ID работы: 6997483

Лепестки опавшей сакуры

Слэш
NC-17
Завершён
4261
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
219 страниц, 22 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
4261 Нравится Отзывы 1321 В сборник Скачать

8. Жестокость.

Настройки текста
      — Видимо, придётся научить тебя, как должен вести себя слуга.       Он был не просто взбешён. Мужчина был на грани. Его холодная ярость проходила по телу Чуи волнами, накрывая с головой, заставляя дрожать и сжиматься в комок. Ещё ни разу он не видел Дазая таким.       Господин был безжалостен. Граф не собирался церемониться со своим слугой, а потому без особых колебаний рванул рубашку, следом же хватаясь за пояс брюк.       Накахара попытался вырваться, хотя и прекрасно понимал, что это бесполезно. Подобные действия могли ещё больше разозлить хозяина, но он ничего не мог с собой поделать. Страх больше не сковывал. Он призывал к решительным действиям. Вырваться и сбежать. Как можно дальше от особняка.       — Не надо делать себе только хуже, Чуя, — длинные пальцы больно сомкнулись на подбородке.       Мужчина был настроен решительно. И такое сопротивление ему определённо не нравилось.       Рыжеволосый сгорал от стыда и беспомощности. Ему хотелось закричать, но, как назло, все звуки словно застряли в глотке. Его попытки вырваться ничем хорошим не заканчивались, только ещё больше распаляли и без того злого Дазая. Теперь он уже не ждал и не пытался его ублажить. Хозяин не пытался даже поцеловать. Он просто хотел наказать жестоко, безжалостно, чтобы этот наглый слуга запомнил урок надолго.       Брюки исчезли с тела Накахары, оставляя его только в одной порванной рубашке перед господином. Захотелось спрятать лицо в ладонях, но ему того сделать не позволили. Осаму ловко перехватил его руки над головой, а в следующий момент привязал их к изголовью голубой лентой из волос Чуи. Те моментально рассыпались по подушке, искрясь золотом, но шатена это нисколько сейчас не интересовало.       В бедро упёрлось возбуждённое достоинство господина. Неужели его действительно подобное возбуждает? Такое грязное, насильное? Чуя не мог в это поверить.       Как же мерзко и обидно…       Его движения были грубыми. Молодой человек небрежно перевернул слугу на живот и своими же руками приподнял его бёдра вверх. Чуе же показалось, что сейчас он сгорит от стыда. Рукам было больно, однако даже если бы он возмутился, господин вряд ли бы ответил на это. Судя по его состоянию, тот вообще не собирается жалеть его.       По спине заскользили прохладные пальцы, очерчивая изгиб позвоночника, спускаясь к ягодицам. А рыжеволосый мог думать только о том, как затекли запястья. Он связал ему руки слишком крепко. Если Чуя сейчас попытается растянуть узел, всё, что у него получится, так это заработать кровавые раны.       Но мысли о ленте отступили на задний план, когда господин настойчиво коснулся пальцами сжатого колечка мышц. От страха неизбежного у Чуи закружилась голова. Он совершенно точно не хотел близости с этим человеком. Нет. Ни за что… но что он мог сейчас сделать? Парень даже вырваться не может, потому что его довольно безжалостно прижимают к кровати.       — Расслабься, малыш Чуя, — его голос звучит как издевательство.       Разве может парень сейчас расслабиться? Разве…       Накахара едва подавляет крик, когда шатен без особых церемоний ввинчивает в него палец. Он делает это явно не для удобства Чуи, а для самого себя. Растягивает узкий проход для облегчения дальнейших действий. Его это совершенно не смущает. Зато несчастный слуга уже готов разрыдаться. Он вновь предпринимает попытку вырваться, но его неожиданно резко утыкают носом в подушку. Слышится недовольное цыканье.       — Не хочешь по-хорошему, да? — голос господина проникает тысячью ледяных игл под кожу.       Так, значит, это было по-хорошему?.. А что же тогда будет по-плохому?       