Лепестки опавшей сакуры

      Всю дорогу Чуя не мог сомкнуть глаз. Он слышал цокот копыт по пыльной дороге, слышал разговоры из кареты. Ему хотелось спать, но парень никак не мог заснуть, просто потому что было безумно страшно. Его везли в неизвестность, к таким же неизвестным людям. И ещё непонятно, что с ним будут делать. Сделают таким же рабом? Или что похуже…       Они достигли особняка за полтора дня. И когда Чую вынули из повозки, он понял, что его привезли на задний двор. Всего величия дома отсюда рассмотреть было практически невозможно. Слуги с ним не особо церемонились, но и не обращались, как с животным. Какими-то быстрыми движениями двое мужчин подцепили его под руки и повели куда-то в неизвестном направлении. Чуя всё это время даже не дёргался. А смысл? Сил у него всё равно не хватит, чтобы оказать должное сопротивление. К тому же, зла ему тут пока никто не желает. Господин позволил ему приехать в свой дом, так почему бы не принять это за жест доброй воли?       Мужчины притащили его в купальню. А там приказали слугам вымыть его начисто, чтобы не осталось и следа от пребывания нового слуги в рудниках, в этой грязной, насквозь пропитавшейся язвами деревне. И парень совершенно не был против, с лёгкостью отдаваясь в руки слуг, которые отмыли его так, что казалось, будто он сейчас заблестит. Было приятно впервые за столько лет почувствовать себя человеком.       Затем рыжеволосого быстро одели, запихнув его худое тело в красивую одежду. Рыжие волосы, что отросли уже достаточно сильно, сейчас свисали через левое плечо, перехваченные голубой лентой. Как Чуя понял, в такой униформе здесь ходила вся прислуга, и он был не исключением. Что ж, а у хозяина есть вкус. Всё в его доме должно быть безупречно.       — Идём, — на пороге появился тот самый парень, что приезжал с господином в деревню. Кажется, кто-то из местных говорил, что его зовут Акутагава, и что он — один из самых строгих людей в этом доме. Он — главный управляющий, дворецкий, правая рука господина и много чего ещё. По его виду сразу было понятно, что он тут не последний человек.       Чуя безропотно подчинился приказу. Ему приходилось быть паинькой. Впрочем, наверное, глупо было бы кусать руку, которая согласилась тебя кормить. Поэтому парень, не долго думая, решил для себя, что раз ему оказали такую честь, то он с должным уважением к семье будет нести свою службу.       Из задних помещений они вышли к двустворчатым дверям, распахнув которые можно было попасть в сам особняк. И он оказался грандиознее, чем рыжеволосый мог себе представить. Высокие потолки, широкие лестницы, покрытые красным ковролином, колонны и красивые статуи, мраморный пол, шикарные люстры — это была лишь малая часть, которую Чуя увидел в первые секунды. Поразили огромные окна, что несли в дом много света, и красивая мебель, что привлекала к себе внимание.       Этот дом был настоящим дворцом.       Но восхищаться времени не было. Акутагава оставил шикарный зал позади. Потянулись широкие светлые коридоры с мелькающими двустворчатыми дверьми, на окнах висели красивые тяжёлые гардины с милыми золотыми кисточками. Хотелось рассматривать каждый предмет отдельно, но дворецкий упрямо вёл вперёд. Чуя едва поспевал за ним.       Вскоре они остановились. В конце одного из многочисленных коридоров оказались две красивые двери с резными ручками.       — Господин ожидает тебя. Входи, — коротко сказал парень, а затем удалился, ускользая куда-то в неизвестном направлении.       Он, словно призрак, появляется и исчезает неожиданно. И неизвестно, где он появится снова.       