Ключ от его снов

                    Солнце медленно катилось к закату, переваливаясь по вершинам елей. Лес, такой светлый и лиственный на севере, к югу сменился прохладным хвойным сумраком. Всё больше попадалось свободных пространств, напоминающих дороги, которые никто не прокладывал, засыпанные хвоей, и в воздухе попахивало чем-то, напоминающим грозу. Тропа вилась петлями, то приближаясь, то отдаляясь от реки — по правую руку от них катил свои волны величественный и огромный Андуин — постепенно загибаясь влево. Вчерашний и позавчерашний день они провели далеко от него — дорога обходила Ирисные низины, где к берегу не так-то легко подъехать.       — Скоро уже можно будет увидеть Амон Ланк, — пробормотал Ортан. Русая головенка между лосиных рогов на которую он взирал сверху, немедленно закрутилась:       — Где? Где?       Едущий рядом Раньяр засмеялся такому нетерпению:       — Уже почти приехали, белка! Будешь жить в настоящем замке, как королева.       Друг был мрачнее:       — Если меня не выставят оттуда с ребенком.       Маленькая Хенет, сидящая впереди него на лосе попыталась обернуться, но у нее не получилось так задрать голову. Она была дочерью его сестры, погибшей от орочьего набега. Отец умер еще раньше, теперь во всем Лесу у неё из родственников остался только дядя. Ортан не мог оставить свою службу охранником в замке, и решил, что раз уж так, прибавит к службе еще одни свободные ручки. Но беспокойство его одолевало — не покажут ему на дверь после этого? Он никого не предупредил, потому что и сам не знал, что так выйдет — когда он отправлялся в отпуск, сестра была еще в полном здравии. Раньяр утешительно похлопал по боку своего лося, до друга не дотянулся:       — Не волнуйся. Королева Сиридис добра, она не выгонит тебя с ребенком на мороз.       Это было цветистое преувеличение — стояла ранняя весна, а не осень или зима.       — Королева добра. А вот Король…       А служит он не ей, а ему. У Орофера резкий нрав, и вспыльчивый к тому же. И на детей он смотрит всегда мрачно. Конечно, после того, как похоронил двоих сыновей, еще не отпраздновавших даже своего совершеннолетия, будешь мрачно смотреть на чужих. Живых и здоровых. Орофер после объявил настоящую войну оркам, чем и занимался последние лет пять. Раньяр слегка смущенно повел плечом и запустил руку в волосы — он хотел бы быть охранником, но был только лесной Страж, ездил за другом специально, чтобы проводить из отпуска (и поглядеть на замок), кроме того не хотелось, чтобы маленькие уши услышали лишнее, но:       — Я бы на твоем месте не слишком беспокоился, он сейчас довольно занят. На их языке это уже привычно означало, что Орофер ранен. Он бывал ранен — и много, особенно в последнее время, Раньяр только не хотел говорить вслух, что на этот раз в Амон Ланк беспокоились гораздо больше обычного. Аран был ранен, еще когда Ортан отбывал в отпуск, и до сих пор не поправился — обычно эльдар так долго не болеют, и стали поговаривать, возможно, стрела была отравлена. Настроение в замке было мрачным. Но не портить же его другу, и без того воспринимающего все и всегда серьезно и близко к сердцу. Дорога резко свернула влево и они остановились под крайними деревьями, потому что перед ними внезапно и сразу открылась долина. Андуин здесь делал мощную петлю, а низкий левый берег плавно вздымался нагромождением белых скал и крутых зеленых склонов, создавая огромный холм, размером с город. Дорога вилась по нему серпантином, из земляной превращаясь в каменную. Наверх к каменным стенам, за которыми прятались дома и постройки, и выше, где уже совсем на вершине стоял замок, венчающий холм, как корона. Его белые стены были видны издалека, как и задевающие небо башни и башенки, сияющие под закатным светом зелеными, красными и золотыми крышами-куполами.                     *       Коридоры замка были похожи на темные лесные аллеи — ребра стен смыкались где-то в высоте, как ветви, а под ними был полумрак и тишина. В покоях королевы света было чуть больше — окна ее гостиной выходили на закат. Сиридис сидела перед зеркалом, но смотрелась не в него, а в окно, на темнеющую полоску леса у горизонта. Темное платье, из украшений — только кольца на руках, волосы в простой прическе — в основном просто лежат на плечах, только на висках заплетены несколько тонких затейливых косичек. За её спиной раздалось вежливое покашливание, и она вышла из своей задумчивости, без испуга — она давно разрешила целителю заходить к ней без доклада.       — Добрый вечер, моя королева.       — Маэ гованнен*, Милдир, — отозвалась она печально, вопреки словам. — Как здоровье короля?       — Без изменений, ваше величество, к сожалению.       — Даже не знаю, хорошая ли это новость или плохая, — очень тихо, будто сама себе сказала она. Милдир был с ней согласен, и очень мрачен.       — Он то приходит в себя, то, как всегда. Я бы сказал, что всё хуже, чем выглядит. Он отдает приказы, а потом отменяет их, и я даже не знаю, вменяемы ли они.       Она решительно кивнула.       — Пока его здоровье не восстановится — нет никаких приказов от короля, это моя воля. Надеюсь, он поправится. Вы использовали все средства…       Милдир несколько неловко потоптался, и она уловила заминку.       — Что-то произошло, о чем я не знаю?       — Аран велел вызвать сюда лорда Келеборна, и он вот-вот явится по этому призыву, знаете ли вы об этом? Аран заговорил о том, чтобы сделать его наследником.       Сиридис возмущенно выпрямилась:       — У него есть наследник!       Да, Милдир краем уха слышал об этом. Но за те полторы тысячи лет, что Орофер здесь правил, они никогда не видели его старшего сына. И слухов это породило немало.       — Его пропавший сын?       Сиридис снова устремила глаза на горизонт, с непонятной тоской сжав руки.       — Он вовсе не пропал.- но уверенности её словам недоставало.       *Рада видеть                     *       Солнце наконец закатилось, и в залах замка зажгли огни, зеленоватые, оранжевые или желтые — в зависимости от оттенка стекла, в который они были заключены. Но они были приглушены. Сиридис старалась не слишком нарушать привычный ход замковой жизни — они же не в трауре еще, да и за последние несколько лет муж болел серьезно много раз. Вернее, бывал серьезно ранен много раз. Но в этот раз самой ей непонятная тоска приглушала не только огни и голоса, но и даже чувства. Не станет ли это его последней раной? Под сводами зала лилась печальная, но успокаивающая мелодия — эльдар не могут жить без музыки, даже — и особенно — в тяжелые времена. Сейчас здесь остановились несколько бродячих певцов: Сиридис проявила гостеприимство, желая задобрить судьбу. Когда они прибыли, Орофер их уже не увидел, но она робко надеялась, что он их все же успеет послушать прежде, чем они отбудут. Если бы приближалась зима, их можно было бы уговорить остаться на весь сезон — в зимнюю пору идти куда-то через Лес — задача посильная только для сильван, или для спасающих свои жизни. Ей не хотелось подвергать их напрасной опасности. Но, раз впереди лето, они, скорее всего, вот-вот уедут. Жаль. У них так редко бывали гости, видевшие иные берега, кроме берегов Андуина. Хотя тысяча лет здесь в Лесу не казалась ей тягостным времяпровождением, всё же приятно было знать, что мир более широк, чем горизонт, огороженный елями и ясенями.       В охотничьей зале, выбранной на этот вечер для ужина, было немного придворных. Фрейлины Сиридис занимались вышивкой, несколько менестрелей наигрывали на музыкальных инструментах или занимались их починкой, в дальнем углу залы слуги тихо накрывали ужин. На стенах тяжелыми складками висели гобелены, над ними — охотничьи трофеи, под которыми поблескивала сталь парадных клинков, камины пылали мягким светом. Наверное, для окружающих выбор королевы был странноват — она не остановилась на более женственной комнате, но этот зал, несмотря на всю свою охотничью брутальность необъяснимо навевал уют. Здесь приятно было проводить ночи. А может быть, она чувствовала себя увереннее рядом с оружием и окружающими её доказательствами мужских побед и достижений, хотя бы и в охоте. По большому счету — в защите её от этих трофеев, бывших когда-то опасными хищниками.       Сиридис прошла по зале, жестом ладони ответив на приветственные поклоны, и уселась на своем месте — на небольшом возвышении, на не слишком парадный, но при желании всё же можно сказать — трон. Не то, чтобы ей было так важно подчеркнуть свой статус, скорее она желала придерживаться традиций. Как и Орофер, если уж на то пошло. Один из менестрелей, Линдан, являющийся и их неофициальным лидером, подошел приветствовать её лично. Она указала ему на стул рядом с собой:       — Как вы устроились в моем замке, хир Линдан? Довольны ли вы обращением? Не нуждаетесь ли в чем-нибудь, прошу, не смущаясь, говорите.       — Благодарю, ваше величество, — отозвался он совершенно искренне. — Ваша доброта не знает границ. Нет ничего, в чем бы мы еще испытывали потребность. Ну, разве что в присутствии вашего мужа, но как я понимаю, это пока всего лишь общая надежда.       Сиридис кивнула, не желая развивать эту тему.       — Я бы хотела услышать еще ваших историй, если позволите. Особенно много я думала о той, вчерашней.       — Я рассказал так много случаев, но вы выбрали самый страшный, — он слегка поклонился сидя, признавая её желание. Для эллет это была скорее страшная сказка, нежели любопытная история, и своим детям на ночь он бы не стал её рассказывать.       — Да, оттого-то он меня и интересует.       Никто к ним не прислушивался пристально, но Линдан все равно стал рассказывать так, будто его слушают сто эльдар, а не одна скучающая эллет.       — Наверное, вам бы хотелось немного развеять свою тревогу, — так он сам себе объяснил её желание, никакой потребности заявлять об этом вслух не было. — Извольте, я расскажу вам эту историю заново, со всеми подробностями.       Мы шли по левому берегу Андуина, по течению, там, где со склон гор во множестве стекают в него холодные и непредсказуемые горные потоки. Сегодня он может быть полноводной рекой, а завтра — лишь каменным языком, состоящим из валунов, обтесанных водой. Наш путь лежал к Высокому перевалу, но, поскольку все мы были в тех местах впервые, то возможно сбились с пути. Горная местность чрезвычайно этому способствовала. После одного долгого и тяжелого дня, когда по нашим расчетам, глазам должен был явиться один из приметных пиков, отмечающих наш путь, но он так и не показался, мы заночевали у горной реки. Ее воды были низкими, она напоминала ручеек, лениво бегущий меж камней, но нам показалось, что это место вполне мирное и безопасное для ночлега. Мы не могли больше ошибиться. Теперь я думаю, что воды реки были отравлены драконом, поскольку все, кто напились из неё, уснул немедленно, кто вечным, а кто страшным сном. Мне повезло — я пил оставшуюся из запасов воду, и не трогал речную, но слишком устал и меня, как и других, сморил быстрый и глубокий сон. Когда я проснулся от непонятной тревоги, то не мог разобрать, приближается ли утро или солнце только закатилось, впрочем, в горах это различие незаметно. Небеса были черными и беззвездными, и лишь Луна развеивала тьму. А потом из этой тьмы соткались две тени. Мужчина и женщина на первый взгляд. Их платье было синим и черным, так что почти сливалось с темнотой, но все же лунный свет и какой-то мерцающий отблеск их плащей позволял их немного рассмотреть.       Менестрель прервался, погрузившись в воспоминания, дрожь пробежала по телу. Глаза у внимательно слушавшей королевы стали огромными и черными от расширившихся зрачков, казалось, она тоже перенеслась с ним в ту ночь и видит всё, что он описывал, наяву.       Женщина, или, может быть эллет, если это существо можно так назвать, хотя она не была ни тем, ни другим, а только выглядела так — она смеялась. Это был тихий и шепчущий смех, от которого мороз пробегал по коже. От неё и исходил ужас, как холод исходит от куска льда, хотя она еще ничего не сделала, но я уже замер, окаменев от страха. Она смеялась и говорила о том, что «сегодня у них богатый урожай», ее голос был так хорошо слышен в ночной тишине, но никто из моих спящих товарищей не проснулся. Она прошла между нами, как проходят по лесу, собирая грибы — наклоняясь и делая короткий жест, и только спустя несколько ее этих наклонов я понял, что она делает — она перерезала лежащим горла. Всем, кого нашла. Я не был без сознания, но всё равно не мог двигаться, лежал, оледенев и онемев от ужаса. Ожидая своей очереди, но не в силах крикнуть или пошевелиться! Не знаю каким чудом остался в живых, возможно она не всех увидела, но мне показалось, она выбирала, а не просто шла от тела к телу. Мужчина с нею был похож на эльфа- высокий и сильный, с волосами, где смешалось золото и серебро и голубыми глазами — мне они во всяком случае показались такими, как лунный свет. Он молчал и следовал за нею, наводя не меньше жути, хотя и не отвечал ей, и не наклонялся к лежащим. В руках у него были клинки. Два серебристых лезвия, которые облизывала Луна, как странно, что это показалось мне таким красивым, что я не мог отвести от них глаз. Может быть, он охранял эту… это существо, кем бы она ни была. Я решил, что мне снится кошмар, и закрыл глаза, умоляя себя проснуться. А когда открыл их, они развеялись, как призраки. Только вот и товарищей наших больше не было в живых. Они были убиты, нам ничего не приснилось.       Он долго молчал, вглядываясь куда-то в пространство, там, где перед ним стояли его воспоминания, и скомкал рассказ.       — С рассветом, ужас, сковавший меня и еще двоих оставшихся в живых спутников рассеялся достаточно, чтобы мы смогли подняться и унести оттуда ноги. Я не понимаю, что нас так напугало при свете, но мы даже не смогли остаться, чтобы похоронить своих друзей, нас гнал страх, как погонщик гонит скот. Каждый не мог поверить, что ему повезло остаться в живых и всё, чего мы желали, это убраться оттуда как можно дальше, как будто опасность все еще ждала нас за каждым камнем. Своих спутников я оставил потом в Имладрисе, а сюда отправился уже в другой компании. Нам тяжело было даже смотреть друг на друга, вспоминая эту бесславную ночь. Там я никому не рассказывал об этом, и, пожалуй, перестану рассказывать эту историю. Только ваша доброта и расположение заставили меня её вспомнить. Мне до сих пор стыдно за свой поступок, но я знаю, что не смог бы остаться на том склоне даже на мгновение дольше. Даже теперь, когда я только вспоминаю об этом, мне кажется, что она наклоняется ко мне со своим шепчущим смехом. И до сих пор просыпаюсь в кошмарах, миледи.       Сиридис, кажется, напуганная достаточно, и глядящая на него сочувственно, вдруг предложила:       — Я бы хотела, чтобы вы это место нарисовали на карте, как сможете.       Линдан удивленно вскинул брови. Она ему не верит? Или беспокоится так сильно, что хочет быть уверенной, что опасность останется за границами их королевства? Но, конечно, всё, что ему оставалось сказать, было:       — Конечно, ваше величество, как пожелаете.       Той же ночью, но уже очень поздно, когда все разошлись по комнатам для отдыха, Линдана снова позвали к королеве. Охранник, что его отвел, высокий и мрачный, как скала, не ответил, зачем он ей понадобился, только показал рукой на выход. С королевским желанием в Амон Ланк не спорят, это он уже понял. Линдан почти уверился, что его проведут в покои королевы, но оказался в маленькой комнате с бархатными занавесями при отсутствии окон. Сиридис даже не переоделась, похоже, она не собиралась ложиться спать. Они остались вдвоем, он — теряющийся в догадках, она — торжественно мрачная и сосредоточенная.       — Могу я вам задать вопрос? Но подождите кивать. Могу ли я задать вам вопрос, на который вы ответите правду, но затем забудете о том, что я спрашивала, и никому никогда не скажете об этом?       Его брови поползли вверх. Здесь крылась какая-то тайна, и хотя ему не впервые приходилось служить для эльфийских лордов в их тайных делах, от королевы Эрин Гален он такого не ожидал. Но он знал, что отвечать.       — Я клянусь.       Сиридис посмотрела на него в упор, немигающим взглядом. Казалось, она не знает, доверять ли ему, или просто отвернуться. Но еще он видел в застывших чертах ее красивого лица какую-то безнадежность, будто она должна что-то сделать, и нет способа избежать этого, какими бы ни были последствия. Наконец она слегка отвернулась и достала из-за рукава платья свернутый в трубочку рисунок. Расправила его. Поглядела немного печально, но все еще не развернула лицом к гостю.       — Этого мужчину видели вы ночью на том берегу, где чуть не расстались с жизнью? Это он ходил там с клинком в руке и не говорил ни слова?       И повернулась к нему вместе с портретом. Линдан был так потрясен, что чуть не потерял дар речи. Сначала самой постановкой вопроса. Но потом пригляделся, и был поражен снова.       — ДА! Но…       — Вы поклялись! — перебила она резко. — Ни слова, ни вопроса, — и тихо, спокойно и серьезно добавила: — Благодарю за ответ.       И, повернувшись, королева вышла. Только зашуршали складки платья.                     *       Подземные арки, такие высокие, что под ними могли бы вырасти деревья, но тяжелые, как сами скалы. Геометрические узоры и мозаики на стенах, от которых можно впасть в транс, так затейливо перемешиваются в бесконечных узорах квадраты, треугольники и шестиугольники, мерцающие тусклыми сине-зелеными и ржаво-золотыми оттенками, хоть золото и не ржавеет. Каменные дороги, залы, комнаты и переходы, каменное небо над головами. Место, где никогда не всходит солнце. Вечная ночь. И река, катящая сквозь этот сумрак свои прозрачно серые чистые воды, похожие на горный хрусталь.       — Интересно, чей это город. Наугрим, верно? — хмыкнул он. Какая ирония.       Илль не ответила. Вопрос от скуки. Какая разница чей это был город, если он теперь наш? Хотя, конечно, определенный юмор в ситуации был, черный. Вместо этого она вздохнула и посочувствовала:       — Тебе трудно быть в темноте так долго? — погладила рукой по его щеке, пропустила прядку волос между пальцев, и спустилась ниже, к шее. — Это ожерелье хранит тебя.       — Как и твоё… как и твое. — он повторил её жест, только закончив, еще поцеловал впадинку на груди, где начинался блеск камней. — Как ты его сделала?       Это до сих пор казалось чудом.       — Я не делала, — возразила она, — просто отразила. Сделал ты.       — И это меня поражает. В твоих камнях была моя душа, но мои — просто хрусталь.       — О, нет, не просто. Ты вложил в них любовь. Это большая сила… сравнимая с моей.       Здесь, у реки бывшие хозяева города вырубили небольшую смотровую площадку, где они любили сидеть. От стен грота, а вернее, от его светящейся мозаики, отражалась вода и давала им возможность неясно, но видеть друг друга. Илль видела и в темноте, но её лорду нужен был хоть какой-то свет. Сейчас она видела совершенно ясно, как его красивое лицо стало строгим, как маска и потеряло то мимолетное выражение нежности. Так было всегда, когда она говорила ему о…       — Любовь. Как будто ты умеешь её чувствовать.       Ему нравится её этим колоть? Она не видела в этом недоверия, скорее жестокую шутку. Он всегда говорил ей, что хочет жениться на живой женщине, а не воображении, когда она делала своё предложение. Илльмарэ терпеливо вздохнула:       — Я связана с тобой до конца времен. Какое еще чувство можно так назвать?       — Тогда скажи, что любишь меня, — он действительно над ней насмехался, но она сделала милое лицо и повторила, как он просил:       — Я люблю тебя.       Если бы он её не знал, подумал Трандуил, то и поверил бы. Все правильные признаки налицо, и всё-таки, это просто идеальная имитация. Ей нравится играть в эту игру, она ждет, когда он наконец сдастся и купится на эту уловку. Не в этой жизни, мелиссэ*.       — Но я тебе не верю.       — Почему? — Илль как будто оскорбилась.       — Как будто я не знаю, как ты умеешь лгать. «Смотри сюда, в уголок глаза — и он поверит всему, что ты захочешь».       А тут она возмутилась всерьез. Как он мог такое подумать! Она показывала ему свою работу, гордясь и желая научить, а не для того, чтобы показать, как его природа легко поддается манипуляции.       — Я бы с тобой этого никогда не сделала! — и тут же сбавила тон, что выглядело как расстройство. — Да на тебя это и не действует.       — Почему нет? На других эльдар действует. Я же всего лишь эльда. — Что там в его словах, неужели капелька горечи?       — На других — действует. На тебя нет, — твердо заявила она. Это было правдой.       — И это тебя огорчает? — теперь он улыбался, почти флиртуя, это понравилось ей гораздо больше.       — Огорчает? О, не-е-е-ет. — Илль мечтательно улыбнулась — Это меня волнует. Очень сильно.       На какое-то время они просто залюбовались друг другом, позабыв о предмете разговора. Потом она заговорила снова:       — Но ты не хочешь признать этого. Я знаю правила! Неужели ты думаешь, что я не смогла бы заставить тебя влюбиться?       — Не делай этого.       Это прозвучало как приказ — и немного как просьба. Илль только подняла брови, безмолвно удивляясь, но он ничего больше не прибавил.       — Я не понимаю тебя, мой лорд. И честно говоря, это меня очаровывает, — снова заговорила она. Почти замурлыкала. — Ты такой слабый… большую часть времени. И вдруг творишь такое, что мало кто может. Даже майар. Ну, а ваша раса вообще никогда не пользуется дарами, даже если Эру судил иначе. Хотя, может быть, даров было роздано слишком мало. Я не понимаю, как он работает. Я думала, это что-то вроде пламени дракона. Ты причиняешь смерть. Но ты и жизнь можешь причинять. Это загадка.       — Разгадываешь меня, как головоломку? Что будет, когда разгадаешь?       — А чего бы ты хотел?       Долгий взгляд, потом он берет и убирает прядь с ее лица, превращая жест в ласку и притягивает в поцелуй.       Оттянуть этот момент.       *Любимая                     *       Ортан не хотел быть неблагодарным. И это не было его работой — следить за королевой. Но он не мог отделаться от неприятной мысли, что в замке что-то происходит, и надо узнать- что. Королева не выгнала его на мороз с ребенком, и Хенет уже подружилась со всем замком, она была тихой и умненькой девочкой, и умела понравиться старшим. Девушки, отвечавшие за порядок в залах, взяли ее под крылышко. Не об этом болела сейчас его голова.       Он стоял в карауле у постели Орофера, когда утром королева пришла посетить супруга. Фрейлины не сопровождали её. В спальне кроме них был Милдир, целитель, и личный слуга королевы, нандо, и вот его присутствие Ортану сильно не понравилось.       Нандо ни с кем в замке не общался близко. Сиридис привезла его с собой, и ближе всех он был к ней. Иногда он надолго исчезал из замка, и, если Ортан правильно понимал, никто, кроме королевы, не знал — куда. Сильван не очень хорошо относятся к ночным собратьям, да и конкретно этот… делал всё, чтобы показаться еще более подозрительным. Что он делал, куда ездил, какие поручения выполнял? Сиридис посмотрела на мужа с болью, губы сжались, брови сошлись. — Сегодня он еще не приходил в себя, миледи, — мягко пояснил Милдир. Сиридис и не пыталась его будить. Она будто за этим и пришла сюда, услышать, как все безнадежно. Она пальцами почти коснулась его виска, где под повязкой гноилась, несмотря на все усилия Милдира, та самая злополучная рана. Подержала мгновение там пальцы, а потом повернулась уходить. И бросила случайный вроде бы, но в то же время выразительный, как молчаливый приказ, взгляд на нандо. Тот ответил едва заметным поклоном. Понял, слушаюсь… и вышел первым. Ортан стоял так, что ему хорошо была виден этот обмен взглядами, и почему-то это вызвало приступ тревоги. Когда его сменили, Ортан уже не находил себе места от беспокойства — сам не зная почему.       Из-за своей подозрительности Ортан оказался в полночь где-то на самых нижних этажах замка, следуя за королевой, закутанной в черный плащ и идущей одной, без света. Ей понадобилось обмануть своих девушек, притворившись спящей, чтобы ускользнуть от внимания их и охраны. Если бы он не следил за ней безотрывно, он бы даже и не увидел её, как и все.       Скоро она спустилась еще ниже — и стена в этом тупике вдруг повернулась вокруг оси, открывая потайной ход. Она его не закрыла, и он втек следом, внутри весь дрожа от волнения — он даже не думал, что такое возможно, ему казалось они с Раньяром знают весь замок до последнего камня. Он строился у них на глазах! И вот — сюрприз. Ступени и арки подземного хода, узкого, едва на одного эльфа, уходили все дальше и глубже, и ему даже сделалось страшно. Если сейчас она вздумает вернуться, она наткнется на него, потому что спрятаться тут негде, а убежать так быстро обратно он не сумеет незамеченным. Она зажгла тусклую лампу, уже довольно сильно углубившись в ход, и, слава Эру, теперь можно было ориентироваться на ее свет, иначе он просто не понимал куда двигаться.       Ход закончился пещерой, огромным подземным помещением, в котором стояла прохлада и веяло свежим воздухом, а еще шумела река — видно какой-то из подземных потоков проходил здесь, под холмом, и высоко под потолком в каменной щели можно было разглядеть край неба — а значит, пещера выходила куда-то наружу. Возможно на отвесный каменный берег Андуина, под замком, прикинул он, и остановился у входа, чтобы не выдать своего присутствия.       Нандо ждал королеву в пещере. Он, огонь и что-то вроде алтаря, полного сухих трав, собранных в пучки. Нандо был одет не так, как обычно одеваются слуги, на нем был пестрый плащ, похожий на крылья, и лицо было раскрашено странными узорами. Сиридис сбросила плащ, и оказалась в одной ночной сорочке, тонкой и почти прозрачной. Ортан инстинктивно отвел глаза, не желая пялиться на почти раздетую королеву, а когда решился снова их поднять, у него перехватило дыхание. Нандо провел рукой по лицу королевы, рисуя на ней полосы, так что оно превратилось в какую-то неведомую маску. Ортан догадался теперь, что они собираются делать — слухи о особом колдовстве нандор передавались из поколения в поколение, как страшная сказка. Нет, сильван не боялись колдовства, не считали его чем-то позорным и отвратительным, как нолдор, но это был шок — узнать, что оно действительно существует. Сильван считали колдовство опасным. Исключением из правил. Тем, к чему надо прибегать, когда нет больше никакого выхода, но и тогда лучше к нему не прибегать, потому что кончится это плохо. Но все-таки признавали его. Ортан охотнее всего теперь повернулся бы и сбежал, жалея, что вообще затеял эту слежку, но побоялся, что его заметят. И ему пришлось досмотреть их обряд до конца. Но королева, разве она не нолдо? Хотя бы наполовину? Разве для нолдор это не самый жестокий запрет на свете? Как она решилась на это и для чего? Может быть, она решила таким способом помочь Ороферу? Ортан никогда не слышал, чтобы колдун мог лечить. Целители — сами по себе волшебники, и Милдир был лучшим. Никакое другое колдовство не сделало бы больше.       