Ответ приходит сам собой. Чуя отчётливо чувствует, как в задний проход упёрлось что-то твёрдое и внушительных размеров. Что это — догадаться было несложно.       «Нет… пожалуйста…», — он дёргается, но делает только хуже себе. Господин жалости не ведает. Он слишком зол и возбуждён для этого. А потому, не взирая на все неудобства, как для себя, так и для слуги, он с силой надавливает на сжатое колечко мышц, перед этим лишь смочив его слюной.       Сдерживать слёзы больше не получается. Они сами собой капают из глаз, практически моментально исчезая в подушке. Боль настолько кошмарная, что ещё немного — и он готов потерять сознание. Без нормальной подготовки и без какой-либо жалости. Господин действительно преподал ему урок. Разве сможет Чуя после такого даже посмотреть на кого-то?       — Слишком… тесно, — слышит он голос Дазая, но ему на него наплевать.       Все мысли сейчас занимала только боль от бесцеремонного вторжения. Хочется кричать — он не смеет. Или не может. Просто не в состоянии. Получается лишь сдавленный хрип в подушку, который аристократ наверняка даже не услышал из-за очередного раската грома за окном.       Он чувствует себя куклой. Им пользуются. С ним играют. А он может лишь безвольно наблюдать за этим. Слуга себя больше не чувствует. Лишь безвольно позволяет господину сделать задуманное, уже не понимая, где он находится и зачем. По какой причине здесь оказался? За что так с ним? Почему на его плечи вечно ложится столько неприятностей и трудностей?       Слёзы катятся из уголков глаз беспрерывным потоком. Подушка уже изрядно мокрая, а у Дазая, кажется, не кончается запал. Неизвестно, получает ли он от этого наслаждение, но по мнению Чуи — он просто удовлетворяет потребность. Его движения грубые, размашистые. Он даже не даёт Накахаре передышки и не сменяет позы, от чего тело непроизвольно немеет и начинает болеть. Только сам Чуя уже едва ли обращает на это внимание.       Его сломали. Спустя двенадцать лет после разрушения семьи — его сломали. Окончательно.       Молодой человек даже не понял, когда хозяин сделал последнее движение и ловко выскользнул из его тела, позволяя упасть на кровать, после чего спокойно развязал ленту на его руках. Всё это происходило в полном молчании. Тишину нарушал лишь шум дождя за окном.       Чуя боялся пошевелиться. Ему казалось, что если он сделает хоть малейшее движение, то тело непременно пронзит новая порция боли. Поэтому он ещё около получаса лежит, не двигаясь, стеклянным взглядом уставившись в окно, где всё ещё периодически сверкала молния.       Что делал господин — он не знал. Кажется, всё это время тот сидел за его спиной и наблюдал, не прикасаясь. Словно решил проявить небольшую порцию жалости. Вот только сейчас Накахаре этого было уже не нужно. Слёзы не останавливались. Он чувствовал себя униженным и втоптанным в грязь. Хотелось пойти и удавиться от мерзкого чувства использованной куклы. Но парень не мог даже шевельнуться.       Лишь спустя какое-то время Чуя смог заставить себя сесть. Делать это было чертовски больно, но он сделал, хоть и подавился следом очередной порцией слёз. Таким разбитым рыжеволосый давно себя не чувствовал. Чудом тот удержался на ногах, пытаясь натянуть собственные брюки. Смотреть на ленту у него просто не было сил.       Шатаясь, едва удерживая равновесие, направился к двери. Он спиной чувствовал его взгляд. Холодный? Нет. Определённо, что-то другое. Только вот разбираться в его взглядах у слуги не было ни малейшего желания.       Накахара остановился возле дверей, хватаясь за ручку, а затем очень тихо, но отчётливо, так, чтобы господин точно услышал, произнёс:       — Я ненавижу тебя.       … И вышел из комнаты, оставляя ошарашенного неожиданным высказыванием Дазая наедине с самим собой. Глаза того распахнулись от удивления.       Он заговорил.       И первое, что оказалось сказанным: «Я ненавижу тебя». Это больно царапнуло грудь когтистой лапой, заставляя приложить к ней ладонь и замереть.       Что он вообще натворил, чёрт возьми?..

