Ошибки

— Ты дашь повод Кратеру потешаться, как минимум, целую неделю! — упорствовал Гефестион, выворачиваясь, как уж, из рук смеющегося Александра. Отягощённый обостренным чувством ответственности, хилиарх просто не мог позволить себе уйти куда-то, даже с царем, поэтому упорно придумывал самые разные аргументы в надежде образумить не в меру развеселившегося любовника. — Александр, я тебя умоляю! Александр, пожалуйста… — Мне нравится, как ты это делаешь. — Ох, чтоб тебя боги покарали! — в сердцах воскликнул Гефестион, наконец, вырвавшись из цепкой хватки и тут же приготовившись «защищаться» от очередных атак. — Они уже это сделали, друг мой, я женат! Поэтому прояви милосердие и пойдем со мной. — Куда, Александр? Мы и так уже достаточно отошли, не думаю, что будет разумно уходить еще дальше. — Я просто хочу поговорить с тобой. — царь поднял ладони в примирительном жесте, поняв, что его игру сегодня не поддержат. — Пойдешь? Гефестион покачал головой и спустя минуту ожидания сдался. — Твоя взяла! — выдохнул он, возвращаясь в ненавязчивые объятия любовника. Обойдя небольшой холм, мужчины вышли за кромку леса, туда, где не увидел бы никто. Гефестион шел чуть впереди, поэтому не видел и даже не догадывался, каким взглядом на него смотрел Александр и какие чувства его одолевали. В какой-то момент он почувствовал аккуратное прикосновение рук к своим плечам и интуитивно остановился. Теплые ладони погладили предплечья, спустились по рукам, обхватили за талию и осторожно прижали к свободному от лат торсу. Александр провел носом по линии шеи, развернул любовника к себе лицом и, не размыкая объятий, вместе с ним лег прямо на траву. — Ты хотел что-то сказать. — серьезным голосом напомнил Гефестион, тщетно пытаясь скрыть за напускной сосредоточенностью нежность, которая расцветала во взгляде всегда, стоило Александру оказаться рядом. И сам Александр прекрасно знал это, ему не нужно было даже смотреть в глаза. — Только то, что ты нужен мне. — Для чего? — Ни для чего… — усмехнулся Александр, удобнее устраивая мужчину у себя на груди и вглядываясь в безоблачное небо. — Просто нужен. Постоянно. Чтобы был рядом, смотрел мне в глаза, говорил, смеялся, ругал за импульсивность, выслушивал, советовал, ревновал…любил так, как не умеет и не сможет никто. Гефестион помолчал пару секунд, нахмурившись, затем приподнялся на локте, чтобы заглянуть мужчине в глаза. — Так ведь и есть, Александр. — Да. И я эгоистично желаю, чтобы так было вечно. Гефестиону не нравилось настроение любовника, но он подозревал, что такие перемены вызваны возвращением домой. Для Александра всегда было непросто жить в кругу семьи, и если в детстве он находил успокоение в Миезе, то сейчас лишь война могла спасти его от удушливой тяжести царского венца. Отношения с матерью из года в год становились все холодней, ни один не хотел мириться с желаниями другого, а в итоге походы становились все дольше, а верных им с матерью людей в Александрии все меньше. И каждый раз, когда им приходилось возвращаться из похода, Александр не находил себе места. В такие моменты он особенно остро нуждался в любви, поддержке и понимании, хоть и не желал этого признавать. — Я тебя никогда не оставлю. — серьезно произнес Гефестион, глядя мужчине в глаза и мягко касаясь пальцами его щеки. — Мы с тобой больше, чем друзья, больше, чем любовники. Мы семья, Александр! И в Вавилоне тоже живет твоя семья, просто… — Просто они не знают меня так, как ты. — Александр! Я понимаю, что ты чувствуешь. Но война — это не вся жизнь, и риск смерти не должен быть единственной причиной, возбуждающей жажду жизни. Ты нужен своей семье, Ксандр, не только мне, но и своей матери; ты нужен своему народу, который ждет каждый день и молится богам, чтобы смерть миновала тебя. Александр напряженно вздохнул и прижал любовника к себе чуть крепче. — Ты прав, как всегда. Однако…боюсь, я просто не вижу удовольствия в мирной жизни. Эти слова позабавили Гефестиона. Хитро улыбнувшись и прищурив глаза, он скользнул ладонью с щеки Александра по шее вниз, задержавшись на груди, и заговорил чуть тише. — Ну, с этим я точно могу тебе помочь! Доберемся до Вавилона, и, обещаю, ты замучаешься вести счет удовольствиям, которые предложит нам мирная жизнь… — последние слова он почти прошептал в губы Александру перед тем, как накрыть их неторопливым поцелуем. — Думаю, я позволю тебе поиграть в царя-триумфатора пару дней, а потом запру в твоих же покоях! — снова чувственное касание губ, но на этот раз чуть ниже, на линии подбородка. — Оставим рядом только Багоаса, он точно не даст никому нас потревожить. И, может, даже подаст мне пару интересных идей, как ублажить тебя… — оставив поцелуй на бьющейся венке, Гефестион с особым удовольствием прикусил чувствительную кожу, слушая тихий скулящий стон Александра. — Все ещё мечтаешь о военном походе? Понадобилась пара секунд, чтобы Александр взял себя в руки, открыл глаза и сосредоточил взгляд. — Сейчас я мечтаю уложить тебя на лопатки и медленно замучить за такое наглое соблазнение твоего царя! — Как банально, мой царь! Вы опуститесь до мести? — ехидничал Гефестион, все ещё прижимая Александра к земле и не позволяя поменять их местами. — Именно так, коварное ты создание! Я с удовольствием опущусь до сладкой и особо извращённой мести, чтобы ты у меня до самого Вавилона помнил, как томить царя такими обещаниями. — Александр?.. — Сейчас ты меня не обманешь, ты… — Александр! — мужчина на пару секунд закрыл ему рот поцелуем, а потом наклонился к его уху и тихо зашептал. — Там Роксана. На холме, за деревом… — Уверен? -Думаешь, твой главнокомандующий не способен увидеть человека, прячущегося за деревом? Александр усмехнулся. — Позвать ее к нам? — Не надо!..лучше просто покажи то, что она хочет увидеть, царица ведь наверняка уверена, что остаётся незамеченной. — Предлагаешь разозлить фурию ещё больше? — лукаво спросил Александр, перