«Да, забавно смотреть, как мне больно. Ты зовешь меня беспечной, сам не обжегся? О-о-о, я испорчена настолько же, насколько я кажусь, Разве ты меня не любишь?» «Bleeding»; The Pretty Reckless.
- Я принесу воды, а ты тут… Не делай глупостей, ладно? – Чанёль заботливо взглянул на девчонку, и та слабо кивнула в ответ, хоть немного его успокоив. Жажда давно мучила Пака, и потому терпеть её уже не было сил; мужчина буквально рванул наверх, подгоняемый желанием не оставлять младшую надолго одну – он то уже понял, что её мачеха может вытворить. Ясно, в кого эта МинЧжон пошла… К слову, девушка не заставила себя долго ждать. Как только Чанёль взобрался по лестнице вверх и хотел было дёрнуть за ручку, дверь отворилась сама, а на пороге ванной, в клубах пара, показалась девичья фигурка, замотанная полотенцем. - Какими судьбами? – будто и вовсе не стесняясь своего вида, почти обнажённого, прикрытого лишь неприлично коротеньким полотенцем, съязвила МинЧжон и облокотилась о дверной косяк. Взгляд её скользил по старшему, изучал и запоминал каждую частицу, а губы, по мере того, как глаза её опускались ниже, всё более растягивались в ухмылке. – Неужели к Хани? - Я, пожалуй, пойду, - кивнул сам себе мужчина и приготовился было развернуться, чтобы и краем глаза не видеть этого безобразия, как его бесцеремонно схватили за руку. - Тогда, может… присоединитесь? – последнее девушка жарко выдохнула тому чуть ли не в самые уста, сжимая чужую ладонь в своей и прижимаясь всем телом к сильному мужскому стану. Она явно играет, явно нарочно потирается о него своими бёдрами и облизывает пересохшие уста. - МинЧжон… - чуть ниже обычного вырвалось с уст. – Там Хани, я… не могу… так нельзя… - Можно. Чанёль хотел было возразить, оттолкнуть, обругать, но чужие губы, мягкие и ненасытные, в ту же секунду впились прямо в его и принялись жадно сминать, покусывать и дразнить. Он слышал крики внизу, рёв, что испугал его не на шутку; потом своё имя, только хрипло, будто и не Хани вовсе, не та маленькая хрупкая девчонка его произносила; и только он оторвался с трудом от губ девушки, как замер на месте, не смея и звука выдавить. Та самая маленькая и хрупкая, милая и наивная, тихоня-Хани сейчас качалась по полу в истерике и кричала нечеловеческим голосом, точно её резали острыми ножами на мелкие куски. Девочка рыдала, царапала руки и, кажется, звала его, но Пак настолько сильно испугался, что кроме инстинктивного “Боже…”, сорвавшегося с губ не его одного, он ничего не смог произнести. Только позже, когда Хани чуть успокоилась и просто засела в углу, поджав по себя колени, Чанёль смог приблизиться к ней, взять на руки и незамедлительно отвести к психиатру. К какому, он поначалу не знал, знаком он был всего с одним, и то – психологом, что работает у них в школе, О Сехуном, а ехать в больницу казалось ему сумасшествием. Они ведь наверняка сочли бы Хани за дурочку, напичкали таблетками, от которых она разучится говорить и будет только слюни пускать, да положат на все оставшиеся годы в психушку. К тому же, сама девочка была против. Только проснувшись и разлепив глаза, она попросила Пака никуда её не везти, оставить дома, да и самому остаться с ней для окончательного успокоения. Чанёль то был не против, даже готов был уже вот-вот согласиться, но вовремя переключил управление с маленькой головы на большую и повёз-таки Хани к тому самому Сехуну.***
- Хани, скажи, у тебя бывали мысли о самоубийстве? – мистер О внимательно смотрел на младшую, будто пытаясь по изменению лица девочки узнать ответ. Мужчина сидел, закинув ногу на ногу и расслабленно откинувшись на спинку кресла позади, что сразу посоветовал и Ли. Но та упорно продолжала сидеть, точно натянутая струнка, что вот-вот лопнет или, как минимум, начнёт неприятно трещать от напряжения. Нет, ну, а что они хотели? Она ведь попросила Чанёля никуда её не вести, даже позволила остаться с собой, хоть по-прежнему обижалась на этого придурка из-за увиденного. А теперь она ещё и вынуждена терпеть испытующий взгляд этого мозгопромывателя школьного да врать откровенно, чтобы её в психушку не отвезли на мигалках. Подумаешь, истерику устроила, со всеми бывает. - Хани? – переспросил О, а девочка вдруг почувствовала рвотный позыв от его