Формулы

Его лаборатория располагается на третьем этаже и занимает почти все правое крыло. Точнее, называть лабораторию биохимии «его» не совсем верно — Котли возглавил ее только месяц назад. Бел опрометчиво пропустила мимо ушей все новости в университете, потому что была занята подготовкой отчетов по первому этапу своей работы. Отчеты написаны, тезисы отправлены на конференцию в Эдинбурге, а новенький пропуск открывает двери в лабораторию. Интересна ли Бел биохимия? Возможно. Интересна ли ей природа соулмейтов? Неоспоримо. В восторге ли она от идеи Котли? Лучше не спрашивайте. Бел с наслаждением нажимает на ручку, та поддается легко, и она тихонько проходит дальше. Полседьмого вечера, уже совсем темно — февраль. Здесь три комнаты, две — лаборатория и третья, самая дальняя, что-то вроде кабинета. Одна большая — лабораторные столы, шкафы с реактивами, две раковины; большие окна — черные озера с рыжими рыбами-фонариками. Вторая, смежная, куда нельзя без халата и сменной обуви — одно из самых стерильных помещений в университете. Бел тихо проходит дальше, к третьей двери. Таблички нет, видимо, не успели сделать новую. Стучится коротко два раза, выжидает пару секунд и приоткрывает дверь: — Доктор Котли? Бел сразу его видит — кабинет очень маленький, холодный, наполненный воздухом. Видимо, Котли только недавно закрыл зиму за окном. Он работает за ноутбуком. Желтый свет от настольной лампы рассеивает тени, сглаживает строгость и упорядоченность рабочего стола — там, конечно же, остывший кофе в темно-зеленой кружке и стопка проверенных студенческих работ. — Мисс Бьюкейтер, — он смотрит на нее, как будто вспоминая, что она вообще делает в лаборатории. Вспоминает, закрывает ноутбук и встает из-за стола. Бел остается на пороге. — Надеюсь, вы достаточно искусны в мытье носиков и лабораторной посуды, — бросает он, подходя ближе. Смотрит вроде бы серьезно, а вроде и с загадкой — в наклоне головы, в глазах и изгибе губ. Бел чувствует его: — Думаю, я могла бы защитить кандидатскую по дистиллированной воде. — Я ценю, что вы с таким рвением кидаетесь в работу, — он усмехается. — Пойдемте со мной. Они выходят в лабораторию — Котли щелкает выключателем. Лампы сначала жужжат, затем нехотя зажигаются. Мигают от недовольства, потрескивают от холода, но потом разогреваются и замолкают. — Доктор Томпсон написал мне на днях письмо, попросил уделить вам время, — он показывает рукой на стул и садится перед ней. Бел опускается на стул и обнимает сумку, что принесла с собой. — Он указал, что вы уже закончили работу с хроматографом, — он смотрит на нее серьезно, прямо, она отвечает тем же — даже выпрямляет спину и старается быть еще более вежливой, чем обычно, но ответ все равно выходит немного резким: — Мне необходимо переделать несколько экспериментов, доктор Котли. Возможно, доктор Томпсон тоже это указал. Он скрывает, стирает улыбку рукой — это почти неуловимый жест. Его тыльная сторона ладони чиста, но Бел краем глаза замечает, что обратная сторона кисти расписана посланием. Интересно, это список продуктов на ужин? — К сожалению, у меня нет возможности помочь вам с работой и надеюсь, что вашего опыта хватит. — Я и не надеялась на вашу помощь, — получается слишком грубо, поэтому она добавляет, — доктор Котли. Он усмехается и коротко кивает ей: — Я рад, что мы пришли к соглашению, мисс Бьюкейтер. Спектрометр в вашем распоряжении по вечерам. Он встает со стула, и она следует за ним, чуть не выронив сумку — получается чуть более неловко, чем обычно. Котли уже почти возвращается в кабинет, да здесь и возвращаться всего пару шагов, как она спрашивает: — Как я могу вас отблагодарить? Он держится за ручку двери, когда смотрит на нее. Отчего-то ее вопрос очень смешит его, он щурит глаза, как большой довольный кот: — Помойте за собой посуду. Она неловко улыбается и кивает. Котли исчезает, и в лаборатории становится тихо, прохладно и пусто. Бел проходит к хроматографу, достает свои виалы. Совсем крохотные, стеклянные, с синенькими крышечками — аккуратно ставит их в чашку Петри, чтобы они никуда не разбежались и не потерялись, и громко выдыхает. У нее четыре наполненные виалы — образцы, с которыми она не закончила в прошлом семестре, и четыре подставные — там только растворитель. Ее отнюдь не гениальный план — узнать об исследовании Котли как можно больше, а если повезет, предложить свои идеи — идет просто идеально. Особенно, когда она ставит первую пробу в масс-спектрометр и делает пометки на левой ладони, записывает номер пробы, чтобы потом перенести в протокол, и отмечает, какой растворитель использовала. Бел запускает спектрометр и возвращается к своим записям. В ее лабораторном журнале ни слова о масс-спектрометрии — только четкий, продуманный эксперимент по генной терапии, что будет использоваться в качестве лекарства от судьбы. Поэты говорят, что вместо крови у соулмейтов чернила, ученые отвечают, что это не чернила, а группа INK-белков. От кропотливого занятия ее отвлекает Котли. Он выходит из кабинета и проходит мимо Бел, почти не обращая на нее внимания. Она смотрит ему в спину и неожиданно для себя рассматривает его ладони, которые видно мельком и всего одно мгновение — исписанные темно-синими чернилами. Он ставит на раковину кружку и включает воду — тихую, тонкую, чтобы ей не мешать. Капает жидкое мыло себе на руки, оно отчего-то почти не пенится, и только потом ополаскивает кружку от