***
Четыре месяца спустя.Айлин
(Erik Satie — Gnossiennes No. 1 Lent) Как жаль, что сохранение мира зачастую требует немирных средств. Беспринципные варвары — орки —снова подступили к Тартасу слишком близко. Настолько близко, что Вилан — мой любимый — во главе самого многочисленного войска за всю историю демонического государства прибыл на границу с Джаклардом. На этот раз с ним отправилась и я. Он, конечно, пытался отговорить меня. Но разве теперь такое возможно? Впервые за долгое время я наконец-то могу покинуть дворец, что стал для меня добровольной тюрьмой. Теперь я могу не опасаться, что меня узнают на улицах Терказара. Малфаста больше нет. Как и нашего с ним договора о том, что я ради незапятнанной репутации наших детей до конца своих дней буду притворяться мёртвой. Заточение более, чем на век, пусть и в королевском замке, — это цена за то, что я каждый день могла находиться рядом с любимым. Непомерной ценой также являлась мучительная разлука с детьми. Непрекращающаяся даже во сне, тягостная, гнетущая, нарастающая тоска по ним. Когда я наконец решилась уйти от мужа, то наивно полагала, что самым тяжёлым будет первый шаг. Непростительное заблуждение. Чем больше утекало времени со дня переезда в Терказар, тем сильнее я задыхалась без запаха своих детей, без улыбки Бурхата и маленьких, обнимающих меня ручек моей малышки Амайи. За пару месяцев глухой болезненной тоски по детям я превратилась в опустошённый сосуд, оболочку, под которой скрывался сплошной оголённый нерв. И как Вилан ни старался исцелить мою душу своей любовью, ему долго не удавалось вернуть меня к жизни. Конечно. Ведь два моих смысла жизни остались в Арнорде. Поняв, что даже самая большая и единственная любовь на свете не заменит два родных сердечка, я снова… хм-м-м… в который уже раз СНОВА тайно вернулась в Аваллон и, покорно упав в ноги Малфасту, молила его принять меня обратно, сказать всем, что я не погибла, что чудом выжила в Тартасе. В тот злосчастный день Малфаст безжалостно прогнал меня. И он имел на это право. Договор есть договор. Уже даже не будучи моим мужем, Малфаст всё равно умудрялся растоптать меня в мокрую лужицу, унизить и с надменной улыбкой наслаждаться моей агонией отчаянья и боли. С моим окончательным уходом к Вилану Малфаст смог наконец вырвать меня из своего сердца. То же он советовал сделать и мне в отношении наших детей. Бывший муж понимал, что дети — это частичка меня. И это была его изощрённая месть. За то, что так и не смогла полюбить его, за то, что даже просто стерпеть не смогла, за то, что влюбилась во врага. Лучше бы убил. Так было бы намного гуманнее. И Малфаст прекрасно знал об этом. Именно поэтому сохранил мне жизнь и даже отпустил обратно к Вилану. Позже… уже намного позже, сгорая в нескончаемой тоске по детям, я поняла, что это и есть наказание от бывшего мужа: жить, дышать, существовать без детей и лишь по слухам и редким видениям узнавать, как всё больше теряет себя Бурхат, а Амайю стремительно порабощает наркотик. Всё это время я была словно связана по рукам и ногам, вынужденная лицезреть муки детей и не в состоянии им помочь. В тот день, когда я получила отказ от Малфаста и вернулась в Терказар, меня встретил холодный разочарованный взгляд Вилана. Глядя в любимые, отрешённые, укоряющие глаза, я испугалась, что потеряла не только детей, но и весь мир — моего Вилана. К счастью, ошиблась. Прошло много времени, прежде чем Вилан смог простить меня, но он простил. А мне и вечности не хватит, чтобы простить саму себя за то, что оставила Бурхата и малышку Амайю, за то, что выбрала быть с любимым.***
