fallacy

На людей Ли нападавшие были не похожи. У каждого на лице были маски, красные маски с изображением черной розы. Вон был не в том положении, чтобы думать о всяких там знаках. У него за спиной напарник, за стеной так и не начатый секс и кусочек сердца в глубоких глазах парня с красивым именем. Пули летели одна за другой, поражая цель и размазывая человеческие внутренности по полу и стенам. Жуткое зрелище, но не для китайца, который в своей жизни убил не один десяток человек. Кажется, он перестал различать цвета вовсе: кровь сорвалась со всем остальным, превращаясь в одну мишень. И не важно уже, что кровь эта для всех красная-красная, и от одежды ее не отстирать. Одежду выкинуть можно, а на руках эта кровь навсегда останется, как напоминание о том, кто ты есть на самом деле. Метка. Клеймо. Подтверждение тому, что Лукас не умеет чувствовать. Сострадать. Жалеть. Дорожить. Любить. И то, что в его голове сейчас, словами описать сложно. Перед ним трупы и лужи крови, а сам Вон видит только глаза, лицо, и все такое невинное, что мужчине кажется, что у него даже есть совесть. И грызет она его за то, что он сейчас делает, кожа на ладонях начинает гореть той несмытой кровью, которая лавой даже кости прожечь готова. И Вон Юкхей готов был признаться, что все. Лава по венам до его сердца дошла, возрождая душу из пепла и топя огромные ледяные стены. Но замок тут же был построен снова, все из того же льда глаз Накамото и резких слов. Как же Лукас мог забыть о том, что такое любовь? Любовь это пустой звук. Ничего. Слово это давно свой изначальный смысл потеряло и уже даже не имеет надобности в современном мире. Ледяной замок отворяет свои ворота ненадолго, а китаец ведет Чону за руку, прижимая ближе к себе и обещая, что через минуту все будет хорошо. Похороны было решено проводить тихими. Ради этого из-за границы приехал второй ребенок погибших супругов – Ли Донхёк, проходивший обучение в одном из лучших ВУЗов мира. В отличие от старшего сына, Хёк не выглядел слишком расстроенным или подавленным. У его брата под глазами мешки залегли такие, что ни один визажист страны не смог бы их спрятать, а кожа белая, готовая вот-вот порваться под напором костей. Тэён явно очень тяжело переживал расставание с родными. Донхёк же свою семью четыре года не видел, и дальше бы видеть не хотел, если бы не новость о смерти господина и госпожи Ли. И не так сильно волновала парня смерть, сколько он приехал ради наследства. Он был уверен, что родители должны были переписать на него большую часть того, что те накопили за свою относительно долгую жизнь. Бизнес был отдан в руки младшего сына. И для него это было самой лучшей новостью за те несколько дней, что он в Корее. Больше всего Тэён не хотел слышать ничего о смерти родителей. Ни в новостях, ни от знакомых, вообще. Но ежедневно по радио в такси, на работе, он слышал все больше и больше информации, что заставляла его голову лопаться на кусочки. В один из таких дней он услышал о том, что для переговоров к нему приезжал какой-то очень влиятельный японец, который был безумно зол и обеспокоен смертью директора Ли. Юта Накамото. Имя это показалось красноволосому жутко знакомым, и весь последующий день он пытался вспомнить, где же он мог слышать фамилию Накамото.