Моя соседка — самоубийца

      Возвращаться домой сейчас хотелось меньше всего на свете. Хани ведь знала, что дома, помимо привычно пьяного отца, будет ещё и мачеха, наверняка удивлённая её ранним приходом. И хоть самой ей было всё равно на исключение из школы - ненавистной школы с оскорблениями и издевательствами - то ХанБёль точно устроит истерику, возможно даже пригрозит выгнать её из дома.       Забавно, дом совсем не её, а жить на улице должна Хани.       Но и на это, к слову, девчонке было по боку. Руки саднило от боли, кожу на костяшках жгло, хотя это, пожалуй, было мелочью по сравнению с той болью, что переполняла её до краёв. Девчонка словно снова осталась совсем одна, призраком шла по освещённым тусклым светом солнца улицам, даже не обращая внимания на странно косившихся людей. Будто они коротковолосых блондинок в школьной форме и с окровавленными руками не видели.       - Где эта потаскуха?! - Ли хмыкнула себе под нос, только подойдя к дому. Она словно нутром чувствовала, что так и будет, что ХанБёль разорётся на всю округу до треска в стёклах и звона в ушах, но ускоряться не спешила. Пускай позлиться, главное что ей, Хани, на это всё равно. - А-а!.. - уперев руки в бока, мотала головой мачеха и стискивала зубы. Женщина явно злилась, даже лицом покраснела, только вот девочка перед ней и мускулом ни одним на лице не дрогнула, словно перед этим, как минимум, парочку таблеток успокоительного выпила. - Ты что, тварь такая, с МинЧжон сделала?! Ребёнок весь синий, слова сказать не может, только мычит!       - По-моему, так даже лучше, - хмыкнула Хани, устало потерев виски. Потому что знала, что далее последует поток бессвязных противных криков мачехи, на которые лучше не отвечать, а ещё лучше - вообще спрятаться куда подальше, чтобы кровь из ушей не пошла случаем.       Но, к удивлению Ли, женщина молчала. Взглянув на неё, Хани заметила, как задрожала чужая нижняя губа, взбухла венка на лбу, и заскрипели зубы. ХанБёль злилась, а девочка ничего не чувствовала. Вот просто ни-че-го. Пусто. Ровно. Тихо. Даже лёгкого раздражения у неё не появилось, потому что, кажется, своё она уже выплеснула ещё в школе, на полу в столовой.       - Вон из моего дома, - чётко, утробно прорычала старшая и, грубо бросив к ногах Хани полный чемодан её вещей, указала дрожащей рукой на дверь. - Вон, я сказала! - не в себе закричала та, и по щеке её скатились пара солёных капелек, что та поспешила смахнуть рукой. Ли видела, что женщина не шутила и была на грани, поэтому и не стала перечить, как бы внутри не жгло всё от обиды.       Только молча кивнула, сглотнув вставший в горле ком, подхватила тяжёлый чемодан и поплелась к выходу, мысленно прощаясь с этим адским пристанищем. Хоть в этом месте и произошло много чего ужасного; даже, кажется, намного больше, чем чего-либо хорошего, становилось жалко покидать его.       Это ведь были деньги отца. Её отца; отца, пристававшего к ней столько лет и из-за которого Хани ещё в детстве задумывалась о самоубийстве. А, ведь, если подумать, ничего бы и не было, живи мать до сих пор с ними. Они по-прежнему были бы счастливы, жарили вместе говядину, на выходные гуляли бы по паркам и дегустировали мороженое... Тогда она, Хани, не стала бы такой. Зарёванной, побитой жизнью и другими людьми, запуганной наивной девочкой, почему-то всегда привязывающейся к мудакам, только отравляющим ей жизнь.       - Ненавижу тебя... - шипела Ли, сидя на крыльце уже бывшего дома и глотая горькие слёзы. - Ты бросила нас... Оставила меня с этим уродом, позволила жить с какой-то стервой... - шептала девчонка, вспоминая рассказы бабушки. Та говорила, что мать ушла далеко-далеко, что у неё работа, дела, что она оставила семью для их же блага... Тогда маленькая Хани ещё верила во все эти сказки, даже надеялась, что однажды мать вернётся. Но время шло, она взрослела, мама не возвращалась, а её жизнь становилась только хуже...       - Всё встало на свои места, не так ли? - раздалось рядом, и Ли увидела присевшую сбоку от неё МинЧжон. Девочка не смогла сдержаться, чтобы неприязненно не скривиться при виде старшей, причём не столько от того факта, что она рядом, сколько от осознания того, что всё это она сама и сотворила с девушкой. Лицо той действительно заметно в некоторых местах посинело, чуть припухло и кое-где даже было исполосовано багровыми следами от ногтей младшей - пожалуй, единственного её оружия. - Ты теперь на улице, без образования и семьи. Чанёль, я думаю, тоже не захочет жить с такой, как ты...       - Чего ты хочешь? - процедила Хани, поёжившись от прохладного ветра. Скоро, верно, будет дождь, а она одна, на улице, с чемоданом под боком.       МинЧжон сразу изменилась в лице, стерев с губ улыбку.       - Много лет назад твоя мать увела твоего отца из другой семьи, влюбила его в себя, сама же - в его денежное состояние, даже тебя родила, чтобы, якобы удержать в семье... Все говорили, что она добрая, порядочная, честная... - голос девушки начал срываться, а глаза краснеть от подступающих слёз. - Но никто не знал, что тогда, много лет назад, она, вырвав твоего отца из семьи, оставила практически на улице молодую мать с пятилетней дочкой...       - Нет... - Хани мотнула головой и взглянула на криво усмехающуюся девушку. - Ты врёшь... Нагло врёшь, чтобы... чтобы....       - Зачем мне тебе врать? - хмыкнула старшая. - Мы сёстры, Хани.       - Только не жди, что после этого я запрыгну, радостная, тебе на шею.       - Я и не жду, - девушка пожала плечами. - Я тебя ненавижу. Твоя мать чуть было не лишила меня моей. Да, ХанБёль хотела умереть после ухода отца, понимаешь?! - по чужим щекам лились слёзы, явно принося боль при попадании на раны их хозяйке, но той, кажется, было всё равно. - Мы шатались по сраным мотелям, моя мать трахалась практически при мне с толстыми вонючими мужиками, только чтобы оплатить хотя бы неделю нашей никчёмной жизни! А вы, блядь, шиковали на бабки этого пьяницы и по паркам ходили, обжираясь мороженым, которого я не видела на тот момент уже как года три! - МинЧжон дрожала, покусывала до крови губы и шептала судорожно что-то себе под нос, пока Хани приходила в себя. Всё, что знала она до этого и всё, о чём думала она, сейчас оказалось перемешано со словами плакавшей рядом девушки. Все врали. Бабушка, отец, друзья, даже сама ХанБёль! Почему никто не рассказал ей раньше? - Знаешь, я никогда не жалела о смерти этой крашеной шлюхи. Тогда, конечно, я была маленькой, но всё-таки немного старше тебя, поэтому и понимала намного больше. Но всё равно не жалела. И... когда увидела по новостям в баре её труп, начала смеяться! - хохотнула МинЧжон и безумно сверкнула глазами. - Справедливость существует, и сейчас я в этом убедилась! Неприятно, правда?       Хани удивлённо распахнула рот и бездумно уставилась перед собой. Оказалось, это была не единственная ложь, что ей твердили годами и буквально вбивали в голову старшие. Они скрывали от неё правду, считали за дурочку, ослепляли...       - Какая же я идиотка... - пробормотала девочка, запуская пятёрню в высветленные короткие пряди и с силой оттягивая те. - Это вы её убили? Вы?..       - Ты, и в правду, кажется, свихнулась... - мотнула головой старшая. - Ты ведь знала, что раньше у неё были проблемы с наркотиками? Оу... - девушка неловко потёрла шею, заметив, как чужая нижняя губа дрогнула. Снова ложь. - Потом завязала, но спустя пару лет ей пришлось давать показания против бывшего главаря их компании, за что её и... Устранили её, в общем. Но мне совсем её не жаль. Такие шлюхи, как она, не должны жить.       Хани не услышала даже, как место рядом с ней опустело, а после скрипнула входная дверь. Девочка по-прежнему пялилась куда-то вперёд и дрожала всем телом, пока в ушах звенели чужие слова: "Такие шлюхи, как она, не должны жить..."