Как только мы, уставшие и вымотанные недельной дорогой, добрались до военного лагеря на границе Тартаса с Джаклардом, Вилан незамедлительно направился в главный шатёр в поисках Рэнна. И вот уже довольно долгое время двое самых упрямых мужчин на моей памяти без устали спорят по поводу предстоящего сражения. — Без эльфов у нас нет ни малейшего шанса. Поверь мне, Вилан. Я, который уже месяц нахожусь здесь, и собственными глазами видел недавно раскинутый лагерь орков под нашей границей. Если орки нападут разом, от нас не останется и следа! А это даже не всё их войско. По данным разведки, в столице Джакларда также имеются крупные отряды воинов. — Любимый сдержанно внимал пылкой речи Рэнна и не перебивал его. Когда речь идёт о его Рэнне, в Вилане волшебным образом откуда-то находится необъятное терпение. — Повелитель, дай мне неделю, и я уговорю Амайю! Нам нужны эльфы! Насколько решителен был Рэнн, настолько же непреклонным оставался Вилан. Они точно стоят друг друга. — Нет. Я не разрешаю тебе никуда лететь. Довольно с тебя эльфийских миссий. Останешься подле меня. — Любимый укоризненно глянул на своего заместителя. — Столько времени прошло, а ты так и не выкинул эту девчонку из своей головы? Девчонку? И откуда у Вилана столько неприязни к моей дочери? Он постоянно пренебрежительно выражается в её адрес. И это при мне. Подозреваю, что вдали от моих ушей он и вовсе слов не выбирает. Но я не стану… не стану в очередной раз упрекать его. Теперь с этим прекрасно справляется Рэнн. А я постою и понаблюдаю, к чему приведёт этот затяжной спор. И, уж если Рэнн снова не переубедит Вилана, сделаю по-своему, и будь, что будет. — Да, не выкинул! Я люблю её, смирись уже с этим! К тому же, причём тут это? — Подошёл вплотную к Королю и уставился исподлобья обозлённым немигающим взглядом. — Я знаю её… знаю, как себя! — Он несколько раз ударил себя в грудь. — Она хочет помочь нам, просто… — Просто что? — Просто лидер, который не колеблется, прежде чем ввергнуть свой народ в войну, не имеет права быть лидером. Вот и Амайя не может решиться. Но я смогу её убедить. На этом неиссякаемое терпение Вилана закончилось, Король вспыхнул за доли секунд и сорвался на Рэнна: — Да как только ты ступишь на эльфийскую землю, она лишит тебя жизни! Нет! Я сказал нет! Вопрос закрыт! Очевидно, Рэнна такой ответ не устроил, так как он, резко развернувшись на пятках, стрелой покинул шатёр. Ну, вот настал и мой черёд попробовать убедить Короля. — Ты не прав, Вилан, — как можно мягче произнесла тихим вкрадчивым тоном. — Ты должен отпустить его. Амайя — его судьба. — Отпустить и потерять? И кто вообще решил, что она его судьба? Только ты видишь это в своих видениях. Может, видения лгут тебе? А может, лжёшь ты? Та-а-к… Терпение… очень много терпения! Я знала, что разговор будет не из лёгких. — Зачем тогда держишь подле себя, раз думаешь, что я способна лгать тебе? — Подошла к упрямцу сзади и обняла со всей теплотой, на которую только способна. Прижалась щекой к крепкой необъятной спине. — Как бы ты ни был против этих отношений, ты не можешь противиться их любви. Они одержимы друг другом, и нам этого не изменить. Ни мои тёплые объятия, ни мягкий тон, ни мудрые слова — ничего не помогает сподвигнуть Короля изменить своё решение. Вот уже как четыре месяца уговариваю его согласиться на условия Амайи и выслать Рэнна в Аваллон, а он упёрся. Никакие мои чары не действуют на любимого, когда речь идёт о безопасности его Рэнна. Обернулся и больно схватил меня за плечи. — О какой любви ты говоришь, Айлин?! Она убьёт его! — Да, она хочет убить его. Это так. Но она не сможет! К тому же, когда Рэнн