Дщерь Хаоса

      Виток за витком Цири наматывала ткань на руку. Материалом для перевязки служили лоскуты платья, которое она нашла в комоде и порвала на ленты. Причём, наряд для уничтожения выбрала самый красивый - изящный, насыщенно-синего цвета. Надо сказать, это была задача не из простых — в процессе участвовала только здоровая рука и зубы, но повозиться стоило. Зафиксированное запястье болело намного меньше.       Попытки открыть портал для побега закончились головной болью и не принесли результата. Несомненно, эльфы наложили на замок достаточно блокирующих заклинаний, но ведь глупо было бы даже не попробовать их обойти.       Закончив работу, Цирилла осторожно прилегла на кровать и с удовольствием ощутила, как вымытое тело соприкасается с чистой постелью. Несмотря на злость, которую пытала к Эредину за причиненную боль и унижение, она решила не пренебрегать комфортом. Большой неожиданностью стала кадка со слегка остывшей водой, которая обнаружилась за деревянной ширмой. Когда она в последний раз мылась в теплой воде?       Особенным наслаждением стало освобождение от грязной, мокрой, давно не стиранной одежды. Кто-то очень заботливый не только приготовил ванну перед ее прибытием, но и снабдил несколькими вариантами чистого одеяния. Ведьмачка выбрала простое льняное платье свободного покроя, оставив лежать в комоде шелка и бархат. Кто-то действительно думал, что она их наденет?       Цири распрямилась, расслабила спину, проскользила босыми ногами по прохладным простыням, и так стало хорошо и мерзко одновременно, что хотелось плакать. Слез, конечно, она не могла себе позволить, хоть и соблазн дать им волю был велик. Неудачное покушение на короля стало концом больших самонадеянных планов и означало то, что ей теперь суждено сгнить в этой комнате, в этой постели.       Но больше всего она боялась следующей встречи с Ним.       Как и все ведьмаки, Цири считала, что боль ей не страшна, но при этом, как и все люди, ошибалась. Ведь боль бывает понятной, терпимой, кратковременной, а бывает и просто невыносимой, способной разрушить тело и разум. Эредин не откажется от зачатия ребенка и сделает это со всей жестокостью, любовью к людским страданиям, присущими его черной душе.       Подумав об этом, девушка инстинктивно крепко свела ноги и поджала их под себя. Конечно, времена ее непорочности давно в прошлом, но ведьмачка не могла похвастаться опытом общения с мужчинами. В большинстве случаев они выглядели, как грязные свиньи, стремящиеся к быстрому плотскому удовольствию, что превышало для них все остальное. Это касалось одинаково всех: и бродяг, и солдат, и напыщенных аристократов — не важны были статус и положение, когда дело доходило до члена.       А что эльфы? Их холод и спокойствие остаются при них, когда они берут женщин? Ауберон, к сожалению, не смог дать ответ на этот вопрос. Цирилла возлагала надежды на то, что все так и есть, но глубоко в душе знала, что Эредин отличается от мужчин Aen Elle. Редкое для них качество, объединяющее одновременно амбициозность, страсть и жестокость, сделало Эредина Бреак Гласа предводителем Дикой Охоты, а позже привело на большой эльфский трон.       Неосознанно Цири еще крепче поджала ноги.       Сколько времени прошло с тех пор, как он ушел? Сколько еще будет оставаться эта прекрасная возможность побыть в тишине и спокойствии, наедине со своими печальными думами? Что-то подсказывало, что очень скоро ее вытащат с темной уютной обители, словно крота с земли, и кинут на растерзание кровожадному зверю.       Впрочем, так и случилось. Дверь резко распахнулась, и в проеме показались два стражника, оба облаченные в кольчужные доспехи. Чуть дальше стоял третий с арбалетом в руках. Цири так стремительно подскочила, что забыла о поврежденной руке, оттолкнувшись ею от кровати. Зашипела от боли и попятилась к стене. — Пошла, — скомандовал один из них и указал рукой в коридор.       Цирилла не шелохнулась. Запястье разболелось с новой силой, обхватив его второй рукой, она безуспешно пыталась успокоить нарастающее жжение. — И куда же? — громко переспросила она, хоть и прекрасно понимала, что путь может быть только один.       