***

      Небо давно заволокло тёмной пеленой туч, ветер свистел в ушах, взмывая вверх дорожную пыль, больно резавшую и без того раскрасневшиеся глаза, а дождь уже начинал тихонько покапывать сверху-вниз, тяжело оседая на продрогших плечах сидящей около чужого дома девчонки.       Хани пришла на крыльцо к Чанёлю. Что ещё ей было делать? Родных, кроме как бабушки, даже на автобус до которой ей не хватало денег, у неё не было, как и близких друзей, что радостно приняли бы её и замотали в тёплый домашний плед. Она всех потеряла. Отчасти из-за своего характера; отчасти из-за окружения. Но Пак, Ли надеялась, примет её. Мужчина ведь, вроде как, поговорить, коснуться её пытался в столовой днём, значит обиды не держал и готов был помочь.       Интересно, что подумал он тогда. Хани просто не смогла удержаться от пощёчины. Тот говорил так заботливо, так участливо, будто действительно волновался, но девочка - уже почти поверившая ему вновь, к слову, - знала, что потом будет ещё больнее. Сейчас мужчина приласкает до дрожи по спине, она ему довериться, упадёт в родные объятия, а потом также больно ударится о его твёрдую, подобную кафелю, холодную сущность, но вместо тела покалечит своё хрупкое сердечко.       Рядом раздалось хриплое покашливание, а до ноздрей девочки донёсся такой знакомый аромат сигарет и кофе, от которого даже холод перестал щекотать её кожу, покрывшуюся румянцем.       - Я тебя ждала, - тихо бросила Хани, буквально чувствуя, как фигура, уже собиравшаяся зайти внутрь дома, резко остановилась и напряглась всем своим нутром. Отчего-то девочка была уверена, что Чанёль придёт. Не пойдёт в клуб, к красивым девицам в коротких юбках, не заедет к другу или останется допоздна на работе. Просто придёт вовремя, и всё.       А Пак и сам не думал, что сегодняшним вечером откажется от предложения Тао поехать напиться в клуб и на всех порах двинется к дому.       - Ты как?       - Паршиво, - хмыкнула младшая, обняв себя руками за дрожащие плечи. Не прошло и секунды, как на эти самые плечи медленно опустился чужой тёплый пиджак. Хани невольно улыбнулась, закуталась посильнее в отданную мужчиной вещь и зарылась носом в самый ворот, жадно вдыхая приятный аромат. Ей всегда нравилось носить его вещи. Кутаться в них, наслаждаться его запахом и согреваться теплом, что отдаёт именно его, ни чья-то другая, одежда. - Спасибо вам. И за ту пощёчину... Простите.       - Бывает, - Чанёль усмехнулся, а девочка и сама тут же расплылась в улыбке, отчего даже рот болезненно затрещал. Хотелось смеяться и одновременно плакать. Потому что таких моментов для неё мало, она голодна вниманием старшего и хочет большего, но тот лишь звенел связкой ключей и, даже не поинтересовавшись, будто это не выглядело странно, почему Хани здесь сидит, уже собирался шагнуть в пустующий дом, как тихий голос вновь его остановил.       - Меня исключили из школы, - прошептала девочка, и мужчина тяжко вздохнул.       - Я знаю.       - Меня выгнали из дома. Мне некуда идти... - сквозь слёзы бормотала младшая, дрожа всем телом и даже не спасаемая отданным Паком пиджаком. Было тяжело всё это говорить, думать об этом вновь и вновь, но ещё больнее - понимать, что Чанёлю всё равно и что тот по-прежнему стоял рядом только из вежливости. - Можно пожить у вас? - уже не стесняясь и не смущаясь, спросила Хани, долгое время ожидая ответа. Она смахивала непроизвольно покатившиеся по щекам слёзы, боялась повернуть голову в сторону старшего и встретиться со взглядом карих глаз. Потому как знала, что, заметь она в них только холод, точно сломается. - Чанёль...       - Прости, - выдохнул мужчина, и первая трещинка появилась в сердечке Ли. - Я поступлю неправильно, если позволю тебе войти, - ему тяжело признаваться, но он должен. Пусть и с плотно сжатыми кулаками и искренним желанием обратного. - И... всё, что было до этого - тоже неправильно, - сразу несколько трещин исполосали девчонку где-то в районе груди.       - Вот как... - хмыкнула младшая, криво усмехнувшись. - А то, что мне больно, это тоже неправильно? - срываясь на каждом слоге, Хани подскочила с места и вплотную приблизилась в мужчине. - Вы же сами этого хотите! Чанёль...! - девочка расположила ладонь прямо на чужой вздымающейся груди и чуть сжала ткань белоснежной рубашки пальцами. Сердце стучало, словно бешеное, ощутимо ударялось о рёбра и будто касалось подушечек пальцев младшей, рассказывая что-то одно ей понятное.       Мужчина не изменился в лице. Всё также смотрел сурово, тяжело дышал, раздувая ноздри, и хмурился, стоило младшей коснуться его. И пусть по телу пробежали долгожданные мурашки, а внутри разлилось какое-то трепетное, никому не знакомое чувство, он должен был прекратить всё.       - Это же глупо, сама не понимаешь? - презрительно скривившись, Пак грубо одёрнул чужую руку. - Мы не в дораме, Хани, это жизнь. Здесь бывают и плохие концовки.       - Скажите, смотря в глаза, - сдерживая слёзы и сжимая руку мужчину, проговорила девочка. Чанёль закатил глаза и хотел было уже вновь высмеять детскую логику Хани, как та его перебила. - Скажите, что я вам безразлична. Прямо в глаза, это ведь легко.       Ли дрожала всем телом, но продолжала удерживать старшего на прохладном влажном крыльце и мокнуть под дождём, лишь бы дождаться ответа. И, может говорить было легко, то взглянуть в чужие глаза - неимоверно сложно. Она ведь должна молчать. Должна просто смотреть, а глаза сразу наполняются слезами при одном лишь мимолётном взгляде на Пака.       Мужчина цокнул языком, уверенный в примитивной просьбе младшей, и наконец перевёл взгляд вниз. Странно, но за сегодняшний день он посмотрел на неё всего пару раз и то - мельком, пока сама девочка не замечала его в толпе и не пыталась встретиться с ним глазами. Потому что Чанёль знал, взглянешь один раз, и всё, считай пропал, причём в такие моменты он частенько терял самообладание и давал волю своему телу, что, к слову, всегда реагировало мурашками и жжением внизу живота.       А теперь Ли смотрела запуганно. Так невинно и так, даже несмотря на всё случившееся, доверчиво, что хотелось послать всё к хренам и, схватив ту в охапку, утащить к себе в дом, как сама она того и хотела. Но нельзя.       - Давайте же, чего молчите! - не выдержала девочка и принялась трясти Пака, что уже также закипал от злости. - Испугались?! А всё потому, что вы...       - Хорошо, блядь! - рыкнул Чанёль, склонившись над чужим лицом и сжав кулаки до побеления костяшек. Казалось, ещё немного, и он сорвётся. Только что за этим последует, оставалось загадкой. - Ты... - оба тяжело дышали и смело смотрели друг другу в глаза. - Мне... Ты мне... мне...       - Что? - ухмыльнулась Хани, и этого хватило, чтобы нажать на спусковой крючок под названием "Терпение Пак Чанёля". Мужчина утробно зарычал, резко притянул к себе не сопротивлявшуюся девчонку и грубо впился в обкусанные до крови губы, сминая в объятиях маленькое тельце. Ему было мало, и это явно было заметно по тому, как жадно он перехватывал чужие губы и небрежно сталкивался с младшей носами, пока без устали целовал. Он словно обезумевший хищник впервые за долгое время наконец схвативший свою добычу, что совсем не сопротивлялась. Потому как знал, что это мог быть их последний поцелуй, а, возможно, даже и встреча, если уж девочка решит уехать обратно к бабушке. - Вот видите... - жарко выдохнула Ли в самые уста старшему и довольно усмехнулась, когда сильные руки обвили её талию. - Я вам...       - Безразлична, - ухмыльнувшись, закончил Чанёль и взглянул той в самые глаза. Девочка замешкалась, принялась бегать по чужому лицу округлившимися глазами и рвано выдыхать через рот.       - Но... поцелуй...       - Да, я хотел тебя поцеловать. Да и просто хотел, - хмыкнув, мужчина отпрянул от младшей. - Но это не значит, что я что-то чувствую.       Хани застыла на месте, истуканом глядя на расслабленного Пака. Дождь капал на её плечи, с которых давно спал пиджак, на высветленные волосы, школьную форму и грязные балетки; а ей было всё равно, ведь внутри всё снова словно оборвалось. Она упала, причём довольно болезненно, разбившись вдребезги, когда доверилась Чанёлю. Снова.       - Прости... - шепнул мужчина, подойдя к младшей и чмокнув ту в щёку, прежде чем вновь отпрянуть.       Он развернулся и тихо зашагал к двери, последним услышав в спину тихое:       - Я вас ненавижу...       - Так даже лучше. Повторяй это каждый день, и тогда это станет правдой.       - Я вас ненавижу! - уже не сдержавшись, кричала во всё горло Хани и всё более мокла под усилившимся дождём. - Ненавижу! Ненавижу! - ревела та и оседала всё ниже, на колени, зарываясь лицом в исполосанные уродливыми отметинами ладони.       Но ответа не последовало. Вместо этого скрипнула дверь, и послышались громкие тяжёлые шаги по ту сторону.       - Ненавижу! - продолжала кричать девочка и покачиваться на месте, не в силах устоять от бившей под дых боли. Боли, что переполняла её до краёв и вот-вот грозилась полностью окутать маленькую Ли своими липкими сетями. - Ненавижу и люблю! А вы не понимаете! - её голос срывался на каждом слоге и уже более походил на какие-то хриплые обрывки, но было всё равно. Пусть знает, пусть мучается, пусть думает о ней и её безответной любви, когда в новостях покажут её бездыханное бледное тело где-нибудь под мостом.       Сколько времени прошло, пока девочка так и сидела одна, на влажном крыльце, она не знала. Хани очнулась лишь в тот момент, когда позади послышались грохот и скрип двери, что, видимо, стукнулась о перила сбоку, а после кто-то бесцеремонно дернул её за плечи и заставил подняться на ноги.       - Я идиот, ясно? - тяжело дыша, прохрипел Чанёль и обхватил ладонями раскрасневшееся личико младшей. - И... то, что я сделаю, ещё более подтвердит этот факт, но...       - К чёрту всё, - хмыкнула девочка и первой подалась вперёд, к чужим губам и страстному поцелую. Дождь вновь крупными каплями полился сверху-вниз, их одежда мокла, как и волосы, обувь, лица, но они не обращали на это внимания. Только продолжали наслаждаться устами друг друга и ласкать руками чужие тела, пока губы не начали болеть, а рот трещать.       - Не думал, что ты такая смелая... - усмехнулся Пак, притягивая Ли ближе и согревая теплом своего тела. - Даже не скажешь, что это та самая маленькая наивная Ли Хани.       - Не нравится?       - Нет, - мужчина мотнул головой и тут же склонился над ухом младшей, щекоча жарким дыханием ухо. - Такую Хани я обожаю.       - Но мне по-прежнему негде жить.       - Тебе не о чем беспокоиться, - Чанёль ухмыльнулся, облизнул пересохшие уста и вновь обхватил лицо девочки ладонями. - Хочешь выпить?       Хани уверенно кивнула и, невольно возобновив в памяти произошедшее за последнее время, процедила сквозь зубы:       - Хочу. Желательно много и чего-то крепкого.