узнает, что она ждёт ребёнка, его никакие твои приказы не остановят! — Он не узнает! До сих пор ведь не узнал. Да что ж ты упираешься-то так, когда мы настолько близки к помощи эльфов? Не верит. Никому не верит. Мне не верит. Дожили. Скептически уставившись на любимого, с горечью произнесла: — Может, не сейчас, возможно, позже, но, когда это произойдёт, когда, несмотря на все твои старания, до него дойдут слухи о беременности Королевы эльфов, он-то быстро сложит дважды два. И всё равно полетит к ней! Так лучше пусть сделает это сейчас! Тогда, когда Амайя ещё согласна помочь нам в войне с орками. — С трудом вырвалась из стальных, до боли сильных рук любимого и обхватила ладонями нахмуренное лицо. — Послушай меня, Вилан, неужели ты готов ради Рэнна пожертвовать целым государством? Медленно убрал мои руки со своего лица и, понуро опустив взгляд, удручённо процедил сквозь зубы: — Он и есть это государство, Айлин. Прочь! — Голос холодный, отчуждённый, с металлическими нотками. Будто это не мой Вилан меня прогоняет, а кто-то чужой. — Уйди прочь, Айлин. Прочь!***
Я ушла. Невероятно сложно было оставлять его в таком раздавленном состоянии, но я ушла и, поблуждав около получаса по лагерю, всё-таки нашла Рэнна. Сбежав ото всех, он одиноко сидел на краю отвесной скалы и отсутствующим взором уставился в пропасть под собой. С виду такой сильный и крепкий мужчина, а в душе —ранимый влюблённый мальчишка. Тихо подошла к краю обрыва и присела рядом с ним. Мельком глянул на меня и вновь принялся отрешённо смотреть вниз. — Она любит тебя, Рэнн. — Не подняв взгляда, скептически усмехнулся. — Любит и ненавидит одновременно. Но у нас — женщин — такое часто бывает. Теперь в разы искренней улыбнулся моим словам. — Любит? Она зла так сильно, что даже не плюнет на меня, если я буду гореть заживо. Гляжу на него и понимаю: он, сам того не осознавая, давно уже горит… сгорает вдали от неё. С головы до пят обёрнут в кокон боли, а помочь выпутаться в силах только моя дочь. Думаю, ей сейчас тоже нелегко. Особенно, если учесть её положение и то, что рядом нет никого из близких. Я должна что-то сделать. Иначе не прощу себе смерти тысяч демонов и эльфов. — Я не должна тебе этого говорить, но я не могу иначе. — Замялась, в последний раз убеждая себя, что всё делаю верно. Неуверенно продолжила: — В общем, если ты полетишь к ней, Амайя поможет нашей армии. В изумлении уставился на меня и пылко вопросил: — Это правда? Ты видела это в своих видениях? — Нет. Не в видениях. — С горечью усмехнулась. — Но это правда. На протяжении последних месяцев Амайя шлёт Вилану послания с заверениями, что поможет нам в войне с орками… Не дав договорить, Рэнн сильно вцепился в мою руку. Сегодня, что, все решили на мне синяков пооставлять? Как сговорились! — И где же эльфийская армия? Не сегодня, так завтра на нас нападут? Чего она медлит? С трудом оторвала от себя его руку. Палец за пальцем отцепляла, пока он сам наконец не ослабил хватку. — У Амайи было только одно условие договора, и оно не устроило нашего Короля. — Да что там за условие такое, что он решил пожертвовать своим народом? — В возмущении мужчина резво вскочил на ноги и меня рывком поднял с колен, а после нетерпеливо закричал: — Говори, Айлин! Не тяни! Я и не собиралась молчать. За этим и пришла. Страшно представить, что со мной будет позже, но сейчас я всё делаю правильно. — Ты, Рэнн. Она потребовала отправить в Аваллон тебя — убийцу её Короля. — Дёрнувшись, отшатнулся назад на несколько шагов, словно ударенный высокоразрядной молнией, и смотрит на меня изумлённо. — Я не уверена, что она сохранит тебе жизнь, ведь она