Без объяснений и церемоний, чужие руки схватили ее за предплечья и потащили к выходу. Цири гордо подняла голову и шагала быстро наравне со стражниками, несмотря на босые ступни и общую слабость в теле — она не позволит волочить себя по земле, словно тряпку.       К пункту назначения они добрались быстро. Коридоры, выложенные колючим черным камнем, заканчивались узкими ступенями вверх и снова начинались другими — более светлыми и красиво декорированными, пока не привели их к прекрасным двустворчатым дверям. Тут было полно охраны — эльфы, вооруженные длинными изогнутыми мечами, сторожили короля в его покоях. Цири очень сомневалась, что Гласу вообще нужна защита, зато хоть что-то оставалось похожим у эльфского и людского народов — владык положено охранять.       Какой-то остроухий солдат позволил себе гнусный смешок, другой поддержал тихим издевательским свистом. Похоже, весь замок сегодня обсуждал, что Ласточку, наконец-то, поймали, и король унизительным способом заберет своё, попутно устроив себе сексуальное развлечение. Но Цири не покраснела, не разозлилась и не засмущалась, лишь с отвращением оглядела столпотворение. Глаза полыхали изумрудным пламенем, чудом лишь не испепеляя группу перешептывающихся эльфов. Раса, пришедшая в упадок, вызывала у нее жалость.       Дверь отворилась, и ведьмачку толкнули внутрь. И тут страх, дремлющий в ней, проснулся и поднял свою мерзкую голову. Девушка принялась искать взглядом Эредина, будто оттого, как быстро она определит его местоположение, зависело ее выживание. Но в покоях никого не было.       Цирилла не смогла скрыть растерянности, и наивная радость смешивалась с нарастающим страхом. Комната была поистине огромных размеров, захватывала богатством и роскошью интерьера, центральным элементом которого была большая кровать. Девушка изо всех старалась не смотреть на нее, но та, проклятая, притягивала взгляд магнитом — так сильно, что ведьмачка не заметила, как из темноты террасы появился Он.       Коротким кивком головы он отпустил стражников. Те мгновенно отошли от Цири и поспешили скрыться за дверью. Холодок забрался под кожу, поселился около испуганного сердца. Ей вдруг безумно хотелось спрятаться, укрыться, сбежать отсюда словно из пылающей клетки, отчего глаза нервно метались по комнате, старательно избегая Эредина, стоящего в центре покоев.       Он сделал шаг, потом еще один, беспощадно сокращая дистанцию между ними. В руке был кинжал — тот самый, что чуть не стал орудием его убийства. Цири затаила дыхание и глядела, как Эредин подбрасывал клинок в воздух, словно игрушку, ловил ловкими пальцами то за рукоять, то за край острого лезвия. Ведьмачка прикипела к нему взглядом, готовая увернуться от острия в любой момент. — Прекрасная балансировка, — негромко отметил он и, к величайшему облегчению, отбросил оружие в сторону. Теперь она, наконец-то, смогла сосредоточить внимание на короле.       Эльф был одет в простой черный костюм, элегантный покрой которого выгодно подчеркивал крепкое стройное телосложение. Раны от кинжала видно не было — высокий воротник закрывал шею. Цири продолжала наблюдать за ним, не произнося ни слова. Глас, однако, не настаивал на разговоре. Он подошел к небольшому столику, где стоял один-единственный фужер, наполовину наполненный янтарной жидкостью, и взял за тонкую ножку. — Hirg'ir (1), — спокойно скомандовал он и протянул фужер. — Еще чего, — буркнула она, с опаской приглядываясь к сосуду. — Заставить тебя силой? — Эредин удивленно поднял тонкую бровь и подступил ближе.       Девушка отступила назад, сохраняя безопасное расстояние, и позволила себе колко заметить: — Практика показывает, что от твоих зелий можно отбросить копыта.       Король пытливо склонил голову на бок и внимательно посмотрел в глаза. Видно было, что замечание никак не задело его. — Что это? — требовательно спросила Цири, кивнув головой в сторону фужера.       Эльф продолжал молча глядеть на нее, и во взгляде читалось вялое противостояние между искренностью и лукавством. — Отвар, который поможет тебе забеременеть, — все же произнес он.       