улыбки. Она на мгновение словила на себе взгляд Пака, стоявшего прямо за мужчиной, и одними губами, казалось, прошептала, что же ей делать. Но мужчина то ли специально, то ли действительно не заметил её замешательства и только продолжил буравить её взглядом. - Ну… у всех, бывали, конечно… - Хани понурила голову, до боли прикусив нижнюю губу и тут же удивлённо выдохнув. – Мои запястья… - прохрипела та в ужасе и подскочила на месте. - Что такое? – почти одновременно поинтересовались мужчины, явно не осознававшие всего происходящего. И пока Ли продолжала шептать что-то про свои запястья, Сехун внимательно слушал Чанёля, тихо рассказывавшего ему о произошедшем. - Они… целые… - девочка не могла поверить в увиденное. Её кожа всё такая же бледная, с молочным оттенком и в некоторых местах только чуточку розовая; её ногти целы, даже очень – и это значительно отличается от того, что она видела и, самое главное, чувствовала некоторое время назад. Девочка готова была поклясться, что видела, как кровь стекала крупными каплями по коже, на одежду, пачкала светлую футболку и паркет; она чувствовала металлический запах крови, слышала хруст собственных ногтей и то, как багровые капли громко стучат по полу – даже громче, чем собственные крики. Хани не поверит никогда, что всего этого не было, что её запястья целы, а одежда чиста. Потому что она чувствовала всю ту боль и ни с чем спутать её не могла. - Хани, ты сказала что-то о запястьях? – также приторно пролепетал психолог, поправив сползшие на переносицу очки. - Поверьте мне, они были в крови! Они… там были царапины, и мои ногти… Боже, Чанёль, ты же видел! – не выдержала девчонка и тяжко задышала, кажется, громче всех в этой комнате. Мужчины смотрели неверяще, хоть и старались показать заботу, участие, но не смогли скрыть страх и сомнение. Хани подалась назад, шепча что-то себе под нос и смахивая со щёк слёзы. – Вы мне не верите… - Верим, конечно! – Сехун спохватился первым, усадил младшую обратно, а после и сам вернулся на место, причём также – с ногой на ногу и самым расслабленным видом, будто прямо перед ним не сидит психопатка. – Хани, у тебя случился нервный срыв, такое бывает… Просто нужно меньше нервничать и больше отдыхать. Можно что-нибудь изменить в себе, освежиться, так сказать. Я дам тебе название препарата… - Вы мне не верите… Вы все, - процедила сквозь зубы Ли и поспешила подняться с места. Прочь из кабинета. Прочь из этого храма недоверия. Здесь она чувствует себя сумасшедшей и словно запертой в клетке. Чанёль бросился за младшей, предварительно поблагодарил друга и, забрав листок с названием препарата, схватил девочку за запястье, силой развернув на себя. - Ты что только что за цирк устроила? Я тебе помочь пытаюсь! – сдавленно, чтобы посторонние ненароком не услышали, прошипел Пак и сжал чужое запястье чуть ли не до хруста костей. - А я говорю правду! – сдерживая слёзы и крики, рвавшиеся из глотки наружу, зашептала Хани и готова была уже упасть в объятия мужчины, как тот сам её оттолкнул. Младшая удивилась, но руки выпускать из плена чужой ладони не стала, будто боясь, что после этого мужчина может просто-напросто развернуться и уйти. Ей было обидно, горько и ужасно больно от увиденного наверху; тогда, кажется, у неё сердце готово было наружу выскочить и разбиться вдребезги о холодный кафель, к которому те прижимались. А главное, что сделать ничего она не могла. Истерика захватила её разум, вместо слов вырывались крики, а вместо того, чтобы вновь ударить сестру в сердцах, она только сильнее расцарапывала собственные руки. Тогда ей казалось, что благодаря этому было не так больно. – Чанёль… зачем вы так со мной? Мужчина отвёл взгляд. Потому что знал, что, если хоть на секундочку взглянет в эти оленьи глазки, точно сдастся и снова не сможет совладать с собой. Снова наверняка сгребёт её в объятия и так и увезёт домой, где зацелует, сожмёт ещё крепче… - Если хочешь знать, тот поцелуй был инициативой твоей сестры, - тихо-тихо сорвалось с губ, и Хани, верно, должна была запрыгать на месте от счастья, а вместо этого почему-то почувствовала, как земля уходит из-под ног. Чанёль отпустил её руку, подержал, правда, лишнюю секунду, но потом всё-таки вздохнул и, так и не подняв