Ничего не оставалось делать, как открыть тяжёлую дверь и войти в комнату. И Чуя вновь едва не поперхнулся воздухом от размеров этого места. Вдоль стен тянулись несколько стеллажей с книгами, вновь огромные окна, мягкий длинноворсовый ковёр на полу, а за большим тёмным столом сидит тот самый мужчина. Сейчас он выглядел уже чуть более по-домашнему, но всё так же прекрасно. Мундир сменился на простой костюм, пиджак которого висел на спинке стула, предоставляя возможность лицезреть широкие плечи графа.       Голова шатена медленно поднялась, как только дверь тихо скрипнула, извещая о посетителе. Несколько секунд он в недоумении смотрел на парня, после чего его лицо медленно вытянулось от удивления. Карие глаза широко распахнулись. Кажется, он совсем не ожидал увидеть такое.       — Чуя?! — спросил он, поднимаясь со своего места, словно желая проверить нового слугу на реальность.       Парень медленно кивнул, подтверждая, а граф, вынырнув из-за стола, неспешным шагом подошел ближе. Пальцы его больше не были облачены в перчатки, а потому рыжеволосый мог с лёгкостью рассмотреть их. Длинные, красивые, запястья изящные. Складывалось ощущение, что он уже видел эти руки прежде.       Он коснулся ими чистых, пахнущих лавандой, волос слуги. Чуе захотелось дёрнуться прочь, но он лишь силой воли удержал себя на месте. А граф с каким-то особым наслаждением смял прядку и легко улыбнулся.       — Какие у тебя, оказывается, красивые яркие волосы, — проговорил он довольно тихо, рассматривая переливы рыжих прядей в солнечном свете. — Их цвет очень подходит к твоим глазам.       Чуя, казалось бы, должен был покраснеть от комплимента, но вместо этого только сильнее побледнел, испуганно глядя на молодого господина. И тот это заметил, отпуская прядку и отходя на шаг назад.       — Не стоит меня бояться, Чуя, — проговорил он мягко, предлагая присесть на мягкий диван с красной обивкой.       Но парень не сдвинулся с места. Его вдруг одолел вселенский страх перед этим человеком. Его нельзя было объяснить, ведь граф относился к нему довольно хорошо, не проявлял агрессии или надменного холода. Но что-то парня пугало в нём… Может, хорошее отношение?       — Я не хочу пугать тебя, — вздохнул хозяин, взяв в руки книгу и присаживаясь на всё тот же диван.       В его движениях было много изящества. Это восхищало.       — Ты очень красив собой, Чуя. И я не хочу убивать такую красоту простыми работами по дому. Это было бы кощунством. Сколько тебе лет?       Рыжеволосому пришлось на пальцах показывать свой возраст. И когда граф понял, что слуге тоже двадцать два, как и ему самому, довольно усмехнулся.       — Я не хочу отдавать тебя в распоряжение Акутагаве, — молодой мужчина откинулся на спинку и как-то странно улыбнулся.       От этой улыбки Чую бросило в холод.       — Я хочу, чтобы ты стал моим личным слугой. Ты будешь рядом со мной, а я дарую тебе жизнь в этом доме, хорошее питание и свободу перемещения. Ты не будешь нуждаться в чём-либо.       Чуя бы хотел заговорить. Наверняка, общаться с этим человеком было бы приятно. Но он и рта не раскрыл, решив, что лучше будет молчать. Он не слышал свой собственный голос уже двенадцать лет и не хотел его слышать. Наверняка, он уже перестал быть таким звонким, как в детстве, насквозь пропитался рудниковой пылью и больше не будет радовать слух, поэтому господину его слышать совершенно необязательно.       — Как жаль, что ты не можешь говорить, — хозяин вздохнул и опустил взгляд в книгу, открывая её на странице с закладкой.       Он казался немного отрешённым и холодным. И Чуя почувствовал себя неуютно. Интересно, зачем граф позвал его? Он что-то хотел сказать? Или просто пожелал увидеть отмытого слугу? Парень терялся в догадках, а молодой господин всё молчал.       — Меня зовут Дазай Осаму. Я — граф большого могущественного клана Мори. Я позвал тебя сюда, чтобы взглянуть на тебя ещё раз. Надо сказать, я не разочарован в том, что взял тебя в дом.       