Только в интересах расследования

Хэнк возвращался домой позднее обычного. Да, обычно он не разгуливал по улицам в первом часу ночи и с ящиком пива под мышкой, но сегодня было исключение. В доме никто его не ждал: жена уехала, а сын… про сына и думать не хотелось. Можно было не торопиться. Лейтенант закашлялся, то ли от холода, то ли от набежавшей тоски. Сын… сын… Этого не должно было случаться, но это случилось. Почему? Хэнк сам хотел бы знать, по вечерам предаваясь алкоголю. Он старался думать, что в этом нет его вины, но получалось плохо. Плохо, очень плохо. Хэнк шёл в тумане, почти не видя пространства под ногами. Не знай он местность, как свои пять пальцев, он мог бы заблудиться здесь. Размышления в черепной коробке глупо стучались, бились и повторяли всё несколько раз, как эхо. Странное состояние, сказал бы Хэнк. Но он так не сказал. Он просто достал бутылку и, вздохнув, открыл её. От пары глотков ничего не случится. Фонари светили тускло и неестественно. От этого, порядком осточертевшего света, будто по-злому дразнящего, становилось тошно. Хэнк поднял глаза: небо темное. Не из-за ночи, из-за нависших туч. Совсем невыносимо. Голову начало сверлить, где-то внутри натягивались тонкие струны так, что нельзя было сделать вдох. Хэнк почувствовал, как мелко дрожат у него пальцы и как на плечи опустилось тяжелое понимание. Настало время горевать. Это больше не была обжигающая смесь, грозившая прожечь Андерсона изнутри, язва, раскалённый металл по венам, а нечто… другое. Нечто за гранью ответа на простое "тебе лучше?". Не было лучше, не было хуже, было по-другому. Теперь уши застилает волна бессмысленного шума: ветер, шелест листьев, шум машин. Больше ведь ничего и не осталось. С Хэнка будто сняли кожу, лишили защиты, так сейчас ему необходимой. Он снова выпил. Ноги почти не держали его. Почему бы не довести себя до потери сознания? Почему нет? Вот и Хэнк не нашёл ответа. Где-то вдалеке показался дом. Или не дом, просто место проживания. Сил на такие рассуждения уже не хватало. Андерсон вдруг заметил в тумане невысокую фигурку, беспокойно бегающую из стороны в сторону. И, спьяну заинтересовавшись, сделал шаг ближе к неизвестности. Фигура замерла. Хэнка, кажется, заметили. Он уже потянулся к поясу за оружием, на всякий случай, и поднял его в воздух. Фигура выставила тонкие руки вперёд себя и пошла вперёд в сторону Андерсона, даже не поднимая головы. Хэнк с усмешкой наблюдал за каждым осторожным шагом. Он почти не соображал, почему он всё ещё здесь и какого чёрта это нечто так напоминает кое-кого. Лейтенант вздрагивает от того, что фигура хватает его за ногу. Не так, как это делают в фильмах, а совсем отчаянно. Цепляется за его штанину и не выпускает из рук. Хэнк опускает пистолет. Взрослый человек так себя не поведёт, точно не взрослый. Андерсон прочищает горло и хрипло спрашивает, положив руку на чужие мягкие волосы: — Кто это? Фигурка поднимает голову, и Хэнк, даже будучи пьяным, понимает: верно, ребёнок. Лицо бледное, глаза - карие, большие и совсем детские, из общей аккуратной причёски выбивается прядь, упавшая на открытый лоб. Мило, отмечает про себя Хэнк. Ребёнок сначала щурится, а потом, чуть улыбнувшись, восклицает: — Вы - лейтенант Хэнк Андерсон из полиции Детройта? Я сразу вас узнал! — Хэнк давится пивом. — Это откуда? — спрашивает он, чувствуя, что тонкие пальцы всё ещё у него на колене, — Ты вообще что тут делаешь в полпервого ночи? Разве ты не знаешь, что дети должны спать в такое время? — На самом деле, детям оптимально ложиться не позднее половины десятого вечера, — говорит он, самодовольно прикрыв глаза, но потом отворачивается, — А я потерялся. Сегодня туманно и ветра нет. Хэнк берёт мальчика за руки, заставив отпустить свою ногу, и опускается на колено, чтобы заглянуть ему в глаза. — Так… а родители твои где? У Андерсона замирает сердце, когда ребенок пожимает плечами и складывает руки на груди. Надо же, какое совпадение преподносит ему судьба. Но Хэнк ведь не настолько пьян, чтобы забирать чужих детей. Верно? — Вы мне поможете? — спрашивает мальчик, с надеждой приоткрыв глаза. Хэнк видит живое волнение в них, — Хотя бы завтра, сегодня вы уже не работаете. Я подожду здесь, если вам будет удобно. Андерсон прикинул, сколько времени займет поездка от участка и обратно, оформление документов, крики, вопли, плач - Хэнк знал, что такое ребёнок. Много, очень много. — Где ты живёшь? Мальчик снова отрицательно качает головой. — Имя-то хоть у тебя есть? — Да, — он выпрямляет спину, — моё имя - Коннор. Хэнк смотрит на него и думает, что забирать детей в свой дом по ночам - как минимум подрыв репутации, но оставить это ходячее недоразумение здесь, на холоде абсолютно одного тоже было бы по-свински. И Хэнк выбрал меньшее из двух зол. — Коннор, значит… Давай, Коннор, в участок поедем завтра, а сегодня ты останешься со мной. Коннор обрадованно кивает, и Хэнк почему-то чувствует тепло внутри, поднимая мальчика на руки. Тот оказывается не слишком лёгким, но это поправимо. Коннор держит лейтенанта за шею и облегчённо закрывает глаза, будто всегда был таким… родным? Коннор ни за что не стал бы заменой Коулу, но Хэнк уцепился за этого ребёнка, которого, вероятно, смог спасти. Хоть одного. Хоть этого. Добравшись до дома, Андерсон замечает мальчика уже спящим, или бессовестно притворяющимся таковым. Хэнк кладет его на диван, всеми силами пытаясь заткнуть лающего Сумо, находит где-то одеяло и накрывает им Коннора до подбородка. Хэнк смотрит на Коннора, понимая, что тот не выпустит его руку из своей, пока не проснётся, и Хэнк разрешает этой мысли остаться. Он, потерявши всё, что-то нашёл.