Она достала из рукава портрет, расправила и положила на камень, между пучков трав.       Пусть валар увидят, о ком она спрашивает.       Нандо присел рядом с алтарем, подняв лежащий рядом бубен с натянутой шкурой, огромный как солнечный диск, и начал медленно и тихо постукивать по нему, но пещеру все равно наполнил очень сильный густой звук, казалось, отдающийся даже в костях, пронизывающий насквозь.       Сиридис взяла пучок травы и маленькую плошку, в которой горел огонь. Подожгла траву и тут же взмахнула ею перед лицом, потушив и обдав лицо дымом.       Нандо взял паузу, а потом ударил в шкуру сильно — таммммм, все будто завибрировало вокруг. И Сиридис заговорила:       — Светлые звезды, творения Варды, ответьте мне, видели ли вы этого эльда?       Какое-то время все молчали, затаив дыхание, Ортан так даже и от любопытства — что, неужто ей вправду будут отвечать звезды? А потом нандо снова ударил, будто в обратную сторону, и звук был другим, глухим — уумммммм.       — Что говорят тебе звезды?       Сиридис отвечала странным, не своим голосом.       — Говорят, что никто похожий не смотрел на них последнюю тысячу лет.       Таммммм.       — Великие древа, творения прекрасной Йаванны, ответьте мне, отдыхал ли под вами этот эльда?       Уммммммм.       — Что говорят тебе деревья?       — Что никто похожий не садился под ними последнюю тысячу лет.       Таммммм.Таммммм.       — Ветра, что веют свободно над всей Ардой, творения великого Манвэ, ответьте, трепали ли вы волосы этого эльда?       Уммммммм.       — Что говорят тебе ветра?       — Что не запутывались в таких волосах больше тысячи лет.       Несмотря на свой транс, ему показалось, что она близка к слезам, и голос ее звучит неуверенно, но она пропустила один удар бубна, собралась с духом и снова обратилась.       Таммммм.       — О великие воды, реки и озера, ручейки и родники, подвластные могучему Ульмо, ответьте, отражали ли ваши воды лицо этого эльда, дарили ли его губам свою свежесть и прохладу?       Уммммммм.       На этот раз молчали они оба, а огонь над алтарем сначала взвился, а потом почти потух и зачадил. Казалось, что она всматривается куда-то, но не может разглядеть. Сиридис взяла еще один пучок травы и снова подожгла и потушила, обдав лицо дымом. А потом спустилась ниже, к катящейся воде подземного потока и вгляделась в нее, и даже руки запустила.       Напряжение повисло в пещере, такое ощутимое, что его можно было разрезать ножом.       — Что говорят тебе воды? — он задал этот вопрос тише и осторожнее, чем прежние.       Она вдруг выпрямилась и подняла мокрую руку, вокруг запястья которой обвивался один-единственный тонкий белый волос. И посмотрела на нандо своими, настоящими глазами.       — Вода принесла мне его волос. И это значит, что у меня есть для тебя важная задача.       Он отложил бубен, и она смотрела не отрешенно более, но сосредоточенно:       — Возьми эльфов, которым ты доверяешь, и отправляйтесь вверх по течению Андуина. Ищите поток, который вытекает прямо из скалы, из подземного русла. Волос он принес мне оттуда. Ты найдешь его где-то у начала этого подземного источника. Скажи, что его ждут. Что его отец при смерти, что его ждет наследство, а если это не поможет, скажи всё, что угодно, лишь бы привести его сюда. Льсти, обманывай и угрожай, если нужно. Его зовут Трандуил Ороферион, запомни.       Нандо молча поклонился, принимая поручение. И показал на ее лицо:       — Вам надо смыть это, миледи.       — Я справлюсь сама. Иди первым.       Ортан запаниковал — он у выхода, его сейчас обнаружат, но выяснилось, что у пещеры есть другой выход. Куда нандо и исчез, словно растворился. Сиридис выпрямилась. Ортан приготовился сбежать, пока она будет умываться, но она внезапно сказала:       — Выходи на свет, сильван. Я знаю, что ты здесь.                     *       Мягкий плеск воды, запах ночи — даже когда света совсем нет, по запаху можно отличить что снаружи — дневной свет или ночной мрак. Илль не нужен был и запах. Она сама пахла как ночь — ночь на берегу реки с цветущими лотосами. И, если бы кто-то мог её сейчас видеть, была и похожа на ночь — на часть звездного неба, из которого кто-то, как ножницами, вырезал фигуру. Сейчас она, пропуская воду между пальцев, знала о том, что происходит и у источника, и устья этой реки. И это были очень интересные известия. Много лет к водам этого подземного потока, выходящего наружу лишь у подножия горы, чтобы почти сразу влиться в поток Андуина, не прикасался никто, кроме животных. Юркие землеройки и пугливые олени пили из неё, но вот ничья рука давно уже не зачерпывала. Теперь же из нее черпали много рук — и это были эльдар. Как неожиданно встретить здесь такой большой отряд — их рук было больше шести, точно, и так вдалеке от обычных эльфийских дорог.       Они ведь и выбрали это место за его уединенность, верно? У эльдар была цель, вероятно, иначе зачем бы они сюда забрались? Любопытно, какая.       Если бы это были орки или им подобные твари, она бы знала, что подумать. Впрочем, за прошедшие века даже жажда мести Аннатара притупилась, или ее оттеснили его более насущные заботы. Да и мало ли предателей было у него в Битве Гнева? Она точно не в первых строках списка. Это мой лорд воевал против. Я только должна была его защитить. Аннатар при всем своем мстительном характере понял бы её мотив, но конечно, сначала сильно желал бы её наказать. Мечтать не вредно, презрительно улыбнулась она своим мыслям. Моргот не смог бы её наказать, его любимому ученику это было и вовсе не под силу.       Она отошла в тень не потому, что пряталась, а потому, что свет сильно её утомил за последнюю тысячу лет. Трандуилу она сказала об этом немного иначе, но не слишком уж покривила против истины.       — Что ты прячешь в темноте? — она чуть вздрогнула, когда его низкий голос её окликнул. Не заметила, как он подошел, и так уже не в первый раз. Она обернулась и чуть полюбовалась — у него был немного растерянный вид, когда он смотрел сквозь темноту. Очень милый. Ей раньше не пришло бы в голову такое сравнение, да и слово тоже, и чувство до сих пор было непривычным.       — От тебя? — откликнулась она. — У меня нет никаких секретов.       Ей и правда здесь, в темноте, было легче воплощать свой живой облик. Ожерелье помогало. Она бы не смогла понятно объяснить ему, что ожерелье делает для неё. Это была материальная вещь, сделанная лично для неё и с любовью — и пока она носила его, она оставалась именно той, для кого оно было сделано. Ну не совсем уж лично для тебя, правда? Мастер Мэлетин сделал ее для любимой, но он понятия не имел кто он, и кого любит. Сколько бы не отрицал.       Он зачерпнул ладонью её ладонь в реке, как зачерпывают рыбку.       — Почему ты его больше не снимаешь — ожерелье? Темнота же тебе не вредит, — за его легким тоном она легко читала затаенное беспокойство.       Обязательство. Лишившись которого, она боялась утратить и образ. Илль сладко улыбнулась, зная, что ее сияющие волосы делают возможным, чтобы он рассмотрел выражение лица.       — Потому что это твой подарок, мой лорд. Мне приятно быть такой, какой ты хочешь меня видеть.       — Ты не изменилась, — пошутил он.       — Вовсе нет, — она почти кокетничала. — Ты меня кое-чему научил. Нежности, например.       — В твоем стиле, мелиссэ, нежность — это удар ножом.       Впрочем, она не услышала в его тоне упрека, разве что немного усталости.       — Ты про тех девятерых? А лучше было бы, если бы они сошли с ума и устроили нам кровавую баню на берегу? Пфф, верь мне, это было самым лучшим исходом.       — Как скажешь.       — Я слышу в твоих словах недоверие? — она искренне обеспокоилась.       — Перестань оправдываться, — она знала, что он не видит её точно, но он очень верно взял ее лицо в ладони, не ошибившись ни на волосок, и притянул поближе. — А то я еще подумаю, что это важно для тебя.                     *       Они нашли то, что искали, только спустя несколько месяцев, идя вверх по течению и внимательно осматривая все попадающиеся притоки. Много рек вытекало из каменных устьев гор и падало в широкие воды Андуина, но истоки их никуда не вели.       Нандо, которого, как выяснилось, называли Тород, сказал им, как хорошо, что они отправились весной — когда реки полноводны, а если бы они прошли здесь осенью, то вместо рек нашли бы сухие камни, и рисковали бы никогда не найти нужный.       