Рыжеволосый опустил взгляд на книгу в руках господина. Полностью чёрная обложка, золотая закладка-кисточка, стёртый угол, несколько заложенных страниц…       Из груди вырвался ошарашенный сдавленный вздох. Слуга и сам не понял, как кинулся к графу и упал рядом на колени, хватая книгу двумя руками, чем немало удивил мужчину. Приподняв брови, он с интересом наблюдал, как отчаянно слуга сжимает её в пальцах, после чего отпустил, решив пронаблюдать, что же он будет делать.       Чуя прижал книгу к груди и немного отполз назад, верно, устыдившись своих действий, после чего опустил глаза и сжался в пружину. Он, видимо, ожидал наказания за свои действия. Но его всё не было. Господин Дазай, лениво подперев голову рукой, просто наблюдал за ним с той же кривоватой улыбкой на лице.       — Чем тебя так заинтересовала эта книга, Чуя? — спросил он, рассматривая нового слугу.       Парень медленно отнял предмет от своей груди и погладил обложку. С замиранием сердца, он открыл форзац и с радостью обнаружил, что не ошибся. В уголке обложки красивым каллиграфическим почерком была выведена фраза: «Моему прекрасному малышу Чуе Накахаре от тёти Акиры. С наилучшими пожеланиями».       На глаза невольно навернулись слёзы. Он давно не плакал, а сейчас просто не смог сдержаться. Солёные капли покатились по бледному лицу, капая на пол, а книгу он так и держал в руках, не в силах разжать пальцы.       — Ты плачешь? — брови графа взлетели вверх.       Грациозно поднявшись на ноги, он подошёл ближе и сам взял томик из его рук, читая надпись в уголке. Странно, что он не видел её раньше.       Господин несколько раз перечитал подпись, после чего его лицо вновь удивлённо вытянулось. Он опустил взгляд на своего нового слугу и долго изучал его сгорбленную фигуру. Заговорил он только через несколько долгих секунд, захлопывая книгу.       — Так вот в чём дело, — губы его вновь изогнулись в усмешке. — Твоя фамилия — Накахара. Ты из разрушенного дома древнего клана. Бывший аристократ.       Спина Чуи подрагивала от слёз. Он едва сдерживался, чтобы не закричать в голос. Жуткие воспоминания из детства заставляли дрожать от ужаса, он никак не мог забыть той кровавой ночи, когда всей его семьи, а вместе с ней и красивого особняка клана Накахара не стало. В тот день он навсегда лишился своего титула и стал рабом. Никто не знал о его происхождении, а потому никогда не было вопросов. Но теперь, увидев эту книгу, которую он так хорошо знал, сдержать эмоции было просто невозможно. Слёзы душили. Хотелось реветь навзрыд.       — Вот почему твоя внешность так сильно выделяется среди рабов, — Дазай был чем-то крайне доволен. — Ты родом из семьи аристократов, а потому так бесстыдно красив. Твои волосы, глаза, черты лица, гибкое тело, изящные движения, проскальзывающие в твоих поступках манеры… Как я мог не догадаться раньше!       Он опустился рядом на корточки, приподнимая лицо нового слуги за подбородок, как тогда, в рудниках. Карие глаза смотрели изучающе, а пальцы мягко стирали слёзы с его щёк. Кажется, вид заплаканного рыжеволосого Накахары приводил его в немой восторг.       — Ты действительно безумно красив, Чуя Накахара, — произнёс он, рассматривая его лицо в мельчайших подробностях. — Мне очень повезло, что ты попался мне в руки. С этого дня ты, бывший аристократ, станешь моим личным слугой. И никто не будет знать о том, кто ты. Только я. И только я смогу распоряжаться тобой, твоей душой и… твоим телом.       Мужчина хищно облизнулся, и Накахара больше не узнавал в этом человеке того доброго господина, что забрал его из рудников. Это был кто-то другой — фантом, поменявший светлую сторону на тёмную. И от этого сердце беспомощно замерло и камнем рухнуло вниз.       