головы, спрятал взмокшую ладонь за спиной. Подумав немного, развернулся и готов был уже двинуться к выходу, как его остановила чужая дрожащая рука. - Не оставляйте меня, прошу! – Ли не просила, Ли умоляла, причём, кажется, готова была даже на колени встать, лишь бы старший остался. Она плакала, смахивала ненужные капли другой ладонью, пока вторая также вновь не была отпущена Паком. – Чанёль!.. - Хани, прости, но… - мужчина наконец поднял взгляд, но, к сожалению Хани, кроме холода и отрешённости она ничего в нём не нашла. Он, вроде как, только прощение пока попросил, а девочка уже тряслась как ненормальная, не в силах и на ногах держаться спокойно. Чанёль вдруг коснулся большим пальцем её щеки, пригладил чуть, и младшая было уже зарадовалась… Как тот в ту же секунду отпрянул обратно, даже дальше обычного, и произнёс чётко, ударившее в самое яблочко по девчонке: - Мне не нужна обуза. Пак уже давно скрылся за дверью школы, даже шаги стихли, а Хани всё также стояла посреди пустого коридора – со слезами на глазах и бумажкой в руке с названием препарата.***
Новость о посещении Хани их школьного психолога быстро разлетелась по школе. Казалось, она там и двадцати минут не пробыла, ничего особенного не делала, как кому-то уже удалось что-то разузнать и даже распустить грязные слухи. Конечно, была в некоторых из них и доля правды, но большинство же ограничивались тем, что Хани либо спала с Сехуном, либо расхаживала по школе с каким-то неизличимым расстройством. И всем ведь плевать, что никакого "неизлечимого расстройства" у неё нет, а слухи то могут и выдуманными быть — факт остается фактом: Ли Хани посещала школьного психолога, перед этим чуть было не умерла, а значит она больная на голову, и к ней лучше не подходить. Причём придумала всё это не она сама — увидела записки в шкафчике, выцарапанное на парте или выкрикнутое кем-то настолько громко, что все присутствующие тут же начинали гортанно смеяться и хлопать в ладоши. - Эй, Ли, почему без намордника расхаживаешь? - Скажи, а твоя болячка половым путем не передается? А то нужно весь учительский состав предупредить! И смеялись. Они громко, мерзко и противно до скрежета зубов смеялись ей прямо в лицо, тыкали пальцами и брызгали слюной, настолько сильно они были раззадорены её молчанием. А что Хани ещё оставалось делать? Дерзить? Посылать их куда подальше? Бить? Нет, за последнее она наверняка получила бы ещё больше обидных кличек, коих сейчас у неё уже полно. Шлюха. Ненормальная. Сумасшедшая. Психопатка. - Как же заебало... - даже сейчас, дома, после тяжелого школьного дня и двух тестов, что решила она спустя рукава, чужие голоса, мерзкие и звонкие, звучали в её голове, не давая концентрироваться на чём-то другом. Даже собственные мысли порой перебивались оскорбительными фразками подростков, и тогда Хани действительно думала, что сошла с ума. Только не по своей вине. Из-за ублюдков, что окружают её и терроризируют день изо дня. - Дочурка! К слову, об ублюдках... - Ты дома? - пьяно и неразборчиво донеслось снизу, а после послышались громкие шаги по лестнице. Хани вздрогнула, но убегать даже не думала, да и некуда ей — спальня то далеко, а отец уже близко. - Милая, ты здесь? - голос стал ещё ближе, уже, кажется, за самой дверью, которую Ли так и не закрыла... - Этого мне ещё не хватало... - девочка тяжко вздохнула и, сглотнув, неслышно двинулась по стене вправо, подальше от двери и отца. Лишь бы не услышал, лишь бы... - Ах вот ты где! - мужчина хрипло рассмеялся и потер мозолистые ладони, приближаясь к дочери. С каждым его шагом девочка оседала по стене всё ниже, всё больше и больше сожалела о том, что вернулась домой, и кривилась только сильнее от неприятного запаха перегара и сигарет. Сегодня отец выпил меньше обычного, даже двигался как-то бодро, но это ничуть не радовало младшую. Лучше уж напился бы до смерти и повалился прямо на нее, чем полез ладонями под коротенькую юбку. - Отойди... - Хани мотнула головой, вытянув руки вперёд и дрожа всем телом. - Богом клянусь, я н-не знаю, что сделаю... - Т-ш-ш, - мужчина приложил палец к чужим губам и только противнее ухмыльнулся. Только сейчас Ли смогла заметить, как опасно блестят его глаза, и насколько натянута ширинка в штанах. - П-пап, не