Ошибки

«О, Аид, забери этих дикарей!», — мысленно просил Гефестион, напряжённо сидя в окружении аборигенов и злобно смиряя взглядом каждого из них. Дружелюбия они, как и ожидалось, не проявляли, и привыкший ждать опасности отовсюду, хилиарх сидел начеку и старался прислушиваться к каждому шороху, доносящемуся из стоящего неподалёку «шатра» из пальмовых листьев, в котором уже около получаса наедине с двумя вождями двух племён находился Александр. Одним богам известно, сколько чувств в эти минуты кипело внутри Гефестиона — каждый нерв, каждая мышца в его теле были натянуты, как струны, по лицу ходили желваки, а руки были сжаты в кулаки. Он с самого начала знал, что это огромный риск! И будь его воля, он скорей послал бы на эту миссию свою царицу, чем отпустил бы Александра, и ему было бы безразлично, что с ней будет. Он сам уговорил любимого жениться, сам поддержал его рискованную затею с этим путешествием, и все лишь ради того, чтобы быть рядом с ним. В мысли Гефестиона внезапно вторгся странный звук. Он поднял голову и заметил, что не он один насторожился — окружающие его воины внезапно затихли и тоже прислушались. А Гефестиону хватило секунды, чтобы различить голос Александра, более того, он услышал жесткий удар по какой-то твёрдой поверхности, и сдерживающий механизм внутри сорвался окончательно. Воины-дикари, может и были хорошими защитниками своих племён, но они уступали главнокомандующему македонской армии и в скорости, и в ловкости, и в реакции. Мало кто из них вообще понял, как он пролетел мимо них и оказался в шатре вождей так быстро, но Гефестион даже не думал о том, что кто-то может ему помешать. Кассандр бы не упустил случая назвать его цепной собачонкой… И, возможно, оказался бы прав, потому что неприятности Александра он чувствовал лучше, чем свои собственные, и защищал своего Ксандра он яростнее, чем все армии на свете. Ворвавшись в шатёр, он увидел, как один из старейшин — очевидно, тот, кто только что стукнул по столу — приставил наконечник своего укорочённого копья к горлу Александра. Без малейшего намёка на страх, царь стоял и смотрел в лицо вождя, насмешливо искривлённое уродливой ухмылкой. Второй вождь, до этого сидевший чуть поодаль, моментально вскочил при виде Гефестиона и тут же потянулся к своему копью, но был остановлен стальным, угрожающим голосом македонца. — Если вам ещё дороги ваши жизни и ваши проклятые богами селенья, вы немедленно сядете на прежнее место, а Вы… — Гефестион сделал паузу и указал концом своего меча на второго вождя. — Вы немедленно уберёте своё оружие от моего царя, если не хотите почувствовать на себе, сколь жестоко я способен мстить за малейшую царапину на его коже. На секунду Александр прикрыл глаза и улыбнулся. Словно острие копья и не было прижато к его горлу! Пока Гефестион был за его спиной, он знал, что смерть ему не грозит. Было даже забавно наблюдать, как в глазах вождя, что угрожал ему, раздражение сменяется удивлением, затем злостью, сомнением и, наконец, туземец с досадой убирает оружие от его горла. И в ту же секунду Гефестион в один шаг преодолевает разделявшее их расстояние и, встав чуть справа, загораживает его своим плечом. — Мой царь. — в голосе Гефестиона все ещё слышалась не прошедшая злость, и это грело сердце Александра, но миссию необходимо было завершить в соответствии с его планами. Он положил руку на плечо хилиарха и снова улыбнулся. — Мне больше ничто не угрожает, Гефестион. Если вожди не против, мы можем, наконец, закончить наши переговоры. — Я никуда не уйду. — упрямо отозвался хилиарх, даже не глядя на царя. — А я и не прошу об этом. Ты остаёшься рядом со мной. — ладонь царя мягко скользнула по закрытому плащом плечу, а затем он снова обратился к вождям. Гефестион слушал все, что говорил Александр, и следил за малейшей реакцией туземцев, все так же не спуская ладони с меча, но, очевидно, его угроза и все предыдущие доводы Александра возымели нужный эффект, и оба вождя не без досады согласились отдать свои земли в подчинение великой империи взамен на покровительство и защиту царя. Риск оправдал себя, и они оба могли бы гордиться собой, но на душе у Гефестиона