очень зла на тебя… на нас всех. Но, сдавшись на её милость, ты спасёшь не только Тартас, но и Арнорд. Рэнн так долго молчал. Смотрел сквозь меня ошеломлённым взглядом и молчал. В тот момент мне нестерпимо захотелось узнать, о чём он думает, услышать его мысли, понять, что чувствует это сильный мужчина, до безумия полюбивший мою дочь. Срочно захотелось убедиться, что, рассказав ему правду, я приняла правильное решение. И он сделал это, произнёс слова, которые, пусть немного, но всё же облегчили мои муки совести. — Не кори себя, Айлин. Вижу, что съедаешь себя заживо за то, что пошла против приказа Короля. Он ведь запретил мне об этом рассказывать? — Я едва кивнула, а он безрадостно усмехнулся. — Я бы всё равно полетел к ней. Я готов стерпеть любые пытки, лишь бы ещё разок взглянуть на неё. Не могу без неё. Не жизнь это. Словно… словно я потерялся в темноте. Моя душа заледенела и окаменела в ту ночь, когда я предал Амайю. Оставил там, несмотря на то, что она просилась лететь со мной. В ту ночь я не только Бурхата убил, но и её любовь ко мне. — Не думаю, что такие чувства можно уничтожить, Рэнн. Ваша любовь дана вам свыше наверняка не просто так. Ничего в этом мире не бывает просто так. Спустя пару месяцев от рождения Амайи ко мне пришло видение, и я видела тебя и её — вас — вместе. Поэтому и настояла, чтобы Вилан отправил к ней именно тебя. — У нас было слишком мало, чертовски мало времени для счастья, — задумчиво улыбнулся, — однако оно того стоило. И если смерть — расплата за него, то я готов. — Поднял на меня полный решимости взгляд и благодарно улыбнулся. — Сегодня, сейчас ты, Айлин — эльфийка, — дала демонам шанс на существование, дала надежду победить в самой сложной войне за всю историю. — Подошёл ближе и аккуратно погладил меня по щеке. — Ты, и правда, любишь Вилана больше своей жизни, раз пошла ради него на такое. Рискнула расположением Короля к себе ради его же государства. — Это правда, Рэнн. Правда. Вилан перестанет быть моим Виланом, если потеряет свой народ. Он потеряет себя.***
(Audiomachine — Can't Go Back) Сразу после нашего разговора Рэнн улетел, а я старательно избегала встречи с Виланом, зная, что не смогу ему соврать, а правду говорить слишком рано. Необходимо потянуть время, чтобы Рэнн улетел как можно дальше и его не смогли нагнать. Позже, когда подчинённые Рэнна спохватились его и принялись искать, я сообщила им, что командир решил немного побыть наедине и вернётся к завтрашнему утру. В вечерней суматохе вопросы о Рэнне быстро стихли. Воины в лагере помогали новоприбывшим соратникам разбить палатки и разместиться на ночлег. Повара готовили в огромных чугунах в разы больше варева, чем прежде, дабы накормить и тех, кто прибыл сегодня. Командиры подразделений пребывали в главном шатре на аудиенции у Короля, а я приказала установить мне отдельную палатку, так как не особо горела желанием ночевать вместе с Виланом. Тщетно. Все мои усилия по избеганию любимого превратились в прах. Так как не успела я поудобней расположиться на шкурах, как ко мне явился Король. Вошёл, такой огромный, в мою шаткую маленькую палатку и присел на корточки возле шкур, на которых я пыталась уснуть. — Что происходит, Айлин? Впервые за сотню с лишним лет наших отношений при ссоре ты решила спать отдельно. Смотрит на меня недоверчиво и будто читает мысли. Хм-м-м… читать мысли Вилан не умеет, зато он может делать кое-что похуже. Любимый с рождения обладает уникальной способностью как внушать смертельный страх, так и лишать его вовсе. Обычно существо, лишённое всяческого страха и даже инстинкта самосохранения, как на духу выкладывает