10 НОЯБРЯ 2038 ГОДА 3:45
— Если мы сами заберем товар, — возмутилась Норт, — нас засекут камеры, и в любом случае мы останемся замеченными. — В том то и дело, — Лилиан кивнула. — Нам нужно снять дом в месте, где нет рядом блокпоста и куда груз беспрепятственно доедет со склада. Мне доставят его без вопросов, если у компании на руках будет накладная с подписью Томаса. — В пяти кварталах, не доезжая до центра, есть автоматизированный дом. Оформить договор? — быстро проанализировал Джош. — Оформляй на сутки, — Лилиан протянула андроиду бумагу с данными Томаса Моргана. — Итак. Во всех складах есть отдел продаж, единый во всем Киберлайф. Вы должны незаметно проникнуть в отдел, не уничтожая дроны, взломать сервер и создать накладную на все нужные нам товары, используя данные Томаса. Обязательно с доставкой в этот дом. После этого отправите мне сообщение. В восемь часов все автомобили с товарами сами отправляются к заказчикам. Нам останется только подождать его, взломать и отвести в Иерихон. Все просто. — Мы очень много товаров заказываем на имя твоего дяди. Разве это не странно? — спросила Норт. — Томас не раз закупал запчасти для новых разработок и экспериментов, поэтому ни у кого вопросов покупка не вызовет. А он вряд ли заметит пропажу денег. Для него это не так уж и много. — Ты уверена, что в отделе не будет людей? — с закрытыми глазами спросил Джош, видимо все еще составляя договор. — Во всем Детройтском отделении Киберлайф только два бухгалтера, и они работают в главной башне, контролируя машины. Там будет лишь охрана и видеонаблюдение. Вам нужно будет стереть запись с вами, но не отключать всю сеть. Справитесь? — И не такое взламывали, — уверенно кивнула Норт. — Пароль для доступа к дому, — Джош вернул Лилиан бумагу, на которой теперь лаконично красовался код, выведенный красной пастой. Лилиан усмехнулась. — Откуда у тебя ручка? — Моя модель предназначена для преподавания в университете, так что пользовался я ей часто. Сейчас исправлять нечего, но привычка осталась, — как-то грустно ответил Джош, видимо вспоминая прошлое. Норт заботливо положила руку на его плечо, поддерживая. — Будьте осторожны. И помните, что вас не должны видеть. Никто. Университетские годы не были радужными для Джоша, раз он стал девиантом, думает Лилиан, покидая такси и оставляя андроидов наедине с миссией. Впереди нее современный двухэтажный умный дом, оплаченный из кошелька Томаса. Лилиан медленно произносит код, и белые двери плавно отъезжают, пуская ее внутрь. Она с тревогой легла на диван в гостиной, игнорируя приветствия дома, и мысли ее полностью занял Коннор. Отчего-то она ощутила резкую потребность в его прикосновении: ей захотелось взять его за руку и не отпускать. Она достала из кармана пальто телефон и плавно провела по значку контакта Коннора. Она думала о нем каждую минуту, пока его не было: даже в такси он отвлеченно, но все же мелькал в ее мыслях. Она была без ума от него, но не смела нажать на значок вызова. Ни к чему ему сейчас волноваться и отвлекаться от дела — ему ведь тоже нужно придумать план. Но без него, в одиночестве, было мучительно и утомительно настолько, что Лилиан физически ощущала напряжение и невыносимую тягу к нему. Он, словно наркотик, не давал ей мыслить не о нем. Ребекка сказала ей, что ее любовь к Джону была ее благословением и проклятьем: он заменил ей красный лед, но когда его не стало, наркотик уже не мог заменить ничего. Безумная, чувственная любовь — это цель жизни для многих, но когда ты наконец находишь ее, она требует полной отдачи, полного контроля над тобой. Полюбив, Лилиан едва держала себя в руках. И единственным спасением стал рваный, беспокойный сон, то и дело прерывающийся сообщениями от Джоша и Норт. Она стала вслушиваться в происходящее на улице, пытаясь спастись от мыслей. Здесь выстрелы были слышны лучше, и Лилиан раз за разом вздрагивала, когда звук доносился слишком громко. Ей казалось, что ее ищут, что Томас уже все прознал и хочет избавиться от нее также, как избавился от Джона. Но в доме было тихо и спокойно.***