Цирилла не ожидала такого ответа. Волна смущения и отвращения прошлась по ней, отчего ноги едва не подкосились. — Люди и эльфы — разные, хоть и похожие, виды, — спокойно продолжил он. — Оно подействует так, что оплодотворенная клетка надежнее прикрепится и приживется в твоем организме.       Цири замотала головой, немо демонстрируя свое нежелание. Эредин и не думал ее уговаривать. На глазах у ошеломленной ведьмачки он поднес фужер ко рту и быстро опрокинул, а затем, в одно мгновение, схватил ее за затылок и, не дав опомниться, прижался к губам.       Девушка широко распахнула испуганные зеленые глаза, уперлась руками в его грудь и нелепо замычала. Но было поздно — язык Эредина уже требовательно прикасался к ее языку, и терпкость зелья смешалась с волнующим вкусом его губ. Не прошло и пары секунд, как жидкость опалила глотку. Но, даже достигнув цели, король не отпускал ее и продолжал истязать рот агрессивным поцелуем, пока не убедился, что там не осталось ни капли зелья.       Едва хватка ослабла, Цирилла вырвалась прочь. Даже не пытаясь скрыть обиду, одарила его растерянным обвиняющим взглядом, словно не ожидала от эльфа подобной подлости. Эредин вытирал рот тыльной стороной ладони. Оба тяжело дышали.       Запястье разболелось от бурного, хоть и короткого противостояния, но эльф не пожалел и не дал передышки — крепко взял девушку за локоть и толкнул к стене. Она только успела выбросить вперед руки и со шлепком ударилась о деревянные панели. Травмированная кисть под повязкой, казалось, раскрошилась на куски, ибо боль горячей струной прошла до самого плеча. — Стой, — тихо пискнула ведьмачка, понимая, что еще один такой удар, и она потеряет сознание.       Вопреки ожиданиям следующее прикосновение оказалось обманчиво мягким и нежным. Прижавшись к стене, она чувствовала, как со спины ее обволакивает чужое тепло и прохладные пальцы ложатся на шею. Эльф аккуратно убрал растрепанные пепельные волосы с плеча и прошептал у самого уха: — Cad esseath div meabharll, Zireael (2)? Мне показалось, она льется через край, когда ты набросилась на меня с кинжалом.       Цирилла ничего не ответила и тут же поплатилась за это — Эредин грубо вжал ее в стену, отчего ведьмачка неслабо ударилась щекой о гладкую деревянную поверхность. Руками он обхватил ее узкие плечи, а бедрами прижался к пояснице, надежно заключив девушку плен. — Ну же. Почему ты молчишь? — зло прошипел он и еще сильнее вдавил в стену. Насилие возбуждало, и он не упустил возможности показать это.       Цири уперлась локтями в стену, в тщетной попытке оттолкнуть от себя короля, но это не дало результата — тот был гораздо сильнее и удерживал слишком крепко. Кроме того, бесполезная возня возле паха лишь возбуждала мужской голод.       Эредин не целовал её, не прикасался к нежной коже, такой по-юному шелковистой, созданной для пылких ласк, не пытался снять платье, даже не расстегнул собственный сюртук, не дотрагивался до ее налившейся груди, что, наперекор разуму, нуждалась в прикосновениях, совершенно естественно реагируя на близость с мужчиной.       То, что ей не удастся избежать изнасилования, Цири осознала довольно быстро, и даже смогла смириться с этим — она считала себя сильной личностью, способной на самопожертвование ради своей цели. Но, к большой неожиданности, оказалась слабой в другом аспекте. Где-то за бурей страха, ненависти и отчаяния, в душе проклюнулся тоненький стебелек — колючий и болезненный шип обиды. Обиды из-за того, что всё это происходит именно так.       Напрасно она боялась кровати. Ее возьмут стоя, у стены, подтвердив сравнение со скулящей сукой. Важно было лишь зачатие, а оно может произойти и без романтической атрибутики и прелюдии.       Вскоре она поняла, что догадкам суждено сбыться. Эльф подобрал подол платья и поднял до самой талии, оголив худые, изукрашенные ссадинами ноги. От стыда и холода они тут же покрылись мурашками. Эредин не обращал внимания ни на крупную дрожь, что сотрясала ее тело, ни на слабые попытки прикрыть наготу. Коленом он поправил ноги так, чтобы они были сведены вместе, ибо таким образом Цири становилась выше, и высокому Эредину проще было бы проникнуть в ее лоно. Затем рука надавила на позвоночник, и Цирилле пришлось прогнуться в спине, становясь ещё более беззащитной и открытой перед ним. Теперь у короля был прекрасный доступ к ее хрупкому, теплому телу.       