Ошибки

— Что бы ты ни говорил, Александр, я все равно считаю, что это неразумно! Гефестион, нахмурившись, мягко почесывал морду Буцефала, пока Александр с мальчишеской улыбкой валялся на траве, едва прикрытый алым плащом. — Для того я сделал тебя главнокомандующим, милый, чтобы ты добавлял разума в мои действия! — Какой же прок в этом разуме, если ты все равно поступаешь по-своему? Александр закатил глаза. — Не ворчи, Гефестион! Я ведь могу подумать, что ты остался неудовлетворен этой ночью, и… — И сам не поверишь своим мыслям! — хилиарх опустился на траву рядом с любовником и мягко провёл ладонью по его плечу. — Ты ведь знаешь, почему я не одобряю твой план. — Знаю. Но ещё я знаю, что у нас не было других вариантов. Эти племена отличаются от всех, что мы встречали раньше, они одни из немногих, кто имеет здесь серьёзную власть, и проигнорировать их я как царь не имею права! — Как царь, ты не имеешь права так рисковать своей жизнью! — упрямо возразил Гефестион, подавая Александру его одежду и снова поднимаясь на ноги. Солнце уже вставало, и им пора было двигаться дальше. Пожалуй, это небольшое путешествие станет одной из самых больших авантюр в их жизни! Впервые Александр не думает о том, что он царь. Он долго и яростно спорил со своими приближенными военачальниками, ещё дольше и ещё яростнее спорил с Гефестионом, потому что план, который он предложил, действительно ставит на кон очень многое. Началось это с того, что на пути победоносного завоевания македонской армии встало два племени местных аборигенов. Сражаться на их территории было бессмысленно, да и Александр больше верил силе дипломатии, чем звону оружия. Они послали своего человека с охраной к главам племён, но в ответ получили лишь насмешливое письмо, в котором сказано, что единственный человек, с которым они согласны говорить, — это царь Александр! Их требования так же гласили, что если царь решится проделать этот путь до их поселения, то сделать он это должен без своей армии, в сопровождении одного единственного человека на свой выбор. Разумеется, выбор Александра сразу пал на Гефестиона, вот только ни сам Гефестион, ни их приближенные ни при каких условиях не соглашались на это «безумство». Кассандр кричал, как сумасшедший, что скорей лично разнесёт их проклятую деревню, чем пойдёт у них на поводу, Птолемей упрашивал отказаться от риска, Клит и Кратер, перебивая друг друга, доказывали, что это ловушка, а Гефестион…он молчал на общем собрании, и лишь, оставшись наедине, попытался отговорить Александра идти без охраны и армии неизвестно куда. Безуспешно, разумеется. Царь отдал приказ всем своим воинам оставаться в лагере и не предпринимать никаких попыток пойти за ними, велел друзьям держать в неведении его жену, потому что не мог быть уверен, что она воспримет это спокойно и не помешает им, а на закате, убедившись, что Роксана спит, ушёл вместе с хилиархом. За ночь им удалось проехать совсем немного, как только последние лучи скрылись, передвигаться по этому лесу стало трудно, и, добравшись до первой поляны, они остановились, чтобы отдохнуть и с рассветом отправиться дальше. — Я боюсь, Александр… — вдруг тихо признался Гефестион, седлая коня. — Чего именно? — Того, что я один не смогу защитить тебя, если это окажется ловушкой. Широкая тёплая ладонь мягко легла на плечо хилиарха. — Мой милый Гефестион…мы ведь оба неплохие воины! Мы уже столько пережили, столько лет прикрываем друг другу спины, и я без малейших сомнений могу доверить тебе свою жизнь. — Как и я тебе, но послушай!.. Ты доверишь мне свою жизнь, а что будет со мной, если я не оправдаю твоего доверия, если потеряю тебя?! Ты же царь, хочешь ты того или нет, в тебе жизнь всей нашей империи! Мы можем рискнуть кем угодно: мной, Кассандром, Филотой, Кратером…да в конце концов, Роксаной, но только не тобой… Наши жизни не стоят так дорого, как твоя. — Ты не… — Подожди! — Гефестион положил обе ладони на грудь Александра и тревожно заглянул ему в глаза. Он был обеспокоен, это читалось в морщинке меж бровей, в подрагивающих пальцах, которые царь нежно сжал в руках, даже в напряженных губах, пересохших от частого неровного дыхания. — Если ты не думаешь о нашей армии, о твоём царстве, то подумай хотя бы обо мне. Я сказал, что в тебе жизнь всей империи… Александр, в тебе МОЯ жизнь! Ты прав, мы