— Все прошло на удивление идеально, даже не верится, — задумчиво проговорила Норт, мысленно проверяя, не оставили ли они следов. — Сервер взламывали долго, но накладную создали. Все прошло аккуратно, хотя пару раз нас чуть не поймали военные, но помогло слепое пятно по бокам их экипировки на шлеме. Они стояли на заднем дворе, в тени дерева, опасаясь прослушки в доме. Норт сидела на толстом корне, а Джош и Лилиан стояли. Андроид задумчиво разглядывал небо. — Я знал, что есть неравнодушные нам люди, знал, — тихо сказал он, привлекая внимание Лилиан. — Без тебя нам бы пришлось красть в открытую. Это настроило бы вас против. Но ты... Спасибо. Ты спасла многих наших. — Еще не спасла, нам нужно ждать машину, — Лилиан взглянула на часы в телефоне. Было шесть утра. — Можете считать, что это подарок за прощение Коннора. — Маркус простил его, хотя я была против, — вздохнула Норт, видимо жалея о своей импульсивности. — Он рассказал, что нашел Саймона, и из-за него его убили... Мне хотелось мести. — Саймон — это андроид, которого вы бросили на крыше? Норт склонила голову, смыкая руки в замок. Джош, почувствовав, как ей тяжело, избавил ее от ответа, но голос его звучал глухо и скорбно: — Да. Он был ранен, и нам пришлось это сделать. Он отдал жизнь за народ. — Но Коннор мог узнать местоположение Иерихона... — Лилиан вспомнила, как подгоняла его броситься на андроида. — К счастью, его остановил программный сбой и Хэнк. — Ты ведь с нами из-за него, так? — Норт подняла на нее испытывающий взгляд, но куда более дружелебный, чем тот, в такси. Лилиан медленно кивнула. — Слушай, Норт, я на вашей стороне, можешь не сомневаться. Я уже рисковала всем, позволяя вам взламывать сервера и пользоваться данными моего дяди, ты можешь мне доверять. Норт было сложно откинуть сомнения и недоверие, поселившиеся в ее душе после побега, но уважение она к Лилиан испытывала. В конце концов, она сделала бы то же для Маркуса, если была бы человеком.***
9:03
Грузовой автомобиль приехал ровно в срок, и Норт быстро взломала его. Лилиан в очередной раз восхитилась способностям андроидов: одно, казалось бы, прикосновение, и все работает на тебя. Внутри, на сиденье, красовалась распечатанная накладная с электронной подписью Томаса и начальника отдела сбыта. Далее в столбик были перечислены все товары, заказанные якобы ее дядей и кругленькая сумма в конце, как вишенка на торте. Лилиан сомневалась, что Томас обнаружит ее уже сегодня: он никогда не имел привычку проверять свои счета и покупки. Он всегда тратил деньги так же быстро, как зарабатывал их, а потому излишним контролем не увлекался. Джон, наверное, гордился бы ей, узнав, как она обманула Киберлайф и дядю. Мысль эта, однако же, больше не грела ее. Норт, увидев полный запчастями и голубой кровью грузовик, обрадовалась, предвкушая исцеление соратников. В пути Лилиан проматывала телевизионные каналы и ни на одном не увидела новости об ограблении склада Киберлайф. — У вас получилось! — улыбнулась она, отключая планшет. — У нас, Лилиан, у нас, — вторил ей Джош, и она почувствовала искреннюю радость, представив, как у раненных, умирающих андроидов, появляется новая надежда.***