надо... Прошу... - уже не в силах сдержать слез, тихо взмолила девочка, но это, кажется, только сильнее раззадорило отца. Он подошел вплотную к младшей, пригладил пальцем по щеке, прямо как Чанёль днём, только жест этот вызвал у девочки не более, чем отвращение сейчас; другую ладонь расположил на ягодице дочери и уже принялся поглаживать, несильно сжимать, как Хани сама, собрав оставшиеся силы и всю злость в кулак, оттолкнула его. - Отвали... - прошипела та не своим голосом, озираясь на дверь и уже обдумывая в голове, как бы удачнее убежать, чтобы отец не смог её остановить. И это почти получилось у неё, девочка даже успела ухватиться за ручку двери, но тут же почувствовала резкий, даже слишком рывок, от которого она на время потеряла равновесие и упала на холодный кафель. - Иди сюда, сука! - кричал не в себе мужчина, сверкая безумными глазами и чуть ли не разрывая на младшей одежду. Девочка и не заметила, как в долю секунды с неё слетела юбка, и уже начали было сползать колготки, благо Хани вовремя среагировала и со всей дури заехала старшему по лицу ногой. Тот не хотел останавливаться - вновь схватил её за ногу, больно потянул, даже, кажется, послышался хруст костей, но девочка также не сдавалась и старалась освободиться, барахтаться, бить отца. - Маленькая дрянь, - мужчина выждал момент, остановился, почему остановилась и Ли, а потом одним резким движением потянул младшую на себя и навис опасно над самым лицом. - Что? Теперь любовничек не поможет?! Мужчина ухмылялся, явно довольный собой, и противно дышал Хани в самые уста, отчего та готова была уже выблевать всё съеденное за день прямо на него. Он был противен ей. Его вид, его тело, даже его голос - одно отвратное дерьмо для неё. И то, что он с ней делает, также паршиво. - Ты жалок, папочка, - процедила сквозь зубы девчонка, на что старший только шире улыбнулся. - О, да, ты ведь знаешь, что мне нравится, когда ты так меня зо... Закончить мужчина не смог. Повалился на холодный кафель бездыханной тушкой после удара затылком о край раковины, когда Хани резко подалась вперёд и насильно толкнула его назад. - Подонок. И ей ничуть не стыдно. Разве что жаль раковины - та немного треснула в одном месте, но и это не особо было заметно. Ли сделала то, что давно хотела, и ей плевать, выживет ли отец. Хотя, если вспомнить, тот и не после такого ещё десятки лет жил и всё также напивался целыми днями, так что беспокоиться не о чем. Кое-как, с большим усилием передвинув тело мужчины, Хани вновь встала прямо перед зеркалом и взглянула на своё потрёпанное отражение. Чёрные круги под глазами, еле заметные мешочки, впалые щёки... Кажется, пора больше спать. Даже волосы, вроде как, стали тусклее. Тут девочка поймала себя на мысли, что ей совершенно не нравится свой внешний вид. Лицо, эти испуганные глаза, приоткрытый рот - всё какое-то помятое и изношенное, что давно пора выбросить на свалку и забыть. Хотелось тереть лицо мылом, моющим средством и губкой самой болючей - да чем угодно, лишь бы помогло оттереть тот позор, коим она сейчас просто пропитана из-за отца. - Он ведь любил мои глаза... - помнится, говорил, что они невероятно красивые и большие даже для кореянки. Раньше, когда отец ничего не делал, она любила и гордилась своими глазами, даже хвасталась ими порой меж детей. Сейчас же готова была вырвать те без сожаления или уменьшить в пару раз, чтобы они вызвали у мужчины не более, чем привычное отвращение. - И волосы... чёртовы волосы... - говорил, что с длинными прямыми волосами цвета каштана Хани очень идёт. Девочка оттягивала длинные пряди, наматывала те на палец и неизменно кривилась, глядя на них. - Посмотрим, что ты скажешь теперь, папочка... Темные пряди, что еще секунду назад девочка крутила на пальце, сейчас падали прямо в белоснежную раковину и на прохладный кафель под ногами. Хотелось избавиться от них раз и навсегда, чтобы отец возненавидел её, чтобы она снова стала серой мышкой. - Посмотрим, как ты запоёшь... - шипела Хани, щедро выливая на ладони осветлитель ХанБёль и уже выискивая на полочке нужную краску. На мгновение та снова взглянула на своё отражение в зеркале и довольно хмыкнула - рваные пряди свисали чуть ниже мочки уха, готовясь вот-вот измениться окончательно.