Госпожа Болейн

      Солнце алым заревом поднималось из-за тонкой линии синего горизонта и освещало лениво проплывающие барки вокруг Гринвичского дворца, люди в котором мирно спали, уставшие от бесконечных интриг королевского двора.       Томас Кромвель раскрыл занавески, и тепло солнечных лучей заставило его закрыть глаза и наслаждаться редкими минутами покоя. Но и они были прерваны тихим бренчанием лютни в другом коридоре.       В покоях Анны Болейн вновь пытались воссоздать ту беззаботную атмосферу, когда королева не боялась своей тени и не видела в каждом лице своего врага. Марк Смитон, сидя на коленях, перебирал струны лютни. Около него играли в карты Норрис, ныне лишившийся работы и прислуживающий юной Элизабет и Уэстон. Фрейлины вновь сидели за вышивкой и тихонько подпевали музыканту. Анна же находилась на возвышении и с непроницаемым лицом делала стежки на большом полотне.       — Ваше Величество, — снял головной убор и наклонил голову Кромвель.       — Милорд-канцлер, — откликнулась Анна и отложила вышивку.       Секретарь пытался распознать эмоции на лице королевы, но ему это не удалось. Вместо этого раздался недовольный вскрик одного из мужчин.       — Признайся, Уэстон, ты не умеешь играть в карты, — подначивал его Норрис, получив одобрительную ухмылку от его молодой дочери.       Темноволосый мужчина же встал на одно колено перед Анной и заговорил:       — Ваше Величество, молю вас, благословите меня на долгий поток оскорблений этому негодяю.       Его влюбленные щенячьи глаза, вероятно, вызывали невольное восхищение у фрейлин и гордость королевы, но лорда-канцлера это раздражало. Вероятно, с ужасом подумал он, это ревность. Но он ни за что не уподобится этим лизоблюдам вроде Фрэнсиса Уэстона.       — Милорд Уэстон, вам лучше уйти, — неожиданным для себя холодным тоном выдал Кромвель. — Не стоит разжигать ссору, — неловко попытался объяснить он, но, кажется, всех это вполне устроило.       — Милорд Кромвель, любовь Уэстона Её Величеству так сильна, что он и с места не сдвинется, — презрительно хмыкнул Генри Норрис.       Мальчишка недовольно надул губы и обернулся к смеющимся мужчинам.       — А ты, вероятно, предпочитаешь блондинок, Норрис. То-то ты не желаешь жениться на красавице Мадж и опечалился уходу этой змеи Сеймур и Мэри. Не получилось с одной сестрой Болейн- пошел к другой, верно? Жаль, что у мадам королевы нет еще одной!       В покоях наступила тишина. Марк перестал бренчать на инструменте и в страхе переглядывался с фрейлинами. Анна же поднялась и махнула рукой. Её лицо пылало яростью.       — Уэстон, вон. Пока не научишься хорошим манерам.       Обиженный Фрэнсис поклонился и вскоре ушел. Красавица Мадж понурила голову, вероятно, потеряв надежду выйти замуж. А Томас Кромвель вспомнил про Джейн и Марию. Вероятно, женщина, чуть не погубившая Анну находится в монастыре и наверняка оттуда не выйдет. Он даже жалел её.       Марию Болейн Кромвель видел однажды, когда Анна еще не была королевой Англии. Мэри была симпатичнее её сестры, но знатно подпортила свою репутацию. Единственное, в чем светловолосая сестричка с ясными голубыми глазами обошла царственную был брак по любви с Стаффордом, человеком небогатым, но, казалось, Мария нашла с ним искреннее счастье. Анне это категорически не понравилось, и она с позором удалила сестру со двора.       Перед глазами так и стояли улыбки этих светловолосых девушек, сливаясь в одну: кокетливая и загадочная.       — Сыграй " Зелёные рукава», Марк, — обратилась к музыканту королева.       Музыкант покорно взял в руки лютню и начал играть первые нотки мелодичной баллады. Одна из фрейлин, вероятно, миледи Парр, запела своим высоким и чистым голосом.       Когда Вы рядом со мной, мой друг,       По лицу Анны было понятно, что она вспоминала времена своей минувшей юности, когда король Генрих обратил на нее внимание и сочинил балладу, сетующую на строптивую возлюбленную.       Мне не страшен мир, что жесток и груб!       — Вы ведь не танцуете, милорд? — совершенно тихим голосом спросила Анна у секретаря, спускаясь с возвышения.       К голосу Анны Парр присоединился Марк, и они запели вдвоем.       Когда Вы рядом со мной, милорд,       — Для такой красивой баллады я сделаю исключение, Ваше Величество, — вновь склонил голову Кромвель, не обращая внимания на мысли, говорящие быть осторожным.       