Усилиями девиантов все запчасти были занесены в церковь, а автомобиль вернулся себе в склад с очищенной историей поездок, чтобы никто не мог отыскать новый Иерихон. Лилиан вымоталась за эту ночь: голова от переживаний уже болела. Она лежала на церковной скамейке, и голова ее покоилась на ногах Коннора. Он сидел спокойно, глядя на девиантов, которые оживленно сновали вокруг привезенных ящиков и меняли друг другу поврежденные компоненты. "Я не герой, - думает Лилиан, глядя на радостных андроидов, - я предательница. Они сражаются за свой народ, я же от своего бегу". Она посмотрела на Коннора - главную причину, по которой она здесь. В ее взгляде были гаснущее напряжение, и сострадание, и враждебность, навеянная мыслями, и отчаяние. Коннор опять был отвлечен, и пустой взгляд в никуда раздражал Лилиан: прекрасное лицо Коннора с безразличием становилось каким-то восковым и искусственным. Он был здесь, рядом с ней, держал ее за руку, и молчание было настолько чувственным, что опьяняло Лилиан, как летнее вино, выпитое с губ возлюбленного. Коннор был настолько сладок, что ей хотелось еще и еще. Она поднесла его руку к своим волосам, закрывая глаза. В темноте век перед ней сразу предстал, как наяву, слегка удивленный взгляд Коннора, легонько вздернутая бровь и медовая бронза глаз, теплых и ясных. Ему хотелось что-нибудь сказать, но все фразы, приходящие на ум, были такие сухие, что от недовольства он прикусил язык, который тут же восстановил поврежденные ткани. Черные волосы Лилиан ярко сияли с падающим на них рассеянным светом. Зрелище завораживало, пробуждая в андроиде неведанные ныне ощущение. — Ты красивая, — не задумываясь над словами, внезапно выдал движимый лишь душевным порывом Коннор, и Лилиан от удивления распахнула глаза. — Что ты сказал? — Ты красивая, — он вдруг ощутил себя глупым, и ему захотелось раствориться в воздухе, чтобы пропасть от удивленного взгляда девушки. Она изучающе оглядела его лицо и тихо рассмеялась, вновь удивляя Коннора. — Ты смущен! Она была юна и импульсивна, и налеты мрачности легко менялись у нее на теплое и радостное расположение духа. Поведение Лилиан ставило Коннора в тупик, и с азартом, с которым он раскрывал дело, ему захотелось открыть и тайну самой Лилиан. Он словил себя на мысли, что она изменилась с тех пор, как впервые вошла в полицейский участок, или изменилось лишь его отношение к ней: теперь он не мог думать о ней без теплоты и щемящего чувства в груди, которое еще не вполне осознанно понимал. Но все же Лилиан изменилась — будто распустилась на его глазах, выпрямилась и открылась миру в подлинном обличье, не тая и не скрывая свою сущность. — Что такое смущение? — лицо Коннора просветлело. — Ну, я не настолько сильна в терминах, как ты, — она снова закрыла глаза и устроилась поудобнее, отчего волосы раскинулись на скамье. Коннор задумчиво провел кончиками пальцев по ним. — Объясни мне. Лилиан задумалась, прислушиваясь к себе и раздумывая над объяснением. — Когда ты так делаешь, например, я смущена, — она улыбалась, и Коннор убрал ладонь, — но мне это нравится. — Стыд и застенчивость — это приятно? — недоумевал Коннор. — Нет, но смущение перед чувствами имеет свой шарм, согласен? — Только когда смущен не ты, а кто-то другой, — усмехнулся он, радуясь маленькой победе. Мир чувств был таким увлекательным и непонятным, что каждое ощущение, каждую эмоцию он старался с жадностью запомнить. Он пробовал жизнь на вкус, и яркое сочетание сладко-горьких чувств ему безумно