всё, что у него на уме. И зачем в таком случае умение читать мысли? Вилан редко применял свой дар на близких, однако эта ночь стала исключением. Один его испытующий взгляд, и я добровольно заговорила. Вот так вот просто, без уговоров и пыток. Один проницательный взгляд. — Рэнн на пути в Аваллон. Я думала, он закричит на меня, думала, ударит, была готова и к смерти. Однако Вилан остался неподвижным. Лишь устало прикрыл ладонью глаза и напряжённо, металлическим тоном вопросил: — Когда он улетел? Если бы я не знала Вилана, подумала бы, что на этот раз меня пронесло. Но я прекрасно понимала, что это всего лишь затишье перед бурей. Однако продолжила безрассудно выкладывать правду. — Почти сразу после вашего разговора. — Что я творю? Логикой понимаю: мне бы молчать, но страха нет, и слова сами льются. — Ты его не нагонишь. Слишком много времени прошло. Лучше бы я, и правда, молчала. Вилан за доли секунд навис надо мной, сжал крепкой ладонью тонкую шею, перекрывая воздух, и адски заорал: — Что ты ему сказала?! ЧТО?! Что наплела? И как я ему должна ответить, если и вдохнуть не могу? Захрипела, а он ослабил хватку на шее. — Я сказала правду. Сказала, она поможет нам с орками. — ПРАВДУ? — взвыл на весь лагерь и вновь стиснул мне горло, вдавливая меня в шкуры. — Да кто ты такая, чтобы распоряжаться его судьбой? КТО? Кто… ты… такая?! С каждым сказанным словом он безжалостно бил меня головой о ледяную землю. А я от нехватки кислорода в изнеможении закатила глаза и всеми силами пыталась разжать руку на своей шее. В какой-то момент, когда я уже смирилась с неминуемым, Вилан отшвырнул меня от себя в угол палатки и, возвысившись надо мной, словно скала, глянул с нескрываемым омерзением. — Ты убила его! Своей правдой ты убила Рэнна! Когда ты перестала быть моей Айлин? Похоже, что это был риторический вопрос, поскольку сразу после него Вилан покинул мою палатку, а я так и осталась лежать в холодном углу поодаль от мягких шкур, с жадностью вдыхая спасительный воздух. Не знаю, что будет с нашими отношениями дальше. Сейчас кажется, будто это конец, но нет. Это только начало. Начало самой страшной за всю историю наших народов войны.***
Амайя
Если война уже началась, то меньше пострадают те, кто присоединился в конце. Таковы законы любой войны. Именно по этой причине вот уже как четыре месяца весь Арнорд ведёт тайные приготовления к войне, и совсем скоро я отправлю огромное войско на границу Тартаса с Джаклардом. К сожалению, ублюдок Вилан так и не соизволил выдать предателя. Но у меня просто не остаётся выбора, кроме как помочь демонам с орками. Иначе война придёт и на наши земли. За прошедшие месяцы в Арнорде многое поменялось. Моя власть значительно окрепла. Каждый эльф, способный держать меч или лук, с воодушевлением готов пойти на фронт ради меня и своего государства. Я же в свою очередь не предала доверия подданных и окончательно отказалась от жгучего порошка, как бы мне ни было тяжело. Конечно, бывали тёмные деньки. Дни, когда я пребывала на грани срыва, дни, в которые я находила-таки порошок и приносила его во дворец, прятала в потаённом месте и надеялась, что совсем скоро сдамся, сорвусь и накачаюсь. Но, нет. Из раза в раз останавливало странное непонятное чувство вины перед существом, что растёт во мне. Удивительно, но с того момента, как я решила оставить ребёнка, ни разу не впала в наркотические грёзы. При этом меня не покидало настойчивое героическое чувство, будто, отказавшись от наркотиков, я спасаю ребёнку жизнь. Однако до сегодняшнего дня меня ни разу не посетила мысль: а может, это он спас меня от зависимости? Хм-м-м… Все