кофе. Когда он выключает воду и тянется за бумажным полотенцем, Бел видит, слишком хорошо видит, что его руки чисты. — Я готова поклясться, что вы только что смыли надписи родственной души, — Бел сама не знает, зачем это говорит, скорее просто констатирует факт невозможного и удачного эксперимента. — Да ну? — Котли комкает полотенце и только потом разворачивается к ней. Облокачивается на раковину и смотрит на нее медленно и испытующе. — Она настолько вас достает? — не отступает Бел, чуть вытягивая шею. Ей хочется снова взглянуть на его ладони, чтобы убедиться, еще раз убедиться, но он их прячет за спиной, и все кажется каким-то странным сном. — Мисс Бьюкейтер, не кажется ли вам, что это не совсем ваше дело? — немного раздраженно отвечает он и отталкивается от раковины. Бел внезапно становится очень неловко. — Но… Это же… — она пытается найти оправдание, но потом сдается. — Да, вы правы. Я прошу прощения, — она громко выдыхает и отворачивается от него обратно к компьютеру — щеки у нее такие же рыжие, как и волосы. Он подходит к ее рабочему столу, бросает взгляд на компьютер, на напуганные, дрогнувшие от его шага виалки, а потом смотрит на ее руки и говорит медленно, холодно и скользяще: — Вы тоже свою родственную душу молчанием не балуете, как я посмотрю, — от него пахнет осенними зелеными яблоками — твердыми, с кислинкой, очень сочными. Ему хочется взять ее за руку и прочитать все, что было стерто им самим со своих рук, но он тянется только к ее записям. — Может быть, если бы он мне ответил, мы бы смогли встретиться и все обсудить, — как-то обиженно буркает Бел, а потом возвращает ему. — Но знаете, это не ваше дело, доктор Котли. Он усмехается. Горько и с иронией замечает, проведя пальцем по открытой странице: — К этому образцу нужны другие параметры, — а потом снова исчезает в своем кабинете. Бел слушает жужжание ламп и стук своего сердца. Она старается не думать о том, что в ее тетради все еще не было ни слова о масс-спектрометрии — старается не смотреть на свои ладони. Он возвращается спустя двадцать минут или спустя два часа. Она не считает, да и часов у нее нет — они покоятся где-то в ее сумке. Он забирает ее из мира хроматограмм, растворителей и органических веществ, легко касается рукой ее плеча, когда она не откликается на его голос. Бел вздрагивает и тут же разворачивается. Мир сначала плывет — не больше пары секунд из-за резкого движения, а потом концентрируется на нем. Он стоит в пальто — черном, кашемировом, теплом, держит в руках сумку с ноутбуком и ключи. — Мисс Бьюкейтер, уже поздно. Она не верит ему, поэтому тянется за телефоном и, как только видит время, жмурится: — Боже, Грейс меня убьет, — Бел вскакивает со стула, начинает собираться, но не знает с чего начать. — И вы, кажется, тоже… Знаете, в хроматограммах просто тонешь, пока подберешь режим… — она покачивается, чуть не хватается за его руку, но вовремя останавливает себя. — Ох, прошу прощения, — Котли прячет свою руку в карман пальто. Ей требуется чуть больше тридцати секунд, чтобы выключить компьютер и оставить остывать хроматограф. Сумка кажется чуть более легкой, когда она берет ее в руки и поворачивается к Котли, скучающему и немного уставшему. — А тетрадь? — напоминает он, чуть кивая ей. — Что ж, обычно я не такая забывчивая, — Бел тут же запихивает ее в сумку и улыбается немного нервно. Они идут по темному коридору в тишине — слышен только стук туфель Котли. Бел косится на него, думает, как ему не холодно в такой снегопад. Но он идет дальше, приоткрывая двери перед ней и пропуская ее вперед. Ей приходится ускорять шаг каждый раз и это жутко неудобно и неловко — опережать его, затем кошкой проскальзывать в дверной проем, останавливаться и ждать — идти дальше только когда дверь громко захлопывается за их спинами. В конце концов их путь заканчивается — лаконично на лестнице у входа в университет. Бел хочет побыстрее с ним попрощаться, но он окликает ее. — Как вы доберетесь до дома? — вопрос кажется слишком странным и личным, но на часах уже почти полночь. Их подслушивает только снегопад. — Может быть, успею на последний поезд метро, — жмет плечами Бел, надевая на голову белую вязаную шапку. Прячет уши, кутается в тепло и уют, а вслед за шапкой идут варежки. — А где вы живете? — Котли же игнорирует шапки и не любит все перчатки, кроме лабораторных. Снег падает медленно и тихо — пушинками остается на его темных волосах. — Вы же не думаете, что я назову вам свой настоящий адрес? — приподнимает бровь Бел. Котли отвечает ей тем же: — Мне будет достаточно станции метро. — Боюсь, что до Кэтфорда метро еще не построили. Теперь мне стоит оглядываться? — неловко улыбается она. — Только если будете снова следить за моими руками, — в тон отвечает ей Котли, а потом вдруг серьезно смотрит на нее. — Я могу вас подвезти. Бел отшатывается, выставляя руки перед собой. Машет головой из стороны в сторону: — Нет-нет-нет, — она чуть не перебивает его, не позволяя ему ничего сказать. — Доктор Котли, меня и так слишком много. Вы не обязаны быть настолько любезным, — она чуть успокаивается, выдыхает и делает еще один шаг назад. — Доброй ночи. Она разворачивается и быстрым шагом спускается по лестнице. Оставляет следы на первом ночном снегу — невесомые, легкие, такие, что пропадут через несколько часов. — Доброй ночи, Бел Бьюкейтер. Котли молчит, смотрит задумчиво ей вслед — снег сахаром ложится на его плечи.