нравилось. Его жизнь остро менялась почти каждый миг, это захватывало и пленило дух, теперь свободный от алгоритмов. — Ты прав. — А что такое правда? — щелкнуло в голове Коннора. — Разве может быть только одно едино верное? — Только если у тебя холодный расчет и беспристрастное равнодушие. Приказ, команда... ты все понимаешь, Коннор. Но в жарком счастье верными покажутся радости и развлечения, в одиночестве грусти тебе захочется пуститься в тяжкий путь познания и поисков. Все относительно. Относительно до безобразия так, что в одно время тебе блевать от этой неопределенности мира хочется, а в другой тебе покажется, что это чудеснейший дар... — Откуда ты все это знаешь? — совершенно серьезно спросил Коннор, на всякий случай занося слова Лилиан надежно в память. — Я не знаю, я просто болтаю о том, что хотела бы знать, — она чувствовала, как ее захватывает сонная нега. Голос Коннора разливался в ее голове подобно шелесту волн моря. — А что верное для тебя сейчас? — он нежно перебирал волосы. Лилиан улыбнулась, и щеки ее порозовели. — Лишь то, что я хочу тебя поцеловать. Она приподнялась, и он коснулся ее губ, пробуя ее на вкус, как саму жизнь, и в сознании его вспыхнула мысль. Она была смущена. — Мне пора идти. Приходи, как освободишься, — она плавно поднялась и ушла, впервые оставив после себя не растерянность, а тепло, заставив жалеть, что чувство нельзя оставить в базе данных так, чтобы потом вновь и вновь переживать его заново.***
Ребекка и подумать не могла, что найдет в банальной уборке что-то особенное, исцеляющее душу. Раньше она не переносила уборку, считая ее презренным и скучным занятием, не заслуживающим внимания. Теперь ее вдохновляла мысль, что Лилиан рано или поздно придет в номер, и вместо пыли и холода увидит чистоту и горячий обед. Ей наконец за долгие годы было, за кем следить и за кем заботиться, и порыв ей придавал сил. Лилиан вошла в номер и застыла. Все буквально блестело, и воздух был непривычно чистым и свежим. Ребекка искренно улыбалась, отчего у Лилиан навернулись слезы на глаза. Она услышала запах фруктов и овсянки. — Ты в порядке? — мать подошла к ней и помогла снять пальто. — Я волновалась, вот и убралась. — Да... Все прошло замечательно, Коннор в порядке, — Лилиан села на кровать. — Всю ночь не спала. — Ложись, тебе понадобятся силы, раз ничего еще не кончено, — Ребекка поднесла Лилиан кружку чая и тарелку с персиками. Она молча перекусила, обдумывая планы. — Что дальше? — Тебе нужно перебраться в более безопасное место. Подальше от всего этого. Здесь ненадежно, в любой момент может случиться непредсказуемое, — начала Лилиан, тяжело вздохнув. Трудно отпустить дорого человека, пусть и ради его безопасности. — Ты можешь оставить меня? Я догоню тебя, когда все решится. Рисковать тобой нельзя. Ребекка откинулась на кровать, почувствовав усталость. Она только увидела дочь, но теперь ей нужно бежать от неведомой опасности. — Давай сразу уедем вместе, — предложила она, и Лилиан нахмурилась, тут же ожесточившись. — Ты уже помогла им, сделала все, что в твоих силах. Лилиан отвернулась, разозлившись словам матери. Уйти, бросить Коннора, не сказав ни слова после всего, что случилось между ними? Сбежать за беззаботной жизнью, оставив позади вину и сожаления? Нет, она не могла себе позволить слабости, только начав ковать характер. — Нет, не все. У меня есть незаконченные дела, но ты должна уйти. Я приду, не бойся, — она повернулась к матери и сжала ее ладони. Ребекка давилась горькими слезами. — Ты ждала меня многие годы, верно? Чего стоит пара дней после всего этого? — И куда мне бежать? — сдавленно спросила мать, смиряясь с решением дочери. Лилиан в сущности оказалась свободолюбивой. Если ее держать, догадывалась Ребекка, она убежит за ветром вольности и больше не вернется. — В Канаду. У тебя есть документы? — мать кивнула. — Тогда я пойду обналичить деньги, а ты собирайся, — Лилиан обняла ее. — Я люблю тебя. Ты не должна слушать меня, но, пожалуйста, будь в безопасности. — Мы много чего не должны... — хмыкнула Ребекка.***