много лет рискуем жизнями в боях, но это другое…в сражениях рядом с тобой всегда человек десять охраны, кто-то из командиров, а теперь лишь я один! — мысленно ругая себя за слабость и страх, Гефестион сгрёб в кулак ткань на груди любовника и, притянув к себе, уткнулся лицом ему в шею. — Я не в силах отговорить тебя, я без колебаний с радостью умру за тебя хоть тысячу раз, но помни, мой царь, что, рискуя вот так беспечно самим собой, ты рискуешь моей жизнью и моим сердцем. Александр стоял, словно статуя, лишь крепко прижимая к себе Гефестиона. Каждое его слово раскалённым металлом оставляло ожоги где-то глубоко внутри, там, где от смеси счастья, нежности, тоски и обожания душа выворачивалась наизнанку. От этих слов Александр впервые почувствовал себя совершенно открытым и уязвимым, словно человек, полностью лишенный кожи; но и этих отчаянно-нежных прикосновений ему было достаточно, чтобы чувствовать себя непобедимым. Александр не думал о возможной смерти, он знал на уровне интуиции, что не умрет ни сегодня, ни завтра. Но в погоне за амбициозными целями он часто забывал о том, что его жизнь тоже имеет цену, что есть люди, которым его жизнь дороже любых амбиций. Не будь он царём, он забыл бы обо всех планах, потому что Александру — обычному мужчине-Александру — хотелось прямо сейчас уложить любимое голубоглазое существо на траву и любить. Долго, чувственно, горячо…любить до цветных пятен перед глазами, до сорванного голоса и ноющих мышц, до сбитого поверхностного дыхания, хриплого шепота и сладкой тянущей боли в сердце. Он так хорошо знал, каково это, но никогда не мог насытиться, его рукам и губам всегда было мало, сколько бы бессонных часов они не провели вместе. — Обещаю тебе, Гефестион, ни сегодня, ни завтра мы с тобой не умрем. Гефестион в ответ лишь усмехнулся, отстраняясь на пару сантиметров, чтобы разгладить смятую ткань и ласково потрепать длинные золотистые волосы. — Что я скажу царице, если ты своим упрямством и храбростью сделаешь ее вдовой? Она же меня в Аид пошлёт за тобой, чтобы самолично убить нас обоих! Александр весело рассмеялся. — О да! Держу пари, если ты вернёшься с вестью о моей смерти, она бросится на тебя со своим маленьким ножиком, словно дикая кошка, прямо как в ночь моей свадьбы! Все ещё посмеиваясь, мужчины взобрались на коней и продолжили путь. — Моя жена тебя люто ненавидит, ты знаешь об этом? — с улыбкой спросил Александр, возвращаясь мыслями к женщине, которая наверняка уже довела до белого каления всех его друзей и перевернула половину лагеря. — Нетрудно догадаться! Царица, знаешь ли, не особо старается скрывать свои чувства ко мне. «Не хватало мне, чтобы ещё и она тебя полюбила!», — вдруг промелькнуло в голове у Александра, вызвав нервный смешок. — Что? — тут же улыбнулся Гефестион. — О чем ты подумал? — Подумал, не хватало ещё, чтобы она в тебя влюбилась! Уж лучше пусть ненавидит, чем сделается моей соперницей. Гефестион помолчал пару секунд, а затем весело и заразительно рассмеялся, хлопая коня по шее раскрытой ладонью. — Ты с ума сошёл, клянусь богами! — сквозь смех шутливо упрекнул хилиарх. — Неужели ты правда о таком думал??? Александру и самому было весело, но другая мысль тихонько закралась ему в сознание, заставив нахмуриться. Гефестион — единственный в мире человек, всю жизнь бывший верным лишь ему одному. Он никогда не знал иной любви, кроме Александра, никогда даже не помышлял о ком-то другом. У царя была Роксана, был Багоас, вызывавший нежность своей преданностью и чистотой, а у Гефестиона всегда был лишь он… — Я эгоист, мой милый. — Что? — не понял развеселившийся хилиарх. — С чего ты взял? — Мы с тобой едва не с младенчества вместе. И за это время…ты любил кого-то, кроме меня? — Нет. — мгновенно ответил Гефестион. — Ты говоришь так, словно сомневаешься во мне. — Нет, я не сомневаюсь, просто я единственный, кто… — Александр! — перебил он, глядя на царя, как на неразумного ребёнка. — Ты действительно единственный, кому я был, есть и буду верен до конца жизни, но это отнюдь не значит, что ты эгоистичен, потому что это мой выбор, мое решение! Ты не делишь меня ни с кем, потому что я не хочу этого, и это в моей власти. — Кажется, у тебя уже больше власти, чем у твоего царя… Гефестион улыбнулся. — Возможно. Но лишь потому что я всецело принадлежу моему царю.