***

      Слуги понятия не имели, почему новенький носа не показывает из комнаты. Прошла ещё одна неделя — его больше никто не видел. Ватанабэ, живущая с ним по соседству, и чудом избежавшая увольнения, сказала, что он той дождливой ночью пришёл в комнату едва живой, заперся в ней и с тех пор никто его не видел. Она пыталась достучаться, но Чуя никак не реагировал. Все пришли к выводу, что тот заболел.       Странно было то, что господин даже не пытался его вытащить или сделать строгий выговор за неисполнение обязанностей. Он только задумчиво перебирал документы при помощи Акутагавы, вполуха слушал болтовню Ацуши, который откровенно забавлялся с местным дворецким, и иногда беседовал с отцом в закрытой беседке в саду. Все делали вид, что знать не знают о ещё одном слуге с ярко-рыжими волосами.       Но под конец недели не выдержал уже сам Акутагава.       — Нет, что за безобразие?! — возмутился он, глядя на часы.       Частенько ошивающийся рядом с ним Накаджима поднял заинтересованный взгляд.       — Что такое? — спросил он, склонив голову вбок.       — Этот рыжий ублюдок даже не показывается из комнаты, — ответил ему дворецкий, подпирая голову рукой.       Сейчас они находились на первом этаже, в кабинете самого управляющего. Тот, как и обычно, занимался своими обычными делами, перебирая учётные бумаги по расходам дома, что принесла Хигучи, а Ацуши с большим интересом наблюдал за ним. За время его пребывания в особняке сероглазый уже давно привык к его обществу и почти не обращал внимания. С ним можно было иногда даже интересно поговорить. Мальчишка оказался смышлёным и довольно умным. Правда, его кошмарная привычка доставать всех людей вокруг себя раздражала. Но и к ней парень уже привык. Ему уже начало казаться, что этот блондин с одной тёмной прядкой не такой уж и плохой.       — Может, стоит посмотреть, что там с ним? — предложил Ацуши, рассматривая слугу.       Он сидел на обыкновенном стуле, повёрнутом спинкой вперёд, и опирался на неё руками. Вид у него был довольно милый. Парень был действительно похож на большого котика. Почему-то последнее время Рюноске стал приходить к такому выводу всё чаще.       — Он отлынивает от своих обязанностей, — пробурчал тот, чуть смягчив тон.       Срывать злость на молодом господине было нельзя. Он прекрасно помнил свой прошлый опыт наказания от него. Однако обычно Акутагава просто забывал о том, что желтоглазый — один из господ и общался с ним на равных. Самого же господина это нисколько не волновало. Он был даже не против.       — Странно только одно: почему господин Дазай ничего не говорит. Даже имени его не упоминает.       — Может, потому что ему плевать? — равнодушно предположил Накаджима, выводя на своей собственной руке известные только ему узоры. — И всё-таки, давай-ка посмотрим. Ватанабэ сказала, что он вообще из комнаты не выходит. Может, с ним случилось что, или он тяжело заболел.       — По-моему, этот разбалованный сукин сын просто бездельничает. Если бы он был в моём подчинении, я бы давно его наказал за подобное. Но приказывать, а тем более наказывать его, может только господин, так как он его личный слуга. А потому я ничего не могу сделать, — дворецкий раздражённо отложил в сторону перьевую ручку и вздохнул.       Около минуты он задумчиво пялился в расчётную книгу, но всё-таки не выдержал и поднялся на ноги.       — Чёрт с тобой, уговорил. Идём, посмотрим, что там с этим рыжим.       Ацуши тут же подорвался на ноги и улыбнулся, выходя из комнаты первым и направляясь в сторону жилых комнат слуг. Настроение у него было заметно приподнятым, поэтому он даже не обращал внимания на кислую мину Акутагавы, который шагал вслед за ним.       Честно сказать, Рюноске часто ловил себя на мысли, что рассматривает этого мальчишку слишком тщательно. Он замечает самые мелкие детали в нём, даже сам того не осознавая. Например, он выяснил, что молодой господин всегда, когда взволнован, поправляет волосы, заправляя их за ухо. Перед любым принятием пищи тот обязательно гуляет в саду, даже иногда залезает на деревья и сидит на их ветках, рассматривая сад сверху. Или, например, он никогда не снимает своих перчаток без пальцев. Они были довольно интересно пошиты, но он никогда не снимал их со своих рук. Интересно, почему?       — Интересно… — Акутагава даже не заметил, как произнёс это вслух, тем самым заставив мальчишку впереди себя остановиться и обернуться.       — Что интересно? — спросил тот с улыбкой.       Самое удивительное, что он практически всегда улыбался.       — О, я…       — Не бойся. Спрашивай, — приободрил он, чуть склонив голову вбок.       Рю задумался, стоит ли ему спрашивать, но всё же сдался и вздохнул.       — Почему вы всегда носите эти перчатки, молодой господин? — вновь перейдя на «вы», спросил дворецкий, заглядывая парню прямо в глаза.       Ацуши задумался, чуть сдвинув брови, а после вздохнул и вдруг потянул одну из перчаток за основание, стягивая её с руки. Акутагава удивлённо наблюдал за его действиями.       — Вот поэтому, — ответил он, демонстрируя тыльную сторону ладони.       Рю поражённо застыл и нервно сглотнул. На тонкой бледной коже виднелось клеймо. Яркое, отчётливое, имеющее ярко выраженный рисунок, но по-своему уродливое. Оно напоминало змею или какую-то ящерицу, портя всю красоту рук молодого господина.       Он не сдержался, чтобы не подойти и не рассмотреть её ближе. Блондин против не был. Тот просто наблюдал, как дворецкий заботливо берёт его руку в свою и чуть приближает к глазам, чтобы рассмотреть получше. Его руки в мягких белых перчатках навязывают маниакальное желание стянуть их прочь и тронуть молодого человека за руку. Он едва сдерживается, чтобы не сделать это.       — И на второй руке…       — Тоже, — равнодушно пожимает плечами Ацуши. — Впрочем, это всё ерунда. Не стоит беспокоиться.       — Кто с вами так?       — Те ребята, что развили во мне вторую, искусственную способность, — Накаджима усмехнулся.       Появилось новое желание — поозорничать.       Рюноске не сразу понял, почему у него вдруг появилось такое дикое желание поцеловать руку этого мальчишки. Но желание было настолько сильным, что сопротивляться ему было крайне проблематично. Мало того, оно становилось ещё сильнее. Он всё ещё сжимал хрупкую руку молодого господина в своей, когда зачем-то поднял глаза. А в следующий момент сила воли надломилась.       Ацуши замер, когда дворецкий вдруг подался вперёд и крепко прижался к его губам своими. Довольно настойчиво и, что самое удивительное, умело, размыкая их языком касаясь его кончиком зубов, словно приглашая к поцелую. На удивление, такое действие со стороны слуги вызвало у блондина неоднозначные чувства. С одной стороны, ему было непривычно встречать такой напор со стороны парня, но с другой стороны ему было чертовски любопытно, что этот самый парень предпримет дальше. А потому он позволил дворецкому взять над собой верх и даже ответил на ласку, запуская пальцы свободной руки в мягкие тёмные волосы, притягивая ближе к себе. И тот сразу же этим воспользовался.       Несмотря на свою хрупкость, Акутагава оказался довольно сильным, а потому без каких-либо проблем прижал несопротивляющегося господина к стене. Наверное, просто воспользовался хоть и небольшим, но преимуществом в росте.       «Так вот ты какой, консервативный дворецкий дома господина Дазая», — усмехнулся про себя Накаджима, понимая, что зашёл слишком далеко. Ещё немного — и этот парень просто изнасилует его в этом чёртовом коридоре. «Вот, значит, как ты умеешь любить, да?».       Развеять чары пришлось в срочном порядке, и когда с этим было покончено, Акутагава замер. Кажется, он сам пришёл в шок от своих действий. Ошарашенно вздрогнув, слуга отскочил от Ацуши на добрых полтора метра и моментально прижал руку к губам, всё ещё не веря, что сделал подобное. Щёки его моментально стали пунцовыми, а сам он вдруг показался блондину застенчивой дамой. Это не смогло не рассмешить его, а потому он зашёлся громким смехом, хватаясь за живот.       — Ты такой забавный, — проговорил он, опираясь спиной о стену. — Всё-всё, не надо так пугаться. Честно сказать, я просто хотел немного развлечься и заставить тебя всего лишь руку мне поцеловать, но не рассчитал, что ты настолько чувствительный к любому воздействию. Поцеловать-то ты поцеловал, но немного не туда, куда мне бы хотелось. Впрочем, — парень поднял на него заинтересованный хитрый взгляд, — такой вариант мне тоже понравился.       — Вы… да вы… молодой господин! — возмущённо взревел Акутагава, всё ещё сверкая ярко-красными щеками. — Вы так просто играетесь с людьми?!       — Нет, — Ацуши на удивление быстро оказался рядом, заглядывая ему в глаза, после чего вновь на мгновение прикоснулся к слегка припухшим после того поцелуя губам дворецкого своими. — Так я забавляюсь только с тобой.       А затем, хохоча, умчался дальше, выискивая нужную дверь в комнату рыжеволосого слуги.       Акутагава даже прийти в себя толком не мог. Он всё ещё тяжело дышал и, казалось, не понимал, что происходит. Получается, только что он поцеловал господина?! Какой позор! Вот же маленький ублюдок! Использовать свою способность в таком ключе — какой же сволочью надо быть?       Так он думал до самой двери в комнату Чуи. И лишь достигнув её, он смог собраться и уже спокойно постучать. Ацуши всё это время стоял рядом и с интересом наблюдал.       — Чуя! Выходи давай, хватит отлёживаться! Я сообщу господину — и он вышвырнет тебя к чертям собачьим из этого дома! — пригрозил он, надеясь хоть на какую-то реакцию.       Но прошла минута, две, а Накахара отвечать даже не собирался. За дверью была такая же тишина, как и до этого.       — Ну, поздравляю тебя, рыжий, ты меня вывел!       Без особых церемоний, дворецкий извлёк из-под пиджака связку ключей и, найдя нужный, вставил с замочную скважину, которая тут же поддалась, позволяя войти. Акутагава, готовый разразиться тирадой по поводу прогулов, решительно шагнул внутрь, но так и застыл, ошарашено глядя перед собой.       Распластавшись в неестественной позе, на полу лежал Чуя. Волосы его, распущенные и спутанные, разметались в разные стороны, а сам он больше напоминал труп, чем живого человека. Бледный, с ярко заметными венами на коже, казалось, вновь похудевший, он немало напугал дворецкого и вошедшего вслед за ним молодого господина.       — Чуя! — ошарашено воскликнул Акутагава, кидаясь к нему и падая рядом на колени.       Тот на его возглас никак не отозвался. Даже не шевельнулся, когда парень перевернул его на спину, пытаясь проверить пульс на шее.       — Он жив. Нужно срочно вызвать доктора и перенести его куда-нибудь в другое помещение. Здесь слишком холодно.       Ацуши даже не колебался. Просто поднял лёгкого, как пушинка, слугу на руки и поспешно вышел из комнаты. Взволнованный и перепуганный до смерти Рюноске вылетел следом и убежал чуть вперёд, показывая путь. Руки у него знатно тряслись. Он даже не смотрел на мертвенно-бледного Накахару.       — Маюми! — выкрикнул он, заметив в коридоре Ватанабэ.       Девушка, неспешно обернувшись к ним, уже хотела отпустить какую-то колкость, но вдруг пронзительно вскрикнула, заметив обездвиженного Чую на руках Ацуши.       — Не ори, ненормальная! Живо пошли кого-то из слуг за доктором Ёсано.       — Но ведь она же личный доктор господина Фукузавы…       — Я сказал — живо! — рявкнул тот, и служанка ослушаться не посмела.       Тут же убежала, а вот Рюноске затрясло ещё больше. Он не на шутку перепугался, увидев нового слугу, да ещё и личного подчинённого господина, в таком состоянии. Наверняка, Дазай будет чертовски зол.       С лестницы послышались шаги. Их в этом доме узнает каждый, кто хоть раз их слышал.       — В чём дело? Что за шум? — слышится недовольный голос графа.       Он появляется наверху довольно скоро, но следом же застывает, ошарашено глядя на своего племянника и взволнованного дворецкого. Лишь затем он замечает длинные рыжие волосы и бледную кожу. Дыхание прерывается.       — Чуя…       Ноги сами несут его вниз. Аристократ останавливается только рядом с племянником, не смея прикоснуться к слуге. На тонкой его шее виднеются уже успевшие побледнеть синяки. Видимо, остались после того, как он сжимал его горло своими пальцами.       — Он жив? — едва разомкнув губы, поинтересовался граф, стеклянным взглядом глядя на Чую.       — Да, — подтвердил Акутагава, нервно сжимающий в ладони часы. — Мы уже послали за доктором. Она скоро будет здесь.       — Отнесите его в мою комнату, — неожиданно приказал господин, заставляя себя совладать с собственными эмоциями. — Он будет пока там.       — Но господин…       — Отнесите. Его. Туда. Это приказ! — рявкнул он, а следом двинулся в неизвестном направлении, исчезая из поля зрения молодых людей.

