а другая рука тем временем обернулась вокруг его возбуждённого ствола, сжимая и туго пропуская через кулак. Слёзы разочарования скользили по разрумянившимся щекам Саске, который, прошибаемый разрядами нежеланного вожделения, озлобленно буравил брата глазами. Губы Итачи исказились в дьявольской улыбке. Он нагнулся и дразняще задел губами расчерченные кровью губы юноши, чтобы тут же отстраниться. Он повторял это снова и снова, довольно улыбаясь, когда Саске вскидывал голову в отчаянных поисках его тёплых губ. — Пошёл нахуй! — выругался мальчик, по щекам которого стекало всё больше и больше слёз разочарования. Звякнули-клацнули цепи, когда Саске рванулся в них, поднимая голову, чтобы встретиться с ожидающими губами Итачи в голодном поцелуе, при котором языки их танцевали и сплетались друг с другом в яростном сражении. — Пожалуй, как раз наоборот, — сказал Итачи, когда они разделились, хватая воздух. Затем он поднялся и принялся раздеваться. Тяжёлые ткани спадали на пол одна за другой с быстрым шелестом, обнажая великолепную красоту сантиметр за сантиметром. — Однажды я убью тебя, — отрывисто бросил Саске, в то же время не в силах оторвать глаз, по достоинству оценивающих изящное сложение брата. Чёрт бы побрал. Младший мысленно сыпал проклятиями. Через минуту Итачи забрался обратно на кровать, его глаза-шаринганы не мигая смотрели на лежавшего под ним мальчика, как у хищника, охотящегося на свою добычу. Стройные руки крепко вцепились мальчику в плечи. Хватка получилась такой сильной, что полученные ранее порезы закровоточили по-новой. Старший пригнулся, пока они не соприкоснулись торсами, и источаемый этим контактом жар заставил Саске выгнуться с непрошенной чувственностью. — Терпения, Саске, а то ведёшь себя, как девственник, — сказал Итачи в саркастичном тоне старшего брата, танцуя кистью руки по плоскому пупку младшего. Саске дико покраснел, дыхание затруднилось, однако прежде, чем он сумел себя остановить, у него вырвались слова: — Так и есть. По всегда непоколебимым чертам лица Итачи пробежало удивление от этих простых трёх слов. Буквально на долю секунды, но Саске всё же заметил. Младший Учиха отвернулся, обнаружив, что странно смущается встречаться с Итачи глазами. И всё же он не верил, что искренность могла выручить его в такой ситуации. Слишком хорошо он знал Итачи. Тот не остановится, пока не вырвет у Саске последнюю кроху личного достоинства... Острая боль вторглась в него, обжигающая, раскалённая добела, так что мальчику пришлось закусить собственный язык, лишь бы не заорать в агонии. А вместе с тем, невзирая на невыносимую боль, его вспотевшее тело кричало о большем. Насколько он ненавидел это, настолько же ненавидел и себя. Презирая за слабость. Свежие слёзы не заканчивались, струясь по его горящему лицу. Он не хотел плакать. Не хотел жалости. Длинные тёмные ресницы опустились, когда младший закрыл глаза. Отгораживаясь от остального мира. Старший Учиха склонился к нему и слизал солёные слёзы. То, каким нежным и бережным вышел жест, поразило красивого преступника S-ранга. А тем временем пытка продолжалась, клочок за клочком разоряя гордость мальчика, до тех пор пока он в конце концов не кончил, крича в голос, и последняя частичка его переоценённого достоинства изчезла из разбитой души. — Ты мой.

***

— Аааааагррррххх! — пронёсся вопль по коридору особняка. Каштановолосая женщина нахмурилась, поворачиваясь к своему акулоподобному компаньону. Её фиолетовые глаза отсвечивали тревогой, когда она спросила: — С ним всё будет в порядке? — Ты же знаешь, сколько длится Цукиёми, Шики, — сказал Кисаме, глядя вперёд. Не будь здесь Шики — сестры-близнеца Ширию — он бы с удовольствием поржал над его двадцатичетырёхчасовым болезненным опытом. А впрочем, если подумать, тому типу, возможно, даже нравилось, поскольку у него было так много почти что копий Итачи, истязающих его днями и ночами. Кисаме знал, что этот тип уже давненько положил глаз на его прекрасного напарника, однако для Ширию Итачи был попросту недосягаем. Из-за самовлюблённости Ширию правда о том, что Итачи сильнее, чем он, извратила его вожделение красоты Учихи в какую-то несоразмерную ненависть. Кисаме мысленно оскалился. Так-то, Ширию, получай свой урок. Водрузив Самехаду на широкие плечи, Кисаме обернулся к Шики. — Проверю, как там наш щенок поживает, — сказал он и ушёл. Шики глядела ему вслед, пока спина Кисаме не исчезла в конце коридора. С её лица не сходила хмурость. В отличие от своего близнеца, Шики обладала спокойным и собранным нравом, но в то же время испытывала побуждение умыть руки в крови. Не окажись тот мальчишка братцем Учихи Итачи, она бы уже его прикончила. Фиолетовые глаза её прищурились. Теперь ей надо было найти кого-то другого, чтобы убить. Ах, да ведь Девятихвостый сам сказал, что скоро вернётся. И пускай им приказано было не убивать вместилище, она сомневалась, что их цель явится в одиночку. Женщина в предвкушении облизнула губы. Скоро...