Кажется, этот молодой господин Дазай испытывает к уничтоженной семье свои негативные чувства. Ненависть. Она так и сверкала в его глазах, открывая миру истину. Но Чуя не помнил его, никогда не встречал и даже не слышал его имени из уст работников дома. А, может, просто забыл за двенадцать лет.       Как бы то ни было, сейчас ему было страшно. Во взгляде графа сквозил колючий холод. Наверное, лучшим выходом было бы остаться в той деревне. Там хотя бы никто ничего не знал.       — О, я знаю, о чём ты думаешь, — усмехнулся Дазай, неожиданно сокращая расстояние между ними, останавливаясь от лица Чуи в нескольких сантиметрах. — «Какой плохой господин, за что он меня ненавидит?» или «Бедный я, лучше бы я остался в рудниках», да? — прохладные пальцы скользнули по мокрой щеке и остановились на подрагивающих губах. — Знай, малыш Чуя, что из моего особняка тебе никуда не сбежать. Даже не пытайся.       Осаму наслаждался его полным страха взглядом. Чуя дрожал, как осиновый лист и не мог вздохнуть…       А от господина приятно пахло чем-то цитрусовым… И он так непростительно близко, что поджилки трясутся…       — Теперь ты мой,  — с хищной улыбкой произнёс мужчина, проводя большим пальцем по нижней губе рыжеволосого. И в этом невинном жесте было столько безумного превосходства, что оставалось только сдаться.       Чуя был к этому не готов. Сдаваться было не в его правилах. Каким бы загнанным в угол он не был, парень продолжал бороться за свою жизнь. Однако, сейчас это всё резко потеряло смысл. Складывалось ощущение, что бедная лань попала в клетку ко льву, безумно красивому, но чертовски опасному, безжалостному и голодному.       — Такой испуганный взгляд стоит целого состояния, — вновь слышится голос господина… а в следующий момент Чуя просто теряет возможность двигаться. От шока.       Дыхание спёрло в груди, когда губы графа неожиданно накрыли его собственные. Требовательно, но не грубо. Зато рука его безжалостно сжимала тонкую талию чуть ли не до хруста костей. Такой контраст вводил в ступор.       А ещё Чуя понятия не имел, что такое поцелуй. Ведь его никто и никогда раньше не целовал. Сейчас это делает явно опытный человек, который, ко всему прочему, ещё и наслаждается этим. Это понятно по его движениям и неторопливым действиям. Он словно растягивает удовольствие, даже несмотря на то, что слуга ему не отвечает, пребывая в шоке.       — Ты такой невинный, — произнёс он ему прямо в губы. — Так и хочется сорвать с тебя эту невинность и надеть на тебя мантию порочности и похоти, чтобы ты сам шёл ко мне в объятия, требуя нового поцелуя и грязных ласк. Ты сам будешь хотеть меня, Чуя Накахара.       От его слов трясло. Губы до сих пор жгло после неожиданного поцелуя, а тело едва ли слушалось приказов разума. Сейчас рыжеволосый слуга казался лишь куклой в руках графа. Страх одолевал с новой силой. Это переходило уже все мыслимые и немыслимые границы.       С этими словами мужчина поднялся на ноги, выпрямляясь во весь рост. Окинув комнату взглядом, он вновь опустил взгляд на сжавшегося в неестественной позе парня и протянул ему книгу. Он всё это время держал её в руках.       — Вот, возьми её, — сказал он, глядя на него сверху вниз. — Это ведь твоя книга, не так ли? Так почему бы её не забрать?       А затем, бросив книгу рядом с рыжеволосым, зашагал к своему столу. А Чуя так и не смог пошевелиться. От нервного потрясения закружилась голова. Сознание подделось мутной дымкой, а вскоре и вовсе отключилось, оставляя его в беспросветной тьме.