когда-нибудь бросают наркотики. Некоторым это даже удаётся при жизни. Я оказалась тем редким случаем. Не знаю, привиделся ли мне ангел или спустился с небес в самом деле, но после той встречи я всё-таки взялась за ум и дела государства. Уже в ходе первого совета погрузилась в дичайший ужас, так как мне кратко, но ёмко доложили о текущем положении дел и сумасбродных решениях прошлого Короля. Бурхат! Насколько он был невероятным, заботливым братом, настолько же оказался бездарным, отвратительным правителем. Брат ежедневно издавал указы, уничтожающие наше государство. Все его кощунственные деяния до сих пор не укладываются в моей голове! Одно распоряжение о смерти новорождённых девочек чего только стоит! Бурхат был Королём всего-то пару месяцев, а правил так, будто у него имелся запасной народ на складе. Уму непостижимо! От всего, что я вынуждена была выслушать на собраниях, у меня шёл мороз по коже, а иногда и затруднялось дыхание. Однако глупо не понимать, что в столь плачевном положении дел виновен не только брат, но и я. Где была я всё это время? Почему не интересовалась деятельностью Короля и будущего мужа? Один только демон был на уме! Безответственная дура! По началу я, глупая, всё ещё надеялась, что со временем плохие новости о деяниях брата наконец закончатся, и я-таки начну потихоньку исправлять ситуацию к лучшему. Но в ходе решения насущных проблем Арнорда и вопросов о военной подготовке постоянно всплывало что-то новое, какие-то обстоятельства, о которых забыли упомянуть сразу. В какой-то момент мне искренне показалось, что этому не будет конца и края! В какой-то момент злость на брата начала перерастать в откровенную ненависть за тиранию ни в чём неповинного народа. Нашего народа! И как только умудрился похерить всё в столь короткий срок? Бурхат недопустимо увеличил налоги, понизил заработные платы, заставил работать всех: стариков и детей. Все жители Арнорда спустились в шахты работать за бесценок. Предыдущий Король опустился даже до того, что ограничил производство продовольствия с целью экономии. За считанные месяцы народ Арнорда изголодался и начал чаще хворать, так как работал на износ. И во всём этом ужасе я только одного понять не могу: почему они не свергли с трона своего обезумевшего Короля? Почему терпели? Надеялись, что я, выйдя за Бурхата, стану Королевой и спасу их? Не думаю, что мне и себя бы удалось спасти, не то что подданных. И как бы больно ни было это признавать, но смерть Бурхата действительно оказалась наилучшим выходом для Арнорда. Так как добровольно он не оставил бы трон. Что стоит жизнь тирана-короля против сотни тысяч жизней жителей государства?***
Оказывается, если не пребывать постоянно в грёзах, то появляется масса времени подумать над своими ошибками и как следует проанализировать минувшие события. Именно этим я и занималась после того, как перестала употреблять. У меня было достаточно времени, чтобы пересмотреть своё отношение не только к брату, но и к ребёнку, которого вынашиваю. Не то чтобы я воспылала к нему безграничной любовью, но теперь по крайней мере уже не хотела его убить. Я просто стала к нему равнодушной. Если мне суждено родить великого эльфа-демона, так тому и быть. И всё бы хорошо, если бы не одно НО. Эта беременность… она сильно отличается от обычной эльфийской беременности. Если все эльфийки вынашивают плод два года, то мне лекари ставят срок: от силы год и пару месяцев. Ребёнок, как и живот, растёт просто с небывалой скоростью. И, если так пойдёт дальше, не думаю, что и до года дохожу. Но это не самая плохая новость, так как чем раньше я рожу, тем лучше. А если ещё