Коннор пришел с луной, стыдливо спрятавшейся за его спиной. Лилиан тогда изнемогала от одиночества, охватившего всю ее тяжелыми цепями, но когда за ним закрылась дверь, тень ее страхов исчезла, и в ее мир спустился короткий праздник. Когда Лилиан посмотрела на Коннора, мелочи неожиданно засверкали. Бунт и переживания остались далеко позади. Будущее оказалось столь призрачным, что она не позволила себе по нему грустить. Прошлое же навсегда было потеряно, давно минуло и исчезло безвозвратно, и хотя воспоминания оставались с ней в настоящем, они были лишь отголосками, искаженными сегодняшними чувствами, а потому и ложной копией прошлого. Лилиан восхищена Коннором, мягким сиянием луны, холодом улицы, беглыми прикосновениями и своими руками, что вцепились в его куртку, которая спустя миг с мягким стоном падает на пол. Лилиан двигается как во сне, не сводя взгляда с глаз Коннора: ей отчего-то кажется, что в них скрыт весь мир, и если она отвернется от них, то проснется в старой золотой клетке. Лилиан играет, и Коннор слепо следует ее правилам, целует, не закрывая глаз, будто смотрит в ее душу, следит за каждым движением и пытается ярко запечатлеть его в своей памяти, выжечь в программном коде. Но все как в тумане. Прошлого для Лилиан больше не существовало. Она забыла идею будущего. Но здесь, в настоящем, рядом был Коннор, и каждое мгновение с ним, пусть и неминуемо уходящее, приносило ей жизнь, неотделимую от счастья. Лилиан больше не вспоминала, не планировала, не волновалась, как раньше. Жизнь — это все, что ей нужно. А Коннор... Из-за Коннора она чувствует себя живой, и это чертов нерушимый круг, порочный и яркий, как луна за окном. Искры поцелуев, горящая плоть, трогательные касания пальцев по тонкой бледной коже, светящейся во тьме, объятия и смех - все смешалось и отделилось, застыло в мгновение и взорвалось вдруг мериадами жизни и смерти воедино. Лилиан хотелось кричать и она кричала, сводя с ума Коннора: он уже давно ничего не понимал, да и не нужно было! Он будто безвозвратно падал в пропасть без дна и времени, бежал по острым осколкам программ и боль сладостно отдавалась в нем и в мире — в ночи за окном, которая тоже страдала, зная, что мгновение в итоге канет в прошлое и исчезнет, но старательно растягивала его ради возлюбленных. Боль отражалась в зеркале над комодом через переплетение тел; в дыхании Коннора, что владел Лилиан, и в ней — блаженно вытянувшейся и отчаянно вцепившейся в плечи Коннора, как кошка, боящаяся падения. Им не нужно было ничего понимать. Они были словно наедине с вечностью, чувствовали ее всей своей сутью, тянулись к ней и друг другу, а она, как верная мать, окружала их блаженным настоящим, где они жили. Чувствовали. Любили. Ей было наплевать, что он андроид. Ему было все равно на законы и запреты. Лилиан под ним, Лилиан внутри него, под коркой мозга, она бежит по его венам вместо тириума. Коннор чувствует. Коннор живет. И пусть там, за границами разума, его ждет только пустота, он готов ко всему, потому что он пережил невозможное. Он свободен, и даже смерть этого не отнимет.