Госпожа Болейн

      Мятежники приближались ко дворцу ради переговоров, и, кажется, привели всю свою армию. Томасу Кромвелю стало неуютно, увидев такое количество вооруженных людей под стенами замка. Ему стало хуже, как только он осознал, что, верно, это менее трети войска.       Анна Болейн старалась выглядеть как можно царственнее, но при этом скорбящей по мужу. Платье из тяжелого синего бархата было на ней. Украшения и ожерелья тоже были увесистые, и женщина словно тянулась вниз под их весом. Короны на ней не было, лишь арселе, немного измененной форме под стать английским дамам, чтобы показать всем: она-вдова, бедная и несчастная.       Маленькая Елизавета же сияла. Вся в красном, как её отец. Сочетание буйно-рыжих волос и аккуратной короны кричали о том, что перед вами- королева, наследница и дочь Генриха.       Сбоку же стояла принцесса Мария. Она же решилась в точности повторить облик своей матери-королевы Екатерины и была в платье черно-зеленого цвета, цвета Тюдоров. Волосы были убраны под увесистый гейбл.       Кромвель знал, что все это было неспроста. Анна хотела показать себя в скорби и близкой к народу. Мария хотела, чтобы все видели её, наследницу и дочь королевы Екатерины. А маленькая Елизавета блистала.       Мятежники подошли и, сложив оружие, преклонили колени. Кромвель тут же узнал Роберта Аска, человека, который руководил восстанием. Все люди, казалось, смирились и были готовы принять перемирие. Они все верили в их благосклонность и искренность своих намерений.       Секретарь ничем не выдал горечи в своем рту.       — Ваше Величество, — обратились они к Елизавете. — Прошу принять Детей своих, дабы заключить мир.       Юная девочка со всей важностью кивнула.       — Мы выслушаем ваши просьбы, — уверенно произнесла она, нигде не запнувшись, и теплая гордость разлилась в душе Кромвеля.       Аск бесстрастно повернул голову к Анне.       — Ваша Милость, мы все скорбим об вашей утрате. Это был ужасный удар для всех нас.       В уголках королевы заблестели слезинки, но её лицо было непроницаемо, как мрамор.       — Благодарю вас, — четко проговорила она.       Проницательный взгляд темных взгляд лорда перевелся на Томаса Кромвеля.       — Милорд-канцлер, мы будем иметь честь вести дела с Вами, — не скрывая пренебрежения, выдал Аск.       Кромвель склонил голову, чувствуя, как ярость накатывает волнами. Тяжело задышав, он повернул голову, чтобы посмотреть на королеву Елизавету, но вместо этого встретился взглядом с Анной. Они одновременно опустили взгляды вниз, словно провинившиеся в чём-то.

***

      Томасу Кромвелю не обязательно было слушать требования мятежников. Он и так все знал. Он знал, что им нужно, и какую цену они заплатят. Как восковая кукла, он сидел с пустым лицом, и изредка теребил рукав. Скоро все это кончится.       Но все же Кромвель отвел взгляд, когда в тронный зал ворвались солдаты, словно впервые видел их.       — Что это? — взвизгнул один из лордов.       — Это ловушка, — устало произнес изумленный Аск. — Разве вы не понимаете?       — Вы обвиняетесь в измене королевству и планах заговора против королевы, — загромыхал стражник. — Вы должны отправиться в Тауэр для дальнейшего суда.       — Разве убийство- это суд? — вздохнул мужчина.       Губы Анны дрожали, но она держалась, смотря прямо на мятежников. Кромвель чувствовал, что надолго этого представления не хватит.       — Уведите их, — громко приказал он. — Сейчас же!       Аск обернулся и усмехнулся.       — Запугиванием страну не удержишь, милорд.       Когда мятежников увели, раздался душераздирающий вскрик. Анна смотрела им вдаль, прижав в испуге руку к ладони.       — Вас что-то напугало, Ваше Величество? — язвительно спросил герцог Норфолк. — Это был ваш план, — он перевел взгляд на Кромвеля. — Ваш с милордом. Это мятежники, разве не так? Они заслуживают этого…       — Прошу, покиньте меня, — усталым голосом произнесла Анна, махнув рукой. — Оставьте судебные процессы себе.       Все тут же торопливо стали уходить из кровавого зала. Томас Кромвель встал, и ему показалось, словно он весь утопает в крови невинных людей, повинных лишь в том, что желали мирного договора и предъявления своих просьб.       — Мадам, вам дурно? — осведомился он.       Королева пошатнулась и прислонилась головой к одной из светлых мраморных колонн.       — Как Генрих делал это каждый день? — глухо спросила она. — Как он посылал невиновных людей на смерть? Как вы посылали их? Почему же я не могу? И для чего все это? Вы ведь не думаете, что это остановит восстания, милорд? — вскрикивала Анна. — Истинная цель мятежников была не свержение вас или кого-либо еще! Они хотят это испанское отродье на троне! Они хотят принцессу Марию!       Королева тяжело задышала, подняла золотую статуэтку и швырнула её оземь.       — Почему они хотят её? — черные глаза были влажными. — Почему они не признают мою дочь? Мою маленькую, чудесную принцессу? Она будет лучшей королевой, чем когда-либо могла быть Мария!       У Анны подкосились колени, и она рухнула на пол. Кромвель, все это время стоявший молча, на этот раз аккуратно помог королеве сесть. Та до сих пор рыдала, вытирая слезы черными рукавами.       — Вы должны быть сильной, Ваше Величество, — произнес секретарь. — Англичане должны изменить свое мнение. Вы должны стать их идеальной королевой. Доброй. Милосердной. Справедливой. Сильной.       Анна подняла голову на него, всхлипывая.       — Я никогда не заменю им Каталину, — упавшим голосом пробормотала она.       — Вам и не нужно, — с жаром воскликнул он. — Вы станете лучше. Я уверен в этом. Вы сделаете Англию сильнейшей державой в мире.       Королева кивнула, опустив глаза.       — Иначе и быть не может, — тихо проговорила она. — Все будет так, как я хочу. Пусть ворчат.        Перед глазами у Кромвеля стояла сцена, которой он стал невольным свидетелем. Леди Анна- не маркиза, не королева, трепещущим от волнения страсти голосом говорила королю Генриху, что у нее новый девиз и просила его найти. Как задорно хохотала Анна, когда Генрих нашел вышитую черными буквами ленту в лифе возлюбленной.        Перед ним сидела королева Анна, королева-регент, королева-вдова, королева Реформаторской Англии. Она не позволяла себе прежних вольностей, но в душе она оставалась той вечной юной леди Хивера.        Если бы только остановилось время! Кромвель бы встал и аккуратно провел руками по тугой зашнуровке корсета, чтобы понять, из чего он сделан. Затем он разгладил бы помявшуюся синюю юбку, чей цвет переходит в черный. Он бы расстегнул темные рукава и узнал, хранится ли девиз в самой Анне?        Томас Кромвель моргнул, и все прекратилось. Он был в комнате один. Остался лишь легкий флёр апельсиновых духов и теплое женское дыхание на щеке.