и до войны с орками успею, так вообще замечательно. Тогда лично смогу повести своих воинов в бой. В этом же состоянии я и до края Аваллона едва доковыляю. У меня постоянная одышка, непрекращающаяся тошнота, полное отсутствие аппетита, а временами живот становится словно каменный и начинает нестерпимо ныть, да так, что темнеет перед глазами и подкашиваются отёкшие ноги. Самое обидное в этом всём то, что мне не помогают никакие лекарства, так как ребёнок от демона. А демоническую расу, видите ли, не берут наши снадобья. И угораздило же меня! Временами, когда становится совсем тяжело и на несколько суток накрывает волна головной боли, я подолгу не поднимаюсь с постели и тихо, шёпотом молюсь, чтобы это всё поскорей закончилось. Я не раз была ранена в бою, а иногда и при смерти, но такое… когда всё тело ломит, нещадно рвёт давно пустой желудок, и хочется сдохнуть, — такое бывало только от ломки. Вот только любой ломке всегда предшествует доза и неземная эйфория. А беременность, этот токсикоз, это… это несправедливо! Даже врагу не пожелаешь! Разве что одному. Тому, который повинен в моём нынешнем состоянии. Ублюдок! Да. Несмотря на всю мою ненависть к нему, я всё равно ежедневно думала о Рэнне. Разве можно о нём забыть, когда ежесекундно становится тошно по его вине? Мысли о демоне почти всегда были разными в зависимости от настроения. Чаще всего я детализированно представляла себе картину его пыток, которые осуществлю, как только Толмен доберётся до него. Изо дня в день придумывала новый оригинальный способ истязаний для предателя. Реже пыталась представить себе, на кого больше будет похож мой ребёнок, какие черты возьмёт от него, а какие — от меня. Пусть не допустят небеса, чтобы предательская сущность демона передалась и моему малышу. И уж совсем редко, буквально на доли секунд, но во мне зарождалась благодарность демону за спасение моего государства от тирана. Знаю… знаю, что у Рэнна были свои причины убить Бурхата, и он сделал это уж точно не для спасения Арнорда. Но это не отменяет того, что сейчас мой народ зажил в разы лучше, чем при Бурхате. Как только меня посещали подобные мысли, я мгновенно начинала злиться на себя и ситуацию, в которой оказалась. Рэнн предатель! А я… я —слабая эльфийка, что поддаётся пагубному влиянию существа, которое ещё не родилось. Просто уверена, что это именно ребёнок пробуждает во мне всполохи сострадания и благодарности к своему папаше.***
(Hidden Citizens feat. Ranya — Paint It Black (Epic Trailer Version)) С того момента, как я лично взялась за дела государства, первым делом восстановила традицию, которая много веков назад была заведена моим отцом. Я ежедневно принимала на аудиенцию своих подданных и часами напролёт выслушивала их жалобы и просьбы. А после — старалась как можно скорее решить все их проблемы. Так всегда делал мой отец. Так сделала и я. Именно эти приёмы сближают правителя с народом. Именно благодаря ним я нахожусь в курсе реального положения дел в моём государстве. Советники, конечно, тоже верны мне. Но, как помнится из опыта папиного правления, советники зачастую не стесняются привирать и приукрашивать. Вот и сегодня я который уже час восседаю на троне в главном приёмном зале дворца и поочерёдно выслушиваю жалобы своих подданных. Всё проходило в достаточно размеренном темпе, отчего стало откровенно скучно. Жалобы жителей Арнорда повторялись изо дня в день, менялись лишь лица, в очередной раз сетовавшие на предыдущего Короля. В какой-то момент моё сердце судорожно сжалось, пропустило несколько болезненных ударов, а после пустилось вскачь, словно одичалое. С чего бы