Формулы

Аксиома вторая. То, что написано на ваших руках, всегда появляется на руках вашей родственной души.

— Очередное предложение по исследованию природы соулмейтов отклонили, — рапортует Мидж, стряхивая крошки с лацканов темно-зеленого пиджака. Она выглядит как очаровательная, роковая — с заглавной буквы, хозяйка хаоса, и выдает ее немного смазанная вишневая помада. После четвертой пары они совершают нападение на студенческий буфет — пьют чай, потому что даже Бел Бьюкейтер не может противиться five o’clock-у, обедают или пытаются обедать и обсуждают самое свежее-важное-интригующее, хотя за поиск интриг в их компании по праву отвечала Бел, а за воплощение интриг в жизнь, безусловно, Мидж. — Сегодня снова спорила с отцом, — вторит ей Бел, тщательно и сосредоточенно размешивает сахар в катастрофически горячем чае. – Говорит, что не хочет еще одно поколение аутоиммунщиков. Я ему сотню раз объясняла, насколько перспективно предложенное исследование, а он боится его, как огня. Бел передает оставшиеся саше с сахаром молодому человеку напротив — немного мрачному, слишком худому и не очень высокому. Он веско замечает: — Ну да, давайте получим поколение ребят с онкологией, — его зовут Оливер Купер и он чертовски зануден — жизнь для него, кажется, проста и понятна, а чувства людей вокруг или слишком ясны, или настолько сложны, что он их вовсе не замечает. Его галстук строго завязан виндзорским узлом, но булавка длинная, серебряная — кошкой тянется в другую сторону, сбегает от хозяина и смеется над ним. — Я согласна даже на чуму, лишь бы отвязаться от этого безмолвного незнакомца по ту сторону ладони, — улыбается ему Бел, а потом мягко переводит тему. Они и так слышали про это сотню раз. — Есть новости, когда вернется доктор Томпсон? — Ходят слухи, что он вообще не вернется, Бел, — Мидж деловито забирает у нее кусочек сэндвича, предлагая взамен печенье. Бьюкейтер отказывается, а Оливер берет и кивает в знак благодарности. — Замечательная новость, все это меня очень радует, — глубоко вздыхает Бьюкейтер, со стуком возвращая кружку на столик — ее чай пахнет мятой, ромашкой и уснувшим летом. — И как мне теперь получить пропуск в лабораторию химанализа? — Новые пропуска сейчас выдаются только с разрешения декана, — настороженно отвечает Оливер, чуть сжимая губы. Он холоден, сух и тревожен и знает, что дальше скажет Бел, поэтому напряженно ждет ее ответ. Бел прячет взгляд в окне, где дремлет серый январь. Мокрый и ветреный, он касается ее лица длинными руками-лучиками редкого тусклого солнца, и глаза ее сразу светлеют. Она улыбается уголком губ, невесомо касаясь его руки: — А может быть ты, Оливер хитроумный, староста нашего курса, сможешь получить пропуск для меня? — Нет, Бел, даже не начинай, — он отдергивает руку и сразу закрывается, съеживается, выпуская иголки. Сжимает ладони так, что на подушечках остаются красные коготки луны — тревожится, несмотря на тишину и близких друзей рядом. — И вечно этот раздраженный тон, — она по-дружески толкает его в бок, аккуратно и легко, скорее желая извиниться, чем задеть. — Ничего, тогда придется мне уболтать доктора Котли, — пожимает она плечами и вдруг чувствует ужасное, щекочущее волнение. — Кого ты собралась убалтывать, Бел? — сестра Бел Бьюкейтер, Грейс, чертовски на нее не похожа. — Снова игнорируете здоровое питание? Я принесла вам кое-что вкусное, — светлая, тонкая и нежная, но при этом очень сильная и проницательная, она была весной, сестрой горящего лета, и в ее характере было заботиться обо всех. Грейс бегло целует Оливера в щеку и он отвечает ей — сразу чувствует себя как-то лучше и свободнее, бережно касаясь ее руки. Грейс смотрит на него с любовью; открыто, независимо и храбро. — Грейси, ты чудо! Мне особенно нравится твой греческий салат, — Мидж сразу же открывает пластиковый контейнер и ищет вилку. — Приготовила специально для тебя, — пожимает плечами Грейс, оставляя ей маленькую коробочку с заправкой для салата. — Грейс, ты слышала что-нибудь о Теодоре Котли? — мягко спрашивает Бел между делом, и ей кажется, что его имя пахнет яблоками и морозом. Кафетерий пустеет — перерыв заканчивается, и запахи становятся тише. Грейс иронично усмехается: — Бел, ты шутишь? Вы с отцом испортили мне завтрак своими спорами о проекте Котли. Бел долго смотрит на нее прежде, чем все понимает. — Боже, это проект Котли? – Мидж же схватывает на лету – подается вперед, желая узнать как можно больше. Грейс сдержанно произносит: — Т. У. Котли. Из-за него моя овсянка убежала, а кофе подгорел, — она укоризненно смотрит на Бел и продолжает. — Ну и еще отец уехал расстроенный. Бел, он боится совершить ошибку. Грейс смотрит на сестру в надежде увидеть понимание — она хочет мира, а в глазах Бел только огонь. — Ошибкой будет ничего не совершить. Ей ничего не отвечают — Грейс напряженно смотрит куда-то за ее спину. Бел оборачивается, следуя за ее взглядом, и замирает — не испуганно, не тревожно, скорее настороженно. Котли проходит мимо них со стаканчиком горячего кофе. Пахнет горько и совсем чуть-чуть – сладкой, яблочной свежестью. Что-то смущает ее в его чистых ладонях и слишком белом халате. — Кажется, он занимается биохимией, — отвечает Грейс, утаскивая у Мидж из салата сыр. — Что ж, теперь мне крайне необходим пропуск в лабораторию химанализа, — подмечает Бел, провожая его взглядом ровно до тех пор, пока яблочный аромат не растает в воздухе. Она возвращается к своему чаю и салату, но что-то странное цепляет ее взгляд. На ладони Мидж смазываются фиолетовые чернила — изящные, дорогие, но ужасно непрактичные. Бел хмурится, рассматривает надпись чуть лучше и вдруг взволнованно спрашивает: — Мидж, это твои чернила? — уже зная ответ. Вилка выпадает из руки Мидж.