***

      В комнате пахло свежими розами. Они были яркого алого цвета и стояли прямо рядом с кроватью в комнате господина.       Днём была госпожа Ёсано. Удивительная, но чертовски прямолинейная женщина, она моментально поставила диагноз и недовольно уставилась на хозяина особняка.       — Судя по всему, он не ел ничего несколько дней. Плюс ко всему, организм явно чем-то ослаблен, — пробурчала она. — Что с ним случилось до того дня, как он пропал из вида?       Дазай промолчал, отвернувшись к окну. Акико же допытываться не стала. Почему-то её женская интуиция подсказывала, что определённо ничего хорошего. И в этом был явно замешан господин. Впрочем, лезть в личные передряги между им и слугами она не собиралась.       — Он слаб, — произнесла она, глядя ему в затылок. — Будешь продолжать в том же духе, и он не выдержит. Короче, сейчас ему требуется постельный режим и несколько дней хорошего питания. Начать стоит с чего-то лёгкого. И да… — Ёсано вздохнула. — Даже если он твой слуга, не надо так грубо с ним. Да и с остальными тоже. Они же тоже люди… Хотя я никогда не замечала за тобой жестокости по отношению к ним. Что случилось такого страшного, что ты решил наказать его?       — Ничего, — наконец, ответил граф, запуская руки в карманы брюк. — Спасибо за помощь, Акико.       — Не за что, — пожала она плечами, собираясь уходить. — Просто помни, о чём я тебе сказала, хорошо?       — Всенепременно, — мужчина так и не повернулся.       Только услышал, как покинула комнату госпожа Ёсано и как заговорил с ней за дверью Акутагава. Впрочем, всё это его мало волновало.       Граф чувствовал себя крайне плохо. Вина за измученного слугу легла на его сердце тяжёлым камнем, а его последнее брошенное «я ненавижу тебя» осело где-то в глубине души. Надо же, он заговорил, но первое, что произнёс, были слова ненависти.       Наконец, он смог заставить себя развернуться и взглянуть на Накахару, который так и не пришёл в себя. Выглядел он очень усталым, бледным, едва живым, хотя после небольшого лечения от доктора его щёки слегка порозовели.       Приблизившись к кровати, он мягко присел на её край и невесомо тронул пальцами красивое лицо Чуи. В карих глазах проскользнула жалость и вина за совершённые действия. Вздохнув, он поправил рыжие волосы и склонился к его губам, но так их и не коснулся. Только прикрыл глаза и уткнулся лбом в его лоб.       — Я столько лет желал увидеть тебя, — заговорил он очень тихо, едва шевеля губами. — А когда увидел, не смог сдержаться. Мне хотелось так сильно завладеть тобой, что я… не рассчитал и сломал тебя. Мне жаль.       И всё-таки, он был не настолько жестоким, каким описывал себя. С детства он мало походил на семью Мори, будучи больше похожим на семью Дазай. Да, внешне он был чуть ли не копией отца, но характером он был в мать. Однако черты родного клана в нём всё же присутствовали. Иногда он проявлял излишнюю жестокость, подвергался наплывам неконтролируемой агрессии и был ужасным собственником. Именно это и подвело его в этот раз. Теперь он очень жалел, что так поступил с ним. Может, Чуя и останется здесь, продолжит работу, но таких спокойных отношений, как раньше, у них больше не будет.       Он уже собирался сказать что-то ещё, как вдруг веки слуги задёргались. Дазай моментально отстранился и внимательно посмотрел на парня.       Голубые глаза медленно открылись.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.