***

      — Мама! — душераздирающий крик пронёсся по огромному особняку, сотрясая стёкла.       — Беги! Беги, Чуя! — слышится полный отчаяния голос молодой женщины.       Она тянет руку к заплаканному ребёнку, что не может сдвинуться с места от ужаса, а сама едва может дышать. Острое лезвие ментального клинка пронзило её грудь насквозь. Сейчас всё, что она могла, это лишь умолять своего сына бежать отсюда. Самой ей было уже не выбраться.       — Нет… нет, мамочка, нет! — он захлёбывается слезами, прижимая руки к груди, где-то под рубашкой покоится подарок матери — красивая подвеска в виде изящного цветка, полностью выточенного из драгоценного камня.       — Прости меня, Чуя, милый, — шепчет она, а в следующий момент её добивают, безжалостно пронзая уже и без того слабое тело невидимым мечом.       Страшная способность главы дома Мори — ментальный меч. Ты даже знать не знаешь, а тебя уже атаковали, протыкая твоё сердце насквозь, лишая жизни. Этот старик уже давно точил зуб на дом Накахара, а потому не упустил возможности напасть. И не прогадал. Семья была не готова.       Маленький Чуя едва мог дышать. Он больше не чувствовал своего тела. Словно его сковали невидимыми нитями, лишая воли. Откуда-то из-за спины Главы клана Мори появился молодой мужчина. Высокий, стройный и красивый, с длинными, схваченными на затылке волосами, он холодным и хитрым взглядом взирал на мальчика, кривя губы в ухмылке. Видимо, это он и контролировал его, чтобы тот не двигался.       — Надо же, а у этого семейства остался сын, — произнёс он, выходя из-за спины Главы и приближаясь к мальчишке. — Красивый. Очень похож на свою мать. Как же нам с тобой поступить? Убить? Или помиловать?       — В рудники его, — распорядился Глава, разворачиваясь на пятках. — Дом обчистить. Все важные и ценные вещи вывезти в большой особняк. Думаю, такая большая библиотека несомненно порадует малыша Осаму. Он любит читать.       — Несомненно, отец, — длинноволосый мужчина улыбнулся, а затем без особого труда подхватил на руки едва живого от страха мальчишку.       Наверное, даже если бы он хотел, он бы не смог выдавить из себя ни слова.       — Что ж, милый Чуя, тебя ждёт увлекательное существование. Надеюсь, оно тебе понравится…       Накахара ошарашено распахнул глаза. Над головой неприветливо качнулся от проникающего в открытое окно ветра тяжёлый балдахин. Плясали в лучах заходящего солнца пылинки, оседая на пол, под окнами пели свои красивые песни птицы, шумели листвой деревья — всё казалось таким мирным, спокойным, что Чуя невольно проникся этим чувством.       Несколько секунд понадобилось для того, чтобы осознать, где он находится. Впервые за многие годы он проснулся в мягкой постели, в чистой одежде, в хорошо проветриваемом помещении, а рядом стоял стакан воды, видимо, принесённый слугой.       Но вот беда — он совершенно не помнил, что случилось. Почему он отключился? Он помнил, как господин безжалостно ранил его словами, угрожал и запугивал, а после…       Щеки налились краской от злости и смущения. Чуе захотелось немедленно найти хозяина и ударить его как можно сильнее за всё, что он сделал или сказал. Но тело было таким слабым, что он едва мог сдвинуться с места. Ему определённо требовалось как-то восстановить силы. А вот идей, как это сделать, не было.       С трудом приняв сидячее положение, Накахара поднялся на ноги и обнаружил себя в странной одежде. Она чем-то напоминала свободный халат, подпоясанный голубой лентой, плотно запахнутый на груди. Волосы каскадом спадали вниз, слегка завиваясь на концах. Кто-то взял его ленту и не вернул.       Комната оказалась довольно большой. Огромных размеров кровать, на которой могли бы поместиться человек двадцать таких, как Чуя, большой шкаф, в котором можно запросто жить, пара тумбочек, два кресла с небольшим столиком, а в углу, в красивой резной раме, стояло напольное зеркало. Его высота была больше, чем рост самого парня. Наверное, чуть выше господина. Только сейчас слуге представилась возможность увидеть себя. За последние двенадцать лет своё отражение он видел только в воде.       