Кожаный ремень прошелестел в его руке тихо, медная застежка клацнула, едва услышанная в шумном частом дыхании.       Если ведьмачка и думала, что готова к этому испытанию, то жестоко ошибалась. Когда эльф взял ее за бедра и одним толчком вошел в нее, сухую и неподатливую, она судорожно сморщилась от боли, а кисти ее рук, здоровой и поврежденной, свело напряжением. На красивых деревянных панелях прочертились борозды от ногтей. Ловя ртом воздух, она вцепилась в рукав черного сюртука в немой просьбе остановиться.       Эредин, конечно же, и не думал останавливаться. Сделав еще пару толчков — более уверенных и глубоких — он наклонился к Цири и прислонился своей холодной впалой щекой к ее — горячей, раскрасневшейся и мокрой от первых слез. — Что не так, Zireael? В твоих «развратных картинках» всё было по-другому? — с издевкой прошептал он и наградил еще одним резким движением. Девушка не смогла нормально вдохнуть воздуха и произнести что-то в ответ. Глаза были мокрыми от унижения, в горле саднило от едва сдерживаемых всхлипов.       Вовсе и не ожидая от нее ответов, король переместил ладонь с её бедра на плоский живот и недовольно зацокал языком. — И зачем ты так долго бегала от меня? Ты настолько исхудала, что я чувствую себя под твоей кожей, — его дыхание лишь немного сбилось, в голосе слышалась бархатная хрипотца, когда он сильнее надавил на низ живота — прямо на пульсирующий очаг тянущей тупой боли. Холодное прикосновение принесло крошечное облегчение.       Ее тело просто не могло быть готовым, чтобы без мук принимать его в себя. Это и близко не было похоже на первый дискомфорт, когда, например, ласковая и чуткая Мистле однажды зашла немного дальше и ловкими тонкими пальцами, погрузившись в нее, подарила ведьмачке необычное наслаждение. — Я больше не могу, — вскоре жалобно прошептала она. — Что не можешь?       Вместо того, чтобы немного замедлиться, Эредин сделал особенно резкий толчок, наполнил ее собой до отказа, едва не разрывая ее девственно узкие стенки. Цири вскрикнула. Громко и пугающе тонко. В наказание эльф сильно потянул ее за волосы, отчего спина выгнулась крутой дугой. — Что не можешь? — повторил он, и голос теперь походил на рык, просачиваясь ядом в воспаленное сознание. Ослабевшая Цири, увлеченная звучанием низкого тембра, уже равнодушная к своим обидам и непрекращающимся мучениям, легла затылком на его плечо. Где-то на задворках рассудка промелькнула мысль, что король рассказал не о всех эффектах зелья. Но это больше не имело значения.       Казалось, у эльфа имелся неограниченный запас сил и выносливости — тот не сбивался, не останавливался, каждое движение делал четко и жестко, рушил все представления о боли и удовольствии, отнимал силы и заполнял порочной похотью.       Она чувствовала себя грязной. Липкой. Вымазанной своими скудными соками — доказательством нездорового удовольствия, что болезненно билось в ритм с жесткими толчками Эредина. Ладони вспотели и судорожно скользили по стене. Шея тоже была мокрой, маслянистый пот собирался каплями там, где в вырезе платья покачивалась белая девичья грудь.       Прикрыв глаза, Цири представляла грязь. Черную, смолянистую. На руках, на щеках, губах, услащенных горячим тяжелым дыханием эльфа. Грязь под его ладонью, что все еще лежала на теплом животе. Грязь на босых ногах. Грязь, оскверняющую ведьмачку изнутри — вынуждающую становиться на носочки и тянуться навстречу сладкой боли. — Стоять... — сглотнув собравшуюся слюну, произнесла она. Удары внутри тела преждевременно выбивали воздух из лёгких, отчего говорить было чертовски сложно, — стоять... на ногах... не могу.       