скребли кошки. Оседлав коней, они забрали у вождей то, что они носили вместо тиар — символы их власти, в знак того, что эти племена покоряются и признают Александра своим царем. Увидев это, местные воины были недовольны, но ослушаться своих вождей они не смели. Гефестион и Александр возвращались в лагерь с «победой». Теперь их армия, наконец, сможет двинуться дальше, не боясь, что оставляет в тылу непокоренный народ. И Гефестион должен был бы радоваться такому удачному исходу их миссии, но его мысли были далеки от этого. И несколько часов, что они уже были в пути, показались парой минут, пока Александру, наконец, не надоело это тяжелое молчание. — Я вижу, что ты тревожен… — негромко начал Александр. — Что не так? Хотел бы Гефестион ответить на этот вопрос, но самому себе сказать было тяжело. — Я не знаю… я думал о том, что мы будем делать, вернувшись в лагерь. — Двинемся дальше на восток, конечно! — Нет, Александр, я не об этом… — хилиарх замедлил своего коня и, нахмурившись, нервно провёл ладонью по волосам. — Мы были в пути почти два дня, и теперь ещё столько же нам нужно на обратную дорогу. Я понимаю твоё воодушевление, потому что твой план оказался верным и этот риск оправдал себя, но… — Но? — Но в эти несколько дней я впервые за долгое время снова почувствовал, каково это — быть только с тобой. Пока мы в лагере, нам принадлежат лишь редкие ночи, и мы оба делим друг друга с тысячами людей. Но здесь, в лесу, эти пару дней…в этой тишине словно и мира не существует. Знаю, я говорю, как глупый мальчишка, но мне не хватает тебя, Александр. В такие моменты Гефестион чувствовал себя до смешного глупо. Солдат, военачальник, главнокомандующий, а говорит, словно юнец, не знавший лишений! Но такова уж была его натура: в нем жили одновременно храбрый, стойкий, отчаянный и непримиримый воин, разумный, дальновидный и хладнокровный стратег, чуткий, милосердный и талантливый командир, верный и отзывчивый друг…а ещё преданный, страстный и порой ревнивый любовник. Гефестион был многогранен, но всегда оставался самим собой; в его душе не было место лицемерию и подлости, но не потому что он идеален, а просто из-за того, что всю свою жизнь, сколько себя помнил, Гефестион любил Александра. Начавшаяся с детской дружбы, эта любовь исцеляла его, не давала извечным войнам ожесточить его сердце и уберегала от низких страстей. Александр всегда ценил внутреннюю нежность этого сильного и бесстрашного мужчины, потому что ни в ком другом не мог ее найти, не мог почувствовать даже сотой доли того, чем окутывал его Гефестион. — Впереди ещё два дня пути, сердце мое…обещаю, эти два дня и две ночи будут принадлежать только нам двоим. Гефестион усмехнулся и снова поднял глаза на царя. — И после этого твоя жена станет ненавидеть меня ещё больше. — О, в этом можешь не сомневаться! — с такой же улыбкой подхватил Александр. — Уверен, она уже ненавидит нас обоих и всех наших друзей! Думаешь, Клит или Кратер обращаются с ней почтительно? — Я думаю, Клит и Кратер, если она имела неосторожность с ними разговориться, уже заставили ее пожалеть, что она вообще стала царицей! Александр засмеялся, представив жену беседующей со своими неугомонными друзьями, а потом снова обернулся к Гефестиону и шутливым тоном спросил: — А ты сам жалеешь, что Роксана стала царицей? — Странный вопрос, Александр… Если не она, то какая-нибудь другая женщина заняла бы это место. — Гефестион на пару секунд отвернулся, затем продолжил все с той же полу-горькой улыбкой. — Я думаю, что Роксана не самая плохая кандидатура, безусловно, могло быть и хуже. К тому же, готов поспорить на что угодно, любая женщина, ставшая твоей женой, ненавидела бы меня! Так что…не все ли равно? Александр понимающе улыбнулся, затем кивнул каким-то своим мыслям и, дотянувшись, снова мягко тронул ладонью плечо мужчины. — Только ты, мой Гефестион, способен говорить слова столь мудрые и столь сильно противоречащие твоим чувствам! Но поверь, любимый, в ночь моей свадьбы никто не сожалел об этом шаге больше, чем я. — Брак — самая частая из роковых ошибок монархов, — усмехнулся в ответ Гефестион. — А ты, мой друг, величайший из царей.