Подойдя ближе, он внимательно осмотрел себя. Когда он был маленьким, его волосы были не ниже мочки уха. Сейчас же волосы отрасли настолько, что доходили чуть ли не до пояса. Жаль, что ножниц в рудниках не было. Он бы давно отстриг их. Мыть их было одним мучением, как и расчёсывать. Они всегда выглядели так себе, однако, сейчас они вдруг зазолотились красивым рыжим цветом, заблестели и даже аккуратно легли. Когда слуги мыли его, одна девушка взялась их расчесать. И за это ей спасибо.       Кожа казалась неестественно бледной. Несмотря на свой цвет волос, у него никогда не было веснушек. Вечный аристократ с молочной кожей, что в рудниках уже приобрела серый оттенок. За это его всегда сторонились, считая болезненным.       Глаза, как у мамы, такие же голубые, потеряли блеск. Желание жить в них давно исчезло. Однако, он почему-то всё ещё продолжал существовать, тянул за собой это бесполезное бремя — и вот, пожалуйста. Попал в дом к людям, которые уничтожили его семью.       Чуя давно не испытывал искренних эмоций. Однако, сегодня, при встрече с господином, его одолел такой вселенский страх перед этим человеком, что на нервной почве он потерял сознание. Видимо, нервная система была к такому не готова.       Тело казалось таким слабым, что Накахара невольно сам себя пожалел. Ему бы не помешало набрать вес. Сейчас он больше походил на скелет, обтянутый кожей. Если в мешковатых одеждах «нулевого» этого не было заметно, то сейчас, когда он осторожно развязал халат, чтобы лучше себя рассмотреть, всё сразу стало видно. Ужасное зрелище. Откуда в этом теле взяться силе? Как он вообще умудрялся работать в рудниках?       — Ты, наконец, проснулся, Чуя.       Сердце замерло да рухнуло вниз. От страха затряслись колени. Первая мысль была: «Нужно спрятаться. Срочно спрятаться.» Но всё, на что его хватило, это испуганно прижаться к стене и соскользнуть по ней на пол, сжимаясь в комок. А граф, так неожиданно появившийся в комнате, лишь с какой-то надменной усмешкой наблюдал за его действиями.       Он был одет на удивление прекрасно: красивое тёмно-синее пальто, чёрные брюки и такого же цвета рубашка, белые перчатки, начищенные до блеска туфли, шляпа-цилиндр с синей лентой и изящная трость, которую Чуе уже приходилось видеть. Граф был действительно красивым мужчиной. Если бы не его странное и пугающее поведение, рыжеволосый, возможно, проявил бы к нему симпатию. Но в данной ситуации это было невозможно.       Дазай не торопился. Он медленно снял шляпу, положив её на столик, поставил рядом трость, стянул плащ и перчатки и лишь затем двинулся в сторону нового слуги, который только сильнее сжался, наблюдая за этим. Ведь ему было неведомо, что господин сделает в следующую секунду.       Однако действия превзошли все ожидания. Граф опустился рядом на корточки и, протянув руку, коснулся ладонью волос Чуи, от чего тот дёрнулся в сторону и испуганно поднял глаза. Молодой мужчина лишь усмехнулся краешком губ и вновь погладил его по волосам. В этом жесте абсолютно точно не было агрессии. Напротив, Дазай проявлял какую-то странную осторожность.       — Ты боишься меня? — мягко поинтересовался он, чуть склонив голову вбок.       Взгляд его был открытым и заинтересованным, что-то в нём неуловимо изменилось.       Чуя коротко кивнул, крепче прижимая колени к груди. В ответ послышался разочарованный вздох.       — Не надо, я не причиню тебе вреда, — господин устало прикрыл глаза, а затем вдруг протянул обе руки к рыжеволосому и, без особого труда подняв с пола, зашагал в сторону кровати.       