Эредин отрывисто прошипел, не контролируя себя, впился пальцами в мягкую кожу ее бедер. Границы реальности смылись для них двоих. С трепетом и ужасом она ощутила, как лоно отвечает на пульсирующую дрожь его плоти. Нет, она не испытала вместе с королем освобождение, но это ощущение понравилось. Понравилось быть испачканной Эредином и пресловутой грязью, в которой сегодня бесповоротно замаралась даже душа.       Он отпустил не сразу. Лишь спустя минуту покинул ее тело, оставив в нем тяжелое чувство пустоты. Однако оставался рядом, удовлетворенно наблюдая, как одинокая капля чудного бело-розоватого оттенка медленно сбежала вниз по ее бедру. Продолжал обнимать одной рукой. Другой вытирал уже высохшие давно слезы.       Цири не решалась пошевелиться. Одна лишь мысль владела ею полностью — это произошло. Последняя преграда рухнула между ними. Ведь даже будучи пойманной и заточенной в темнице, она оставалась относительно свободной, вольна была искать выход и строить план побега. Точно не известно, принесет ли плоды эта ночь, но пока она чувствовала себя сломанной и безвольной для новых инициатив.       Восстановив дыхание, эльф развернул ее к себе, но продолжал плотно прижимать к стене. Цири подняла голову и отрешенно посмотрела в его глаза. Еще более пугающий и привлекательный, он приковывал к себе взор и не позволял отвернуться. Даже лицо у Эредина отличалось среди других Aen Elle — высокий лоб, особенно острые скулы, холодный пронзительный взгляд — как нельзя лучше соответствовали монарху древней воинственной расы.       Ловко и без предупреждения он подхватил ее под ягодицы, спина девушки отлетела от стены и снова глухо ударилась об нее. Инстинктивно она обхватила его пояс дрожащими ногами и замерла в стальных объятиях, ожидая не то ласки, не то грубости.       Ведьмачка мало понимала в физиологии мужчин, особенно в эльфской, и не знала, сколько им нужно времени для восстановления между актами близости, но Эредин удивил и в этот раз. И следующее проникновение было стремительным, но более мягким, благодаря семени, что уже и так в изобилии наполнило промежность. Для равновесия он уперся рукой в панель, чуть вышел и насадил ведьмачку на себя снова. Удивление, осторожный восторг и тень удовольствия сорвали с ее губ тихий вздох.       Эльф не отводил внимательного, чуть помутневшего, горящего взгляда от своей добычи. От смущения та опустила веки и глядела на его тонкие губы, сомкнутые в жесткую линию. На губы, к которым не разрешено было прикасаться.       Ничего оставалось, кроме как заново, со стойкостью пережить свое грехопадение. Стеклянными глазами она теперь смотрела на ажурный серебристый узор воротника, стараясь отвлечься от злости, что мерно кипела в венах. Она ненавидела себя за слабость, за порочную нужду в его ласках, за желание быть чем-то больше, чем средство для репродукции эльфского гена.       В душе плескалась тоска, ноги дрожали от усталости. Но она продолжала ими держаться за короля, не решаясь помочь руками и обнять его за плечи. Дышала его запахом. Эредин источал будоражащий аромат жестокости, силы и... чужой смерти, что окружала и пропитывала повсеместно.       Он снова излился в нее, крепко вжавшись бедрами между раскинутых ног. Но секунды послевкусия убежали быстро и необратимо, и вскоре жар между телами рассеялся из-за потери контакта. Однако эльф не спешил ставить девушку на пол: закинул ее руки себе на шею, и Цири перестала ощущать спиной опору. Не веря своим ощущениям, крепко сцепила пальцы в замок. И послушно их убрала, когда король уложил ее на край своей необъятной кровати.       Кто-то вошел в комнату. Послышались удаляющиеся шаги Эредина и распоряжения, отданные холодным спокойным голосом: — Приготовь мне ванну погорячее. — Будет сделано, Ваше величество. А что прикажите делать с Вашей... гостьей? — послышался учтивый женский голос, и Цири почувствовала на себе любопытный взгляд.       После короткого молчания эльф пренебрежительно ответил: — Пусть лежит здесь.       От стыда хотелось провалиться под землю, ведь Эредин даже не потрудился расправить на ней платье. Служанка ушла, а Цири крепко зажмурилась и спрятала голову в изгибе локтя, напоследок заметив свой кинжал. Он лежал на другой стороне кровати.