это? Да, нескончаемое нытьё подданных то ещё веселье, но чтобы так сердце заболело… С утра я чувствовала себя как никогда хорошо. Тыльной стороной ладони вытерла испарину со лба и, бережно погладив округлый живот, сообщила Дэйну, что утомилась и на сегодня достаточно. А после попыталась резво подняться с трона, но вышло довольно неуклюже. И только уже было собиралась уходить, как в тронный зал вбежал запыхавшийся, но довольный Толмен. А за ним быстрым шагом вошли двое стражников и с грохотом швырнули в центр зала закованного… демона. Моего Рэнна. Не знаю, каким образом мне удалось так быстро среагировать, но не успел демон поднять на меня головы, как я моментально обернулась к нему спиной. Стою на ватных ногах, одолеваемая паникой и не в состоянии сделать вдох, будто на грудь упала мраморная плита. А в голове многократно: он, он… это он! Рэнн здесь! Толмен нашёл его. От шока разучилась дышать, уши заложило, и я предательски затряслась мелкой дрожью. В то время, как в голове вихрем носились сотни вопросов о нём, перед глазами всё происходило словно в замедленном движении, и лишь одно воспоминание: закованный и распластавшейся на тёмном мраморном полу Рэнн. Как же хочется обернуться… посмотреть на него ещё разок. Мне это жизненно необходимо. Одним глазком глянуть, чтобы убедиться, что он, и правда, здесь, а я не сошла с ума, не обезумела в своей неизлечимой болезни по нему. Секунды растянулись в часы, и я словно оглохла. Сквозь накатившие горячие слёзы заметила, что Дэйн встал напротив меня и что-то шепчет, а я слов разобрать не могу. Щурюсь, внимаю каждому движению его губ, пытаясь понять, что же он мне говорит. Сжимаю ладони в кулаки, впиваясь в них ногтями до крови, лишь бы чувствовать боль и чётче осознавать, что это — реальность, а не грёзы. Наверное, это и есть самый настоящий шок. В глазах темнеет, в ушах нарастает гул собственного пульса, и ноги напрочь отказываются держать. Машинально ухватилась за руки Дэйна, дабы не рухнуть позорно на пол, а он подошёл вплотную и уже крепче ухватил меня под локти. Подняла затуманенный взор на лицо друга и пытаюсь вырваться наконец из вязкого, словно болото, оцепенения. Не знаю, сколько я пребывала в отрешённом состоянии, но очнулась лишь тогда, когда снова затвердел и болезненно заныл живот. Беззвучно, одними лишь губами спросила у Дэйна: — Он заметил? Он успел заметить живот? — Нет, — тоже ответил едва слышно, а я, закрыв жгущие от непролитых слёз глаза, в облегчении выдохнула. — Но то, что Вы уже пару минут молча стоите к нему спиной, действительно странно. Странно? Странно то, что ещё стою! Я тысячу раз представляла себе нашу встречу, но и предположить не могла, что будет настолько больно. Мне казалось, что я убила в себе все чувства к нему и осталась только ненависть. Но это не так. Было ещё что-то… может, обида, а может, разочарование за то, что он оказался не тем, кем мне хотелось, или злость за то, что я всё ещё теряю рассудок в его присутствии. За всё то время, что я отчаянно пыталась не подать вида своей слабости, демон не проронил ни слова. Вот и замечательно. Так как, собрав все силы воедино и направив их на то, чтобы у меня перестал дрожать голос, я, не оборачиваясь, приказала: — Киньте демона в темницу и вызовите палачей. Пускай выколют ему глаза и истязают всеми известными им способами. Главное, чтобы при этом он оставался жив. Смерть — слишком щедрое наказание для такого, как он. Рэнна сразу же увели, а он так ничего и не сказал. Я всякого от него ожидала, но молчаливого смирения… Наверное, так будет даже лучше. Мы давно сказали друг другу всё, что могли, и даже лишнее.