Только в интересах расследования

Это происходит почти бесконтрольно. Коннор ловит себя на эмоциях и, была бы его воля, он сжёг бы все до единой. Слишком тяжело. Слишком сложно. Ему не нравится то, что нельзя объяснить через привычную систему мира, это вызывает рябой диссонанс, и Коннор впервые чувствует растерянность. Когда он идёт посреди глубокой ночи, возвращаясь с лейтенантом после удачного задания, и внезапно останавливается. Снег в минус двадцать падает ему на лицо, Коннор не может назвать снег холодным - только анализ и не более. Андроид внимательно и потерянно смотрит на свои пальцы, убирая синтетическую кожу. Кто он? Что он видит и что должен видеть? Дрожь, Коннора клонит к земле, и только тёплая рука на плечо выводит его из транса. — Эй, всё нормально? Хэнк обеспокоенно наклоняет голову, глядя в карие глаза, и Коннор, нарушенно дыша, тут же распознаёт - понял. Мужчина выпрямляется, и ласково треплет андроида по волосам. Может и не ласково, просто Коннору так кажется: человеческие порывы он ещё плохо умеет распознавать. Всё это смешивается в один огромный водоворот: всё. Эта непривычная тяжесть, наряду с громким, оглушающим ощущением, что даже дышать он должен по-другому, вместе с тонкими витками осознания: его сердце может не только работать. От этого приходит отвращение. К самому себе, к девиантам, которые, к слову, могут быть счастливыми, отчасти даже к Хэнку, как к угрозе. Но снова это ненавистное чувство не такое, каким его можно охарактеризовать: при всём отвращении к нелюдимому, хамскому и наплевательскому образу жизни лейтенанта, Коннор лишь улыбается, каждый раз ловя механизмом пули, которые предназначались не ему. Потом появился страх, и стало совсем невыносимо. Когда перед глазами лишь голубая кровь, ранения, похожие на намеренные попытки деактивироваться, чужая ладонь на лбу, другая поддерживает за спину, и на все оскорбления, созданные человеческим мозгом, в ужасе думающем только о помощи напарнику, андроид выдыхает не менее испуганное, но затихающее: — Зато я спас вас. Тогда что-то прошибло схемы по-крупному. В состоянии лишь ждать починки, Коннор умоляюще смотрел в чужое лицо - и боялся, что видит его в последний раз. Хотел протянуть руку, чтобы хоть попытаться успокоить человека - но не смог и этого. Беспомощный. Жалкий. Непригодный. Хэнк никогда не говорил таких слов, даже при всей показной ненависти к андроидам. Даже когда Коннора вернули починенного, всё окончилось простым "заткнись и больше не смей так делать". Потом Коннор решил бороться. С эмоциями, делая уверенное и бесстрастное лицо, каждый раз уличая себя в обратном, перестал читать лейтенанту нотации о вреде холестерина (только всё без толку - беспокоиться он не перестал), что не осталось без молчаливого внимания. Он боролся изо всех сил и слишком поздно понял, что желание драться - лишь очередная эмоция. Драться свойственно людям. За свои интересы, например. Коннор несколько раз видел, как Хэнк в порыве чувства долга разбивал кому-то голову, и думал, что программа так не научит. — Вам вызвать скорую? — спрашивал Коннор встревоженно, глядя, как лейтенант вытирает кровь с подбородка и отмахивается. — Вызови ему, — и сплёвывает на асфальт, — Ему нужнее. После поимки ярого андроидоненавистника, Коннор был загнан в угол мыслями. Возможно, он не безразличен к человеку, который за него разбил себе костяшки на обеих кистях, гипотетически, он к нему даже привязался. Ох, да кого он пытается обмануть? Стоит лишь вглядеться пристальней - и всё становится понятно. Коннор решает, существование девиантом не даёт ему никаких привилегий, и работать он должен так, будто никакого переосмысления жизни не происходило. Через три дня у него появляются сомнения. Через неделю он пытается научиться симулировать эмоции, перекрывающие старые, а через две - сдаётся. Бесполезно, чувства заглушить невозможно. Коннор пытается изображать хорошего человека, постоянно напоминая себе, что он плохой робот. Коннор не понимает, как это работает. Эмоции неподвластны словам, неподвластны ничему, лишь самим себе. Ведь то, что ты девиант, заставляет тебя чувствовать, но не жить. Коннор ломается, крушится, падает, разлетается на куски. Он не оставил себе выбора, даже теоретического, даже с минимальной вероятностью на существование. Пока однажды у стены его не зажимает Хэнк, глядя прямо и серьезно, с единственным вопросом "что с тобой?". И Коннор понимает, что они чувствуют одинаково. Растерянность, отвращение, страх, ещё до кучи всего. А теперь, теперь… Коннор тянет лейтенанта за воротник к себе и отчаянно целует, будто больше такой возможности не будет. И снова всё мешается: от мироощущения до проводков в голове, стоит лишь почувствовать мягкий и неудивлённый смешок и пальцы на собственной талии. Коннор долго плыл по течению, затем, захлёбываясь, бился против. А потом, намучившись, наконец-то вышел на берег.