Тихо счастье во мне поет…       Оливковое лицо Анны посветлело, и она смущенно опустила голову, дабы не показать блеск в черных глазах.       Когда Вы смотрите на меня,       — Последний раз вы сообщили, что никогда не танцуете, — весело поддразнивала его королева, протягивая руку. — В чем же причина?       Мир уже иной, я — уже не я.       Кромвель усмехнулся и опустился на колено, дабы поцеловать руку Анны, как в самых прекрасных рыцарских легендах.       Я знаю, нам не по пути…       — Я узнаю королеву Анну, — заметил он, взяв её за руку. — Что же случилось, почему вы раньше не показывали свои острые коготки?       Но как тяжело уйти!       Крепко переплетая пальцы Томаса Кромвеля со своими собственными, Анна сделала первое движение танца, согнув колени в плавном реверансе.       Давно летит по земле молва.       — Вы ожидали этого от меня, милорд? — немного картавя, заговорила она на французском, когда, поклонившись, секретарь взял её руку.       Зеленеет древних холмов трава.       — Был приятно удивлен, — ответил Кромвель, стараясь не думать о мыслях в голове обомлевших фрейлин, на глазах у которых королева танцует со своим поданным под песню своего умершего мужа.       Меняют деньги на любовь       Анна насторожилась, прислушиваясь к словам песни и сделала поворот, не отпуская руку секретаря.       Зеленые рукава!       — Зеленые рукава, — эхом повторила королева. Глаза у нее были на мокром месте.       В высоких окнах застыла ночь,       Томас Кромвель не знал, кто был причиной её слез- он сам или король Генрих, но испытывал столь нежные чувства, что с трудом удерживался от их выражения.       Но тьма не в силах мне помочь.       Анна отпустила его руку и сделала поворот, так, чтобы все складки на её темно-синем платье расправились. Она едва дышала от чувств, характер который Кромвель не сумел понять. Грудь тяжело поднималась, а слезы текли вновь. Возможно, дело было в вольте, которую они тщательно выписывали.       Собака дремлет у огня,       — Вам дурно, миледи? — осторожно спросил лорд-канцлер.       Отпустите скорей меня!       — Поднимите меня, — тихо попросила Анна.       Давно летит по земле молва. Зеленеет древних холмов трава.       Томас Кромвель в шоке попробовал отпустить руку королевы, но та перевела её к себе на талию, отчего сердце министра забилось чаще.       Меняют деньги на любовь Зеленые рукава!       — Это главное в вольте, милорд, — с улыбкой разъяснила Анна, но секретарь был готов побиться об заклад, что это было и испытанием для него.       За то, что я полюбила Вас,       Кромвель поднял голову и провожал Анну взглядом, когда он высоко поднял её тонкий стан обеими руками за талию под восхищенные вздохи фрейлин. Он никогда не танцевал вольту прежде, и понимал, почему он считался танцем страсти. Щеки его раскраснелись, а дыхание сбивалось.       Меня одели Вы в атлас,       Королева не позволила ему убрать руки с талии, когда секретарь опустил и какое-то время они танцевали так, чересчур близко к друг другу. Чистые глаза королевы наполнялись слезами с ужасающей быстротой.       Но не судьба нам вместе быть,       — Вы неплохо танцуете, милорд, — сказала ему Анна, не сводя взгляда.       И прошлое не изменить.       — Я могу танцевать еще лучше, если вы отпустите мои руки, — беззлобно заметил Кромвель, изучая её лицо.       Не скроет дорогой убор       Королева покачала головой и напряженно улыбнулась. Министр с опаской подумал, не слишком ли это страстный танец, но в любом случае дело почти сделано.       Простолюдинки вольной взор…       — Я не могу, — на французском прошептала она, и из её глаз брызнули слёзы.       Красноречивей, чем все слова       Анна молча поклонилась и, утерев глаза рукавом, направилась к себе, не смотря на Кромвеля.       Зеленые рукава!..       — Замолчите вы наконец! — рявкнул секретарь, и Марк в испуге отложил лютню. Анна Парр же вернулась к шитью, словно ничего и не происходило.       Что происходит с Анной? Кромвель никак не мог понять, противен он ей или наоборот. То она отпускает язвительные шутки, то целует, то рыдает о муже.       Совершенно не думая о том, что вести вскоре дойдут до знати, Томас Кромвель опустошенным отправился к себе.       Его ладонь все еще хранила тепло её пальцев.