Хотя, думал Ортан, они и так рисковали никогда не найти нужный. Выбора отправляться или нет в этот поход, у него не было, королева приказала ему идти. Тогда, в пещере, он так испугался своего разоблачения, что понес какую-то ересь о том, что вовсе не следил за ними, а просто боялся за нее, и что нандо кажется ему опасным, но был сражен, когда она вдруг сказала: «Ты прав. Он опасный эллон, но у меня нет больше никого, кому я могу доверять. Я забуду о том, что ты видел… и никаких последствий для тебя не будет, если ты сделаешь для меня кое-что». В тот момент он был готов поклясться достать Луну с неба, но Сиридис всё равно попросила нечто странное. «Я отправила его за своим сыном. Сказала, что не хочу знать, как он сделает это, лишь бы дело было сделано. Но ты прав — он опасен, и не очень умно доверять ему так. Отправляйся вместе с ним. И поклянись мне, что Трандуил Ороферион доберется до Эрин Гален живым. Что бы тебе ни пришлось ради этого сделать.» Он тогда потерял способность думать на мгновение. Что значит живым?.. А что, могли быть варианты? «Доставь его сюда живым, сильван, и я закрою глаза на всё, что угодно. Поклянись жизнью своей девочки». Ортана мороз продрал по коже оттого, что она помнит такие вещи, и не выше того, чтобы их сказать вслух. Королева никогда раньше не вела себя так. Даже представить было невозможно. Он до сих пор не понимал, в сущности, что она хотела сказать. И что за клятву на себя принял. Неужели Сиридис думала, что ему угрожает от них какая-то опасность?       — А ведь это она, — вдруг сказал нандо, выпрямляясь. Они все остановились у реки, чтобы утолить жажду и набрать воды с собой. Ортан поднял голову, и так же остальные, и вынужден был согласиться — кажется, они нашли то, что искали.       Река выходила из каменного устья и падала в Андуин каскадом водопадов. Но это была первая встреченная ими река, выполнявшая главное условие: она выходила из горы. Подняться к вершине водопада было трудным и опасным делом, но нандор пригляделись. Так высоко в верховьях — это может быть строением гномов. Почему-то этот поток кажется довольно искусственным. Если где-то здесь, в подземельях, есть гномьи постройки, есть и дорога наверх, даже разрушенная.       Тород оказался прав — они отыскали бывшую дорогу, что даже эльфийским следопытам не далось легко, так заросли её каменные ступени, выбитые в скале. Но они все еще помогали удержаться на поворотах, когда дорога поднималась вверх по склону, извиваясь, подобно змее. Она привела их к каменным вратам, полузасыпанным — каменным обвалом, оставляющим только небольшую лазейку, чтобы проскользнуть — и — нависающими камнями, готовыми в любой момент эту лазейку завалить.       Здесь Тород хотел оставить Ортана снаружи, и даже привел достаточно веские доводы: «Кого бы мы там ни встретили, было бы лучше, если этот кто-то не знал, сколько нас. А еще — неплохо было бы, чтобы кто-то оставался снаружи, потому что эти камни не кажутся мне надежными». Ортан послушал бы его, если бы хоть чуть-чуть доверял. Как сказала королева — он опасен, и не очень умно вот так ему верить.       Осторожно и не дыша просочившись внутрь, они нашли там не просто какую-то пещеру или шахту, а целый подземный город. Пустой и, похоже, давно заброшенный. Что случилось с теми, кто его населял, было непонятно — не осталось никаких следов прежних обитателей. Только стены и переходы, и каменные арки, и огромные, вырубленные в скале залы, украшенные каменными орнаментами и мозаиками, до сих пор сохраняющими свою красоту, насколько можно было разглядеть. А это было сложно — ни одного луча света сюда не проникало, хотя воздух каким-то образом не был спертым. Им пришлось вернуться и придумать что-то вроде фонарей, иначе было не видно дороги. К счастью в городе еще осталась утварь, в том числе и так необходимые им светильники. Некоторые даже полные. Но чем глубже в недра горы они уходили, тем, как ни странно, становилось светлее — мерцающий призрачный свет создавали сами стены, или что-то вроде плесени на них.       Илль сидела, лениво перекатывая в руках мраморный шарик. Тяжелый лаковый шар, переливающийся фиолетовым цветом. Возможно, этот столик был когда-то детской игрой — чьи-то руки расчертили же камень на клетки металлическими полосами. Позолотили или посеребрили их. Нанесли цветные линии, синие, золотые и фиолетовые. Некоторые клетки были украшены фигурками, другие имели отверстия. Несколько были разбиты, и она была не уверена что это от времени, а не было задумано автором. Для неё доска все еще была целой. И стала чем-то вроде гадальной. Она опустила шарик в центр, на единственную пустую белую клетку с золотым тонким узором, и слегка закрутила, отпуская. Шарик помедлил и покатился по одной из линий, кажется по направлению к отверстию в медной ячейке.       Эльдар оказались в коридоре, заканчивавшемся неожиданно — спуском вниз. — Возвращаемся? — нандор посовещались. Слишком долгий и запутанный путь они проделали, слишком долго идти обратно, к тому же в шахте был свет — стены светились той самой плесенью — и здесь с каким-то медным оттенком. — Решено, спускаемся.       Шарик покатился с каменным стуком, в последний момент обогнув отверстие и внезапно поворачивая в другую сторону. Избежав всех разбитых клеток и препятствий, прокатываясь иногда почти по граням, он выкатился за доску и упал с громким стуком на каменный пол. Илль протянула руку и тень немедленно вернула ей его.       Они все уже были внизу, когда над головами раздался громкий треск и им на головы посыпалась каменная пыль.       Что это было? Если сверху на этот проход упадет какая-нибудь плита — она их здесь и похоронит. Но тревога оказалась ложной. Вместо этого за колоннами тесной комнаты обнаружился выход.       Илльмарэ покатала шарик между тонких пальцев. Она могла бы заставить их блуждать в этих темных каменных лабиринтах вечность. Или завалить обвалом в каком-нибудь из особо узких проходов. Это было бы забавно, но сейчас ей было не до развлечений. Они пришли — и нарушили определенное течение событий.       Событий, которые завели в тупик, кажется? Я хочу исполнить твои желания, мой лорд, но ты не говоришь прямо. И они ходят по этому полю довольно долго. И даже если ходы их сложны, они никогда не выходят за рамки доски. Убьет она этих пришельцев — и ничего не поменяется. Может, пора сломать рамки? Всё изменится, если они не умрут. Она выпрямилась и задрав подбородок, посмотрела в темноту. Он изменится. У нее еще было время запустить шарик снова, но она уже все решила. Скоро темнота стала светлеть на входе и показался свет — фонарей.       Коридор привел их в огромную залу, похожую на тронный зал. Во всяком случае возвышение и место на нем присутствовали, как и каменный подиум, ведущий к подножию этой конструкции.       Их испуг и удивление до онемения очень её позабавили: конечно, обнаружить вдруг в пустом подземном городе освещенный зал и живую женщину, сидящую на троне — немного неожиданно.       — Приветствую вас, странники? — jгромное пространство сделало её тихий голос очень звучным. — Что привело вас в мои чертоги? Если вы ищете здесь драгоценности, то найдете их много, если славы, то здесь вы её не найдете, если дорогу — я покажу ее вам.       — И мы приветствуем тебя, владычица этого мрака, — это нандо вышел вперед. — Прости, что вторглись в твои пределы без позволения. Мы разыскиваем одного своего сородича, эльда, и забрались так далеко в надежде его отыскать. Не знаешь ли ты о ком-то похожем поблизости?       — Как я узнаю, о ком ты ведешь речь?       — О, это эллин, высок и силен, в его волосах смешивается золото и серебро, и как я слышал, прежде он называл себя Трандуил.       Илль улыбнулась ласково и приветливо. И предложила располагаться и отдохнуть.       — Могу ли я узнать, какое вам до него дело? У вас есть послание к нему, или вы просто надеялись его увидеть?       — Прости нас великодушно, королева полуночи, — нандо был мастер вить словесное кружево. — У нас, несомненно, есть дело к тому, кого мы ищем, но открыть его мы можем только ему лично, для других ушей это не предназначено. Но если бы ты вдруг знала, где он?       Илль могла вить кружева не хуже этого бессмертного, и не ответила на его вопросы ни да, ни нет. Однако, она позволила им остаться в городе, если они хотят, или за его пределами, если его темнота им неприятна. Но она также разрешила им входить и оставаться, и они провели с тех пор вместе немало весьма уютных вечеров. Эльдар развлекали свою хозяйку: они играли для неё музыку, пели и танцевали. Играли с ней в шахматы, показывали фокусы и даже сражались напоказ.       