Формулы

Стены палаты такие белые, что майское, почти что летнее солнце слепит глаза. Капельница кап-кап-капает быстрее, чем печатает Бел, что сидит рядом с его кроватью. Палата становится для него апартаментами по завышенной цене, для нее — рабочим местом без бесплатного кофе. Бел почти не обращается внимание на миссис Эйвери, которая, ввиду своего многолетнего опыта, была не только саркастичной, но и строгой медсестрой. — Доктор Котли, если вы еще раз скрутите капельницу на более быстрый режим, я пожалуюсь вашему лечащему врачу! — она уходит, бормоча что-то о слишком умных пациентах, и почти не слышит его ответ. — Миссис Эйвери, клянусь, я не трогал ее, — бессовестно врет он, приподнимаясь на подушках. Котли все еще очень бледный. Бел надеется, что сможет забыть первые дни, когда он был в реанимации — желтый свет настольной лампы постовой медсестры был единственным ее солнцем. Когда он очнулся, потребовал зеленых, жутко кислых яблок. И сказал, что у Бел прическа набекрень. Она едва ли снова его не отправила в кому. Спустя две недели май расцветает вязами за окнами больницы. Пахнет так сладко и так нежно, что кажется, что они смогут пережить все на свете. — Теперь я знаю, чем буду угрожать тебе, когда ты меня не слушаешься, — смеется Бел, хитро ему подмигивая. Он смотрит на нее, щурясь от наглого солнца: — Боюсь, моя милая Бел, я никогда не буду тебя слушаться, только слушать. Чертова Юстон-стрит становится для Бел домашней станцией. Она закатывает глаза — но в который раз безмерно, безумно благодарит все силы на свете, что он все еще с ней. Обходит его кровать и подсаживается к нему с другой стороны. — Так вот, услышь, дорогой мой, — она зачитывает ему название их статьи, что готовится к выпуску, — «Обнадеживающие доклинические исследования первого в мире лекарства от соулмейтов: моноклонального антитела, направленного на INK-1». Он недолго молчит, прежде чем отвечает ей. — Не совсем так. Позволь мне, — Котли разворачивает ее ноутбук к себе и сильно щурится, прежде чем наконец-то что-то быстро печатает на клавиатуре. Он скрывает улыбку, когда возвращает ей ноутбук. Смотрит на нее серьезно. — Вот теперь все правильно. В палате пахнет сиренью. На его тумбочке медленно увядает букет, а солнце делает Котли еще более болезненным, но Бел знает, что его волчанка будет в ремиссии, он купит себе новую машину — и все начнется заново. Бел наконец-то вчитывается в изменения, что он предложил. — Ты поставил меня первым автором? Ей хочется так много сказать ему, но она просто смеется — тихо, чтобы не спугнуть счастье. Говорит ему хитро: — Я больше никогда не позволю тебе пропустить капельницу. Миссис Эйвери заходит в палату с грохотом — везет за собой аппарат для инфузий. Он думает, что ему полюбились долгие капельницы — только потому, что теперь она считает каждую каплю вместе с ним. Его волчанка, оставшаяся ему от родителей, что не хотели быть вместе, оказывается всего лишь небольшой платой. Бел захлопывает ноутбук и сжимает его руку. Он смотрит на нее — веснушки, что Бел пытается прятать, нещадно высыпали на ее щеках почти что летними, рыжими созвездиями. Весна, все-таки, берет свое. — Я люблю тебя, — читает она по его губам. Она целует его аккуратно, почти неощутимо — и это лучший ответ. Статья за авторством Бел Бьюкейтер и коллег выходит в Cell немного позже, когда их результаты подтверждает независимая лаборатория, и переворачивает их маленький мир.