Ошарашенный подобными действиями, Накахара попытался вырваться, но это оказалось так же бесполезно, как вырываться из стальных клещей. В конце концов пришлось сдаться и позволить господину сделать то, что он задумал. Удивительно, но тот спокойно опустил его на постель и накрыл одеялом ноги, ещё больше ошарашивая и приводя в ступор.       — Я не привык плохо обращаться с прислугой. Ты едва держишься на ногах, так как ты слаб. Прежде чем нагружать тебя работой, тебя стоит хоть немного привести в нормальное состояние.       В глазах Накахары отчётливо читался вопрос: «Зачем?» И самое главное, господин умудрился его понять. Усмехнувшись, он вдруг потянулся и завалился на спину, принимая расслабленный вид.       — Мне жаль тебя, — ответил он, рассматривая балдахин. — Ты был совсем ребёнком, когда лишился семьи. Для аристократа стать рабом — худшее наказание, которое можно придумать. Однако, вот что удивительно — ты до сих пор жив. И это меня восхищает. Любой другой давно бы вскрылся где-нибудь в лесу или повесился на ближайшем дереве, но ты жив.       Осаму резко перевернулся и вдруг навис над беспомощным, но всё таким же удивлённым Чуей, который шарахнулся назад от подобных действий. Карие глаза с интересом изучали скрытое тонкой материей тело. В следующий момент губы мужчины исказила хитрая ухмылка.       — К тому же, твоё тело сейчас ужасно бесполезно, — театрально расстроился он, вновь заглядывая в голубые глаза. — Ты красив, но твоё тело непригодно для того, что я хотел бы с тобой сделать. Оно настолько беспомощно и слабо, что мне просто страшно прикасаться к нему. А у меня довольно интересный подход к подобным вещам. Боюсь что-нибудь сломать в процессе.       Сердце бешено заколотилось. Что он имеет ввиду? Он что, хочет использовать его тело в каких-то своих плотских утехах? Да что за бред? Он же парень! Как он вообще может думать о таком?       В голове всплыли неожиданные воспоминания о том, как господин своими собственными губами поцеловал его. И от подобного к щекам прилила краска. Смущение смешалось со стыдом. Захотелось спрятать лицо в одеяло и не высовываться, но даже этого ему сделать не позволили.       — О, так ты умеешь смущаться, надо же! — Дазай весело рассмеялся.       Смех у него оказался довольно красивым. Всё-таки, в нём всё кричало о благородном происхождении. Начиная от внешности, манер и заканчивая смехом. Чуе неожиданно захотелось ударить его, но всё, что он сделал, это тихо фыркнул и отвернулся.       — О, фырчать вздумали, господин Накахара? А кто вам, собственно, давал такое право?       Действительно, кто? Разве у него сейчас есть хоть какие-то права? Он всего лишь раб. Единственное, что осталось от его благородного происхождения — это внешность. Красивая, но такая бесполезная.       Отличить раба от аристократа несложно. Даже если первого отмыть, отчистить, причесать и хорошо одеть.       В первую очередь, аристократы очень красивы. Все. Поголовно. У них правильные черты, выразительные лица, складное телосложение, изящные движения, очаровательный голос и безупречные манеры. У «нулевых» подобного не наблюдалось. Рабы отличались тем, что не были особо красивы, чаще всего даже некрасивы, у них отсутствовали какие-либо признаки воспитания, они ужасно ворчливы. К тому же, ни о какой изящности и речи не шло. Они только и делали, что работали на пашнях, в рудниках. Да где угодно. Аристократы же, если и работали, то только на своих фабриках или предприятиях в качестве главных.       Чуя не сразу понял, что его изучающе рассматривают. За своими мыслями он не заметил, как господин приблизился ещё больше, и теперь с интересом наблюдает за отрешённым выражением лица слуги. Это заставило парня отшатнуться назад и вопросительно взглянуть на хозяина, которого, судя по всему, такое поведение только рассмешило. Складывалось ощущение, что Накахара перед ним — всего лишь клоун.       — Тебе не нравится, что я так близко? — усмехнулся Дазай, сокращая расстояние ещё больше.       Такая близость не сулила ничего хорошего. Неужели он снова собирается это сделать? Собирается поцеловать его? Да что на него такое нашло?       — Знаешь, Чуя, у тебя сейчас такое забавное лицо. Мне даже нравится. Как на такое не купиться? Ты весь такой невинный, и это только подогревает мой интерес к тебе.       Нет, определённо у этого аристократа не все дома. Интересно, кто его воспитывал, что он стал таким извращенцем? Приставать к парню, который мало того что раб, так ещё и ослаблен донельзя. Ну, что за свинство?       — Эй, Чуя, — лица перепуганного до смерти Накахары коснулась мягкая ладонь. — Если ты думаешь, что твои попытки сопротивления принесут хоть какую-то пользу, то ты сильно ошибаешься. Я возьму тебя, если захочу. И ни твои протесты, ни жалобные мордочки, ни попытки сбежать тебе не помогут. Видишь ли, я не привык отказываться от того, чего хочу. А ты как раз то, что мне так требуется.       «Да зачем я тебе?!» — взвыл Чуя про себя, продолжая с ужасом наблюдать, как граф мягко очерчивает пальцами его подбородок, скулы, проводит большим пальцем по губам, а затем скользит пальцами в волосы и тянет на себя. Он явно намного опытнее, чем кажется. Не смеющий двинуться от страха, Чуя почувствовал мягкое прикосновение к своим губам. Ненавязчивое, спокойное. Он словно пробовал его на вкус. А сам рыжеволосый понятия не имел, что ему делать. Он просто сидел, беспомощно опустив руки, и ждал, когда это закончится. Видите ли, у этого молодого человека совершенно не было опыта в подобном. За всю жизнь он целовался лишь единожды. Несколькими часами ранее. С тем же самым человеком, что сейчас делает это вновь.       Он боялся его, но одновременно с этим распирало какое-то странное чувство… любопытства? Возможно. Это было что-то новое для него. И хотя он безумно хотел сбежать, другая его часть желала узнать, что будет дальше. Может, это странно, но к Чуе давно никто не прикасался. К нему даже не подходили и не хотели стоять рядом. Исключение составлял лишь надоедливый Энджи, который постоянно пытался что-то выведать у «немого». Наверное, если бы Чуя заговорил, то отделаться от мальчишки ему явно бы не удалось.       Сейчас же господин Дазай зачем-то делает подобные вещи, сам его касается и даже целует. Похоже, ему это нравится, даже несмотря на то, что Накахара совершенно ему не отвечает.       Мысли в голове перепутались. Всё происходящее сейчас казалось каким-то сном, не более того.       — Ну, хоть бы губами разок двинул, — разочарованно вздохнул господин прямо в губы, чуть надавив на подбородок слуги. — Неужели я настолько ужасен, что тебя сковывает страх рядом со мной? Я ведь не сделал тебе ничего плохого, Чуя.       Он постоянно зовёт его по имени. Оно мягко перекатывается на языке, словно мёд. Он смакует его вкус, а затем улыбается.       «Ага, совершенно ничего не сделал. Только наговорил всяких гадостей в прошлый раз. А ещё твоя семья уничтожила мою. Какое уж тут доверие?» — обречённо подумал парень, отводя взгляд. Сопротивляться бесполезно. Он слаб, и против аристократа совершенно точно не выстоит.       Интересно, а у господина Дазая есть какая-то способность? Ну, как у того мужчины, который так безжалостно убил мать Накахары? Он кем-то ему приходится?       — Знаешь, что? — Осаму вдруг оживился и подскочил на ноги, оправляя одежду и осматривая комнату. — Я сейчас прикажу слугам принести тебе одежду. А после сам покажу особняк. Конечно, это слишком большая честь для простого слуги, но ведь ты же непростой.       Губы графа изогнулись в ухмылке. Эта фраза прозвучала как-то уж слишком двусмысленно. Чуе было страшно подумать, что с ним хотят сделать, когда он поправится.