Всё это затевалось не ради приятного времяпровождения: пока пятерка развлекала ее, как могла, нандо бродил по лабиринтам каменного города, ища Трандуила, ибо чувствовал, их цель где-то рядом. Он старался делать это осторожно, потому что подозревал наличие у их хозяйки слуг — им невидимых — или шпионов, но он так никого из них и не встретил, бродя по городу. Хотя чувствовал чужое присутствие.                     *       И все же, сколько бы он не бродил, его открытие было случайным. Он мог бы пройти мимо той ниши в стене 10 раз за день — и наверняка это делал- и не заметить, что в ней прячется дверь.       Комната, которая за ней скрывалась, была пустой и темной, и на первый взгляд казалась нежилой, если бы не свежий воздух с ароматом каких-то цветов, нежный и пронзительный. Глаза привыкли к темноте и сначала он смог разглядеть что-то наподобие столбиков для балдахина кровати. Но на них был натянут вовсе не балдахин, а четыре цепи, держащие… Эру всемогущий! хрустальный гроб. Он моргнул еще — и понял, что в этом парящем гробу кто-то лежит. Нандо, потея и напрягшись, подошел ближе, медленно и неуверенно. Он помнил историю Линдана. Неужели его задача невыполнима и ему некого найти здесь, потому что цель его поиска… мёртв? С этой «женщиной», очевидно, всё возможно. В гробу лежал эллон, одетый в черное и серебро. Волосы его были белыми, но если на них падал свет, пряди отливали то золотом, то серебром. Открытые глаза были прозрачно голубыми, как зимний лед, но смотрели в никуда. На шее переливалось нестерпимым белым светом ожерелье.       После того, как первое потрясение прошло, Тород присмотрелся, и ему показалось, что лежащий спит. Кожа была живой, хоть и белой, но все-таки с едва видимым розовым оттенком, и если долго и пристально смотреть, то грудь лежащего поднималась и опускалась, только в таком медленном темпе, что невозможно было поверить, что это вдохи. Тород протянул ладонь над его губами и почувствовал, как она потеплела- от дыхания. Первым порывом было броситься его будить, но как растормошить спящего, если ни на звуки, ни на прикосновения он не реагирует? Нандо потряс цепи — и грохот был такой, словно обвалилась гора, а со всех стен комнаты сорвались тени, словно рой огромных черных бабочек, или летучих мышей, хлопающих и слепящих, бросающихся в глаза. Какое-то время в этом хаосе и грохоте он чуть не потерялся, а потом раздался звонкий хлопок- и наступила такая же оглушительная тишина. Хозяйка полуночи стояла в комнате рядом с ним, и гнев расходился от нее, как холод исходит от куска льда.       — Что ты тут делаешь? Как смеешь мешать снам моего лорда?       — Разве он спит? — прошептал нандо. Любой другой корчился бы от страха, потеряв дар речи, настолько тяжелый исходил гнев от женщины, но у нандо был очень сильный дух. — Это не просто сон. Что-то держит его в нем! И это — тот эльда, ради которого мы пришли сюда. Если ты ничего не замышляла против него, разбуди его тотчас!       — Мой лорд спит сколько пожелает и проснется, когда захочет. Убирайся вон и не смей его тревожить!       Нандо опомнился уже в коридоре — никогда в жизни с ним не бывало такого, когда послушаться пришлось против воли, да так, что он даже не ощутил этого- просто моргнул, и он стоит уже не в комнате. Он не нашел в себе сил спорить с ней дальше, потому что ему совершенно явственно показалось, что если он это сделает — то не опомнится уже никогда и нигде.       Но даже уладив проблему на время, Илль все же встревожилась. Если не дать им того, чего они хотят, как долго они будут ее осаждать?                     *       Эльдар проводили светлые дни, разделившись, большинство выходило наружу, но некоторые — а Тород всегда — оставались в городе. На следующий день после его шокирующих открытий, он сидел в одной из подземных комнат один, и вдруг в дверном проеме мелькнула тень. Как будто кто-то следит. Он сразу напрягся и, поднявшись, осторожно пошел навстречу тени. Она отпрыгнула. Надо проследить, кто хочет меня видеть, подумал он и попробовал осторожно идти за тенью, ступая, как ему казалось, незаметно. Преследование привело его в покои, не виданные раньше, но тоже освещенные, где его встретила Илльмарэ.       Это дало ему ответ на вопрос, как она живет тут одна и где её слуги. Очевидно, тень послали именно за этим, чтобы привести его сюда. Илль довольно раздраженно вздохнула, ожидая пока он соберется с мыслями.       — Ты хотел видеть моего лорда по какому-то конфиденциальному делу. У тебя есть время его изложить.       Нандо хотел было начать свою отповедь, что это не для всех ушей, но из неосвещенной части залы позади и сбоку от сидящей Илльмарэ соткался из тени живой эльда — с бело-золотыми волосами и глазами, похожими на зимний лёд.       — Маэ гованнен, милорд, -невольно приветствовал его нандо, отводя руку от сердца.       — Довольно странное приветствие от незнакомца, — голос у того был низкий и глубокий. И вполне дружелюбный. — Кто ты, эльда, и зачем так стремился меня увидеть?       Он был живым, дышал и смотрел осмысленно. Даже не верилось, что вчера он лежал в той комнате, похожий на изваяние в хрустальном гробу.       — Моё имя Тород, нандо, и я посланец королевы Эрин Гален — Сиридис. Я искал Трандуила Орофериона, и если это ты, то я нашел того, кто мне нужен.       — Это моё имя, — согласился тот. — И я знал однажды эллет по имени Сиридис, это была моя мать.       — Теперь она правит огромным Лесом, к югу отсюда, вместе со своим супругом, Орофером.       Трандуил глядел на него с некоторой иронией, склонив голову набок. — Весьма интересные известия, посланец королевы. Чего же она желает от меня, отправив тебя в эту миссию?       Тород живописал ему ситуацию как мог. О том что его отец застрял между жизнью и смертью, что мать желает его видеть, о Келеборне не забыл, даже описал обстановку в лесу, как сложную и требующую вмешательства. Трандуил задавал вопросы, и в целом слушал сочувственно, и нандо даже решил, что не будет никаких сложностей, чтобы привести его в Эрин Гален. Илль слушала их разговор молча и не вмешивалась.       Но когда Тород оставил их наедине, Трандуил обратился к Илль, нахмурившись:       — Почему ты так доверяешь этим эльдар, что позволила им остаться? Разве ты не видишь, что они замышляют что-то? Разве не разумнее выгнать их, пока не поздно? А еще умнее было б не впускать вовсе.       Она знала, что они что-то замышляют, их уловки ее не обманывали, но майар чувствуют развилки судьбы. И, кроме всего прочего, она была злой, бесстрашной и любопытной. И она ласково улыбнулась и обманула Трандуила:       — Ах, мой лорд, ты слишком подозрителен. И потом, что бы они ни замышляли, разве стоит их бояться? А нам здесь скучно… когда еще у нас будут такие веселые гости? Развлечемся, перестань хмуриться!       Но как бы не тронул Трандуила его рассказ, вечером, когда они, как обычно, собрались на вечеринку, он вел себя совсем иначе. На вопрос нандо, когда он собирается отправиться в Эрин Гален, эльда сказал надменно и холодно:       — Какое мне дело до Орофера и его трудностей? Я не видел его больше чем тысячу лет и не собираюсь видеть снова. Возвращайтесь к тому, кто вас послал и передайте, что меня не волнует ни мой отец, ни его наследство.       Тород отметил про себя, что вечером шею их новоприбывшего хозяина украшало белое сияющее ожерелье. А Илльмарэ по-прежнему не сказала по поводу отъезда ни слова. Прежде, чем им бы указали на дверь, нандо поспешно попросил позволения остаться еще ненадолго, исследовать подземный город. Какой бы странной просьба им не показалась, хозяева позволили им это. И некоторое время они продолжали уже ставшую привычной жизнь.                     *       До чего же странное это было ощущение. Где-то посреди нигде, затерянный в горах, где на многие мили вокруг не сыщешь и следа живого, в подземной глубине, куда не дотянется ни один луч солнца, мерцает цветной свет и звучит музыка, словно на старинном балу.       Мозаики на каменных стенах переливались тусклыми синими, зелеными и золотыми цветами, а воздух едва заметно отдавал сыростью.       — Почему бы нам не устроить вечер на природе, милорд? — Тород снова завел разговор, пока не увенчавшийся успехом. — Не хочешь ли ты вдохнуть свежего воздуха? Отчего ты всегда находишься здесь, словно дракон в логове? Разве ты не скучаешь по солнечному свету, ветру, зелени деревьев? — он перебирал все, что приходило ему в голову, и нечаянно угодил в нужное место.       Зрачки Трандуила расширились. Зелень деревьев. Он и правда тосковал по ней. И никто давно не напоминал ему об этом.       — Пожалуй, — медленно, словно нехотя отозвался он. — Я хочу увидеть это.       Давно мы не были наверху. Хотя он не сказал это вслух, Илль, стоящая на другом конце зала, обернулась, словно услышав. Никто бы не прочитал на ее лице никакого выражения, кроме Трандуила, а он видел, как крохотная морщинка беспокойства залегла у ее брови. Ей тоже не очень нравилось, что он так долго не видел света, она не говорила ему об этом, но он чувствовал ее вину и беспокойство.                     *       Они сидели следующим днем в темном гроте с золотыми стенами и она сказала, зная, что здесь их никто не услышит:       — Ты так жаждешь вернуться в семью? К приказам твоего отца?       Она услышала в ответ ровно то, что хотела:       — С чего ты решила, что я буду выполнять чьи-то приказы?       — Ты уже готов их исполнять. Позвали — бежишь.       Вместо того, чтобы еще сильнее разозлиться, он успокоился:       — Ты нелепо злишь меня, почему? Чего ты боишься?       Илль помолчала, глядя в сторону и неохотно признала:       — Я не пойду с тобой.       — Ты мне так угрожаешь?       — Я никогда тебе не угрожала, — печально сказала она. — Я говорю тебе как будет: если ты отправишься в Эрин Гален, мы расстанемся, так сбудется, и не в моих силах это изменить.       Он тоже помолчал, внимательно её изучая. Насколько хорошо я её знаю? Думаю, достаточно, чтобы поверить.       — Тогда я никуда не пойду, — потом он отвернулся, поглядев в сторону прозрачно серых волн, бегущих мимо, и поправился беспечно: — Разве только посмотреть на зелень деревьев.       Илль колебалась. Он хочет уйти, я должна выполнять его желания… но именно это отнимет его у меня. Нет. Не отдам. Почему ты хочешь уйти, мой лорд? Скрываешь свой дар от меня. Ты не хочешь мне принадлежать.       Трандуил отошел и налил себе вина, хмурясь. Зачем она тогда вообще впустила их, чтобы напомнить, как он от нее зависит? Мне кажется она рада вечно держать меня во сне. А спал он много, потому что темнота была для него в тягость. Не сделал ли я ошибку, отказав им? Он вдруг вздрогнул. Я это сделал для неё, а вдруг это — любовь? То, что делает меня слабым.       Илльмарэ смотрела на него издалека, пытаясь прочесть по лицу, что он думает.       Я не хочу быть в темноте вечно, мой лорд, хотя я и её порождение и она мой дом. Но ты ключ к дверям моего дома, который выпускает меня на свет и я не хочу тебя потерять. Никогда. Наверное, это я должна была тебе сказать, когда ты просил. Вместо ничего не значащего: «Я тебя люблю».       Нандо радовался недолго: Трандуил выбрал для их «пикника» время после заката, когда только начинали появляться звезды, а солнце уже совершенно село. И, как опять он обратил внимание, оба ожерелья были на своих хозяевах. Эльфы постарались вовсю: зажгли костры, пели и танцевали, и все, кажется впрямь были рады и охотно остались почти до утра. Но всё же, едва только посветлел край неба, Трандуил тут же сказал, что пора возвращаться.               *       Ортан поймал Торода днем, у реки, за умыванием.       — И чего ты хочешь добиться этими вечеринками на природе? Ностальгию в нем пробудить или расположить? Если он сказал, что не хочет уезжать, то вряд ли изменит мнение.       Нандо посмотрел на него внимательно, вытер лицо и стряхнул капли с ладоней.       — А когда ты стал разбираться в его желаниях? — он сжал губы и сузил глаза, смотря в какую-то ему одному видимую точку, а потом почему-то решил поделиться с Ортаном подозрением. — Я хочу, чтобы он остался до рассвета. Потому что он очевидно этого не хочет. Эти камни у него на шее… здесь что-то не так. Когда мы говорили в первый раз, он был готов отправиться с нами, и его волновало всё, что я рассказал. На следующий день, он будто позабыл все, что сам же и спрашивал. Единственную разницу между тем «вчера» и «сегодня», которую я вижу — это ожерелье.       «И что было бы, если бы он его снял?» — этого он уже не сказал. Он заметил, что хозяева перестали снимать украшения.       — Эта женщина им управляет.       — С чего ты взял?       — Не могу доказать. Просто чувствую. Ожерелье это… думаю, это её заклятье. Уничтожить его — и Трандуил освободится.       — От чего освободится? Ты слепой и не видишь, что эта женщина делает его счастливым?       — Это не любовь, а наваждение, разрушить ее — наш долг!       — Я против.       — Королева дала мне понять, что закроет глаза на, что угодно, лишь бы ее сын вернулся. Думаю, что на это тоже.       — Разве королева здесь решает? А сам князь? А другие? Наконец, моё мнение неважно?       — Здесь точно решаешь не ты. Не делай того, чего не хочешь делать. Но не мешай мне. — он поднялся на ноги и быстро, одним движением шагнул к Ортану — и тот обнаружил у своего горла нож. — Потому что я всё равно сделаю то, что задумал. И как сказала королева, мне простится всё, что бы мне для этого ни потребовалось.       Например убить меня, понял его Ортан в шоке. Он просто выдохнул и отшагнул, Тород правильно его понял, и тоже отшагнул, демонстративно пряча нож. И быстро исчез, поднимаясь по каменной лестнице вверх.       Ортан моргнул, вдруг поняв, что своим необдуманным выступлением он сделал себя лишним в отряде и хитроумным планом с ним никто не поделится. Кроме того, он даже не был уверен в своем решении. Может быть, нандо прав, а он слишком молод и ничего не понимает. Это было его воспитание, принцип сильван — любовь нельзя рушить. Но другие нандор подчинялись своему командиру, и вряд ли станут спрашивать у него разрешения. Что бы там нандо ни задумал. Ему опять придется досмотреть это представление до конца.                     *       Тород придумал позвать хозяев на ночное купание. Не так уж сложно было соблазнить их поплавать в летнем Андуине, чуть ниже течением как раз была прекрасная и удобная песчаная отмель. Конечно, если он всё правильно понял, они пойдут в ожерельях, но не станут же в них плавать? Впрочем, он и на это придумал уловку, но она не понадобилась, Трандуил и Илльмарэ согласились — и с удовольствием плескались в холодных волнах реки нагими, без украшений в том числе. Смеялись — и даже затеяли соревнование, кто быстрее доплывет до другого берега, занятие под силу не каждому, такое яростное течение было здесь, в верховьях. Нандо же был их затее рад, потому что это давало ему время на осуществление плана, о котором он уже со всеми своими спутниками договорился. Всеми, кроме молодого сильвана, да и в Мандос его возражения. Он ничем не сможет им помешать.       Они были на середине реки, когда воздух ощутимо содрогнулся, будто где-то в горах произошел обвал, и они не могли остановиться, их снесло бы течением, так что пришлось сначала добраться до другого берега и там, оперевшись на берег и обернувшись, обменяться мнениями.       — Мне кажется, или эти нандор все-таки затеяли игру? — Трандуил был едва ли даже недоволен, но тревога сжала сердце. Илль же, как всегда, была беспечна:       — Похоже, что ты прав. Вернемся к берегу, узнаем, что они натворили?       Удивительно, но она даже не почувствовала никакой опасности. Ей было любопытно, не более того.       Эльдар ждали их на берегу, все семеро, даже Ортан прятался в тени, одетые или хотя бы полуодетые. Как всегда в их ночные вылазки, горели два костра по краям отмели, освещая весь берег между ними, словно сцену. Двое эльдар стояли у берега, подавая им одежду. Точнее даже трое, третий стоял чуть дальше, держа мечи — Трандуил без них не отправлялся никуда. Он сразу понял, чего недостает и кровь немедленно закипела в венах. Но он дал себе время одеться и взять клинки, надеясь в самой глубине души, что нандор просто отдадут им ожерелья в последний момент, как это было вчера. Илльмарэ одевалась также молча, вместо того, чтобы вслух хватиться украшений, а значит, была встревожена не меньше.       Застегнув последнюю пряжку на ремне, держащем ножны, Трандуил топнул в песок обутой в кожаный сапог ногой и уже прорычал:       — Где камни?! — так что эльдар от него испуганно отшатнулись.       Тород не стал даже делать вид, что не понимает вопроса:       — Ожерелья у меня, — но он смотрел на Илль, не на Трандуила и обращался к ней. — И поэтому ты позволишь князю уйти с нами!       Трандуил схватился за меч и чуть было не снес ему голову, но она успела схватить его за руку.       — Стой! Убьешь его и где мы потом найдем похищенное? Ведь это же в его голове созрел план, верно? -она кивнула на слегка побледневшего нандо, и уже прямо к нему обратилась, развернувшись:       — И только ты знаешь, где они теперь. — она даже улыбалась, но неприятной скупой улыбкой — Хорошо же, ты нас обманул, теперь доиграй свою игру до конца.       Тород посмотрел с вызовом.       — Да, они у меня и только я знаю где. И поэтому князь пойдет с нами в Эрин Гален, и тебе нас не остановить.       — Ты мое мнение забыл узнать. — У Трандуила костяшки пальцев побелели на рукоятке меча. — Я скажу так — ты отдашь похищенное, или я его вырежу у тебя из груди, и поверь, я кое-что понимаю в пытках. А затем — если я буду в хорошем настроении, чего не обещаю, я позволю вам убраться в этот лес, из которого вы пришли, и забыть дорогу обратно.       — Я готов прямо сейчас начать просить прощения, но ты сам поймешь, как несправедлив, как только наступит рассвет. Я не угрожаю, я освобождаю тебя, князь. От неё!       