как въедливые духи

Драко — элитная изумрудная змейка с чешуёй из баснословно дорогих картье, армани и луи вуиттон; ему драить чертовы стены не усралось вовсе — он идиотский костюм подгнившей апельсинки не трогает даже, оставляет в том же ящике, в котором кто-то до него бросил использованные презики икс-икс-эль. Мерзость, парня от воспоминаний этих передергивает, выворачивает утренним лобстером с трюфелями, запитым брендовым шампанским; рвотный порыв же обрывается где-то в подъязычье жевачкой с ментолом. Малфоя бесит ситуация, поэтапно выводит из шаткого равновесия палящее солнце и хреновы граффити, которые отмыть можно разве что кислотой. Поэтому парень лишь закатывает глаза, а после мысленного счета до трех обводит взглядом «как-я-вас-всех-ненавижу» это сборище долбоебов рядом, кривится и поджигает спрятанную от надзирателя сигарету: — Опять куришь бабские тонкие, сынок? У тебя что, яиц нет, а? — Уэйд чувствует себя абсолютно в своей тарелке, ковыряя пикой брошенные банки из-под пепси; веселится гад, потому что это место — загаженные улицы и серая коробка для мусора — уже практически дом; личное чистилище, с которым связано слишком до фонаря всего. — Пошёл на хуй, Руди. — сплевывает ему Драко, — Это ты обосрался, а на отработки забрали нас. — Да ладно вам. Мы ведь, блять, друзья. Сраные мушкетеры. И их всего-то поймали с травкой, лечебной (совершенно не), принесенной одним из альтер-эго этого пиздюка-Уэйда для «развлекухи». Малфой только — чистоплюй до мозга костей, сыночек богатеньких родителей — попался по-крупному впервые, точнее, впервые его не отмазал влиятельный папаша, сказал: «мальчик, ты заебал попадать в неприятности. Отдувайся сам». И забрал ключи, от бентли; вот же сукин сын. — Я только что официально лишила тебя, Руди, главного достоинства. — Октавии на мелькающий на границе срок определенно плевать, с ее-то способностями Блейк плевать совершенно на все; пошло в пизду и лесом. Она на своей личной скамейке лежит, закинув ноги в армейских ботинках на спинку, лицо чеканно высеченное подставляя под обжигающие лучи, — Чик-чик, мудозвон. Чик-чик. — Ебушки воробушки, О. Хоть бы иногда возвращалась из своего выдуманного апокалипсистического мирка. — у брюнетки ведь способность проживать две жизни: одну с дебилами в оранжевом, которых девушка называет своими друзьями тире придурками, другую — в качестве риппо-воительницы, собственной кровью измазавшей лицо, в голове; глаза ее черные в это время молоко. — Бубенчики мои, слышите, с вами все будет хорошо. Я не дам этой чокнутой нас разделить. А потом Уэйд еще больше болтает, кривляется, возмущается, наматывает чужие сопли на кулак, руками-паклями в Малфоя тыкая, ведь тот злится, закипает до взрывоопасного состояния, уже даже клыками своими ядовитыми клацая у горла Руди; тот пищит, как заправская девчонка во время оргазма. Джесс невольно смехом брызгает в кулак, чтоб не заметил засранец, не узнал чтоб о том, что девушка на него исподтишка поглядывает, улыбается. — Харе строить из себя недотрогу, подруга. Просто поцелуй его, а то у меня от ваших переглядок уже живот сводит. Октавия всегда говорит то, что видит, грубо носом тыкая, словно нашкодившую кошку в твое искренне изгаженное нижнее белье. Блейк не пытается выдать желаемое за действительное, рубя с плеча резко, но правдиво — Джесс за это ее, наверное, и любит. Любит точно сильнее, чем дурака Уэйда и всех, кто в нем демонами сидит. А взгляда придурок этот от девушки-кудряшки не отводит, в чертовы гляделки играет, посылает нелепые воздушные поцелуи, полные нескрытого намека на секс в туалетной кабинке; Джесс ему в ответку — красивейшие факи. — Серьезно, рыбка? Да я ж охренеть, как прекрасен. Посмотри на это личико, оно идеально, а гора мышц, обаяние и кое-что пиздецки огромное? — Это твое самомнение, кусок дерьма. — отзывается Драко, вальяжно ноги Блейк на свои колени складывая; брюнетка только головой согласно кивает, усмехается. — Ты бы лучше помог уговорить нашу обожаемую подругу завязать с монашеством, чтобы я тогда смог выразить свою любовь к ней физически, прекрасным союзом наших гениталий. Тоже мне друг. — Мечтать не вредно, Руди. Джесс явно спятила, дошла до ручки и свихнулась посреди «охуенного» дня на природе, ведь она практически готова действительно поцеловать этого ублюдка, потому что, кажется, в его компании ей довольно-таки хорошо (или это все из-за Малфоя и Октавии, которые вроде как вторая семья?). Джесс определенно ловит горячку; ей, скорее всего, напекло.