Илль и Трандуил переглянулись: — ну что, еще вопросы? — спросил его гневный взгляд, — нет, пытки хорошая идея — отвечал её равнодушно. И он шагнул вперед, но Ортан вдруг вывалился из ниоткуда, загораживая ему дорогу.       — Подождите! Никакие пытки не помогут их вернуть, я сам видел — он отправил их вместе с рекой. Небольшая лодочка, где не поместится человек.       — Что? — Трандуил и Тород сказали это одновременно.       — Я своими глазами видел, — поторопился сильван. — Как он положил ожерелье в челнок и отправил его по течению. Он уже далеко.       Если этот нандо не верит, что хозяева способны их убить, то он — очень даже. Тород вполголоса помянул предателей. Илль прислушалась.       — Он правду говорит, мой лорд. Они оба, — она будто оттаяла и говорила уже довольно спокойно. Ей и вправду очень полегчало, оттого, что оба ожерелья целы. — Тебе придется пойти с ними.       Голос у Трандуила все еще был тяжелым от гнева:       — Нам.       — Нет, князь, только тебе, — вмешался Тород, и в голосе его дрожала торжествующая нотка. — Она права. Слышали взрыв? Камни закрыли вход в город и теперь я узнаю, почему она так не хочет встречать рассвет.       Оба их хозяина побелели, а Илльмарэ схватилась за горло.       — Что ты натворил, — прошептала она — Ты понятия не имеешь, что наделал.       Трандуил слегка недооценил её отчаяние. Она вполне может остаться в свете, по крайней мере, раньше… о, нет. Нет, она не была в нем без ожерелья уже тысячу лет, и только такой дурак, как он, мог думать, что это без причин. Она его обманула. Опять обманула! Что же делать? Мысль лихорадочно заметалась, он даже отставил в сторону желание немедленно убить этого подонка.       — Я открою вход, — это было отчаяние.       — Как, мой лорд? — печально улыбнулась она. — Поднимешь камни?       — Мой дар не на такое способен.       — Да только твоя воля им не управляет. Это не колдовство, где намерение играет роль. Ты не можешь делать то, что хочешь. Только то, что пожелаешь, да еще так, что и желание назвать не можешь.       Она закрыла глаза и отвернулась к реке, и даже сделала несколько шагов к воде вслепую, не замечая, что идет. Без своего ожерелья она не сможет пережить рассвет.       Трандуил догнал её, обхватив так, будто ее вырывали у него из рук.       — Почему ты мне не сказала? — его шепот обжег ей ухо, и она не ошибалась, слыша рев огня в его венах. — Я найду ожерелье и вернусь.       — Ты же знаешь, я не умираю, я только исчезаю. И я не останусь здесь, а пойду за тобой.       Но они оба знали, что это неправда. Её притянет любая большая тень. И где она будет, и как он станет её искать… невозможно предсказать.       Костры замигали и зачадили, словно их заливало водой, и тучи закрыли звезды. Эльдар стали оглядываться, инстинктивно хватаясь за оружие, потому что чувствовали тревогу. Илль подняла голову к небу, и пара капель дождя упала ей на лоб. Ты не спрячешь рассвет навсегда, мой лорд, хотелось ей сказать, но она знала, что он не может ничего поделать со своим желанием.       Тогда он отпустил её и развернулся к сородичам, видным в неверном свете огней.       — Скажи мне еще раз, чтобы я понял тебя верно. Где её ожерелье?       — Я отправил его по воде. Если никто его не выловит, то оно доплывет до самого Мордора или еще дальше, куда и ей дорога.       У Илль вырвался смешок. Как ни странно, он прав, ей там было бы самое место. Но она уловила и другое:       — Моё ты украл. А где второе? Без него мой лорд умрет, и не так, как вы эльдар привыкли, а навсегда. Скажи мне, пёс вонючий, ты же ничего с ним не сделал? Или он не увидит этого рассвета.       Теперь побелел Тород. У Трандуила же ни один мускул не дрогнул на лице, хотя он об этом впервые слышал. Илльмарэ, конечно, мастерица вести переговоры, и без шуток, обман — её вторая натура.       Рука Торода схватилась за воротник, но потом снова опустилась.       — Я тебе не верю.       — И напрасно, — она знала, что Трандуил тоже заметил жест. — Игра сыграна бездарно, тварь.       — Что ж. Раз вы так настаиваете, я пойду с вами. В Эрин Гален. Но я не могу не отдать вам должное. Вы заплатили за наше гостеприимство предательством, и я не могу оставить его без награды.       А дальше — он превратился в тень с двумя серебряными молниями, поражающими наповал. Он убил их — всех: кто успел защищаться и кто бросил оружие, и кто пытался просить пощады, и тех, кто хотел бежать. И Торода — тоже, в последнюю очередь. А, убив, наклонился и забрал у него ожерелье.       Ортан думал, что и его смерть пришла, но Трандуил остановился и вернулся к Ней. На какое-то время они превратились в куски мрака на берегу, потому что огонь потух, а тучи все больше и больше сгущались в и без того ночной темноте. Ему слышались их голоса и стоны, но Ортан не мог разобрать, что они говорят.       А потом над вершиной показалась розовая полоса рассвета. Толщиной в волос. Ортан напрягал глаза, но так ничего и не увидел — фигуры на берегу не стали яснее, только пронесся будто бы тяжелый вздох по-над рекой. А потом тучи разразились молниями. Дождем из молний. Чудовищным молчаливым дождем, когда огромные столбы огня били в берег, искря и гудя от напряжения. Били каждую секунду, каждое биение сердца, и от этого жуткого огненного дождя останавливалась кровь в жилах. Грома не было, отчего страх вырастал пуще. Огненные стрелы ударяли в песок, расплавляя его, и в мертвые тела на берегу, испепеляя их, и в воду, заставляя её кипеть, но небеса оставались безмолвны.       Князь стоял там, между этих вспышек, один. Один.       Ужас прижимал сильвана к земле, и если бы он мог бежать, то бежал бы без оглядки, но он не мог двигаться, не мог справиться с собой.       Как долго это длилось, Ортан не мог определить. Но потом Солнце засияло в полную силу, и молнии наконец иссякли, а тучи стали развеиваться. Так же как и кровь начала возвращаться в его оледеневшее от ужаса тело.       Он сумел подняться, и ноги даже почти не дрожали.       — Я тебя могу понять, — сухими губами с трудом выдавил сильван, — но и ты меня пойми.       И вытащил клинок. Понимая, что не выстоит против такого бойца.       Глядя на белого от страха Ортана, робко вытаскивающего кинжал, Трандуил покачал головой:       — Я не собираюсь тебя убивать, сильван. Отведи меня домой, в Эрин Гален.       Ортан сглотнул.       — Ты мстил за свою любовь, а я просто не могу пойти рядом с убийцей моих товарищей. Поэтому сражайся до конца, и убей и меня.       Князь не стал больше спорить, он просто сделал неуловимо быстрый выпад, и выбил кинжал у него из рук. Ортан был хорошим бойцом, других не брали в охрану, но сейчас он чувствовал себя ребенком, у которого мать отбирает палку, чтобы не запачкался. Злость на себя избавила его от страха. Трандуил стоял, давая ему время, так что Ортан отошел и наклонился за клинком, зачерпнув попутно горсть песка. И выпрямляясь, швырнул песок лорду в глаза, одновременно пытаясь достать в броске. Трандуил увернулся и от песка, и даже от удара, бросив свой меч на песок, он перехватил его руку с кинжалом — и оп! она была уже завернута ему за спину, а Ортан задохнулся от боли и не мог пошевелиться. Без риска потерять её навсегда. Рука князя легла ему на горло и слегка сжала.       — Уважаю твое желание быть убитым, но мне нужен проводник. Сделай мне одолжение, сильван, перестань глупить.       Какое-то время Ортан просто дышал через нос, пытаясь успокоиться.       — Да? — подбодрил его князь и, услышав в ответ резкий выдох, отпустил. Можно было бы продолжить глупить, но Ортан не думал, что у него есть шанс.       — Королева Сиридис заставила меня поклясться, что ты придешь в Эрин Гален живым, — вместо этого сказал он.       Трандуил отвернулся, не отвечая. Подобрал клинок и пошел к берегу, там где должно было быть её тело — но не было ничего, кроме черного стекла, в который молнии переплавили песок. Ортан отметил, что князь повернулся к нему спиной, но почему-то был уверен, что застать его врасплох все равно не удастся.       — Теперь и ты заставишь меня поклясться хранить это в тайне? — у него дрогнул голос. Как он вляпался во всё это? И куда делось её тело? Её больше не было рядом. Неужели одна из молний?.. Впрочем, сейчас это было уже неважно.       Трандуил вытащил осколок черного стекла из песка и сунул за пазуху. Злость сгорела, но все еще потряхивало. Два клинка и зеркало — вот и все его имущество. Так, погоди, этот сильван что-то посмел спросить?       — А что, ты хочешь непременно рассказать всем, что вы натворили?       Ортан не хотел. Да, великий Намо, он бы и на смертном одре, наверное, не захотел бы признаться, какую подлость они совершили. Или как всё закончилось. Закончилось ли? Этот лорд, у которого глаза сейчас черные от боли, он точно его не убьет, после всего?       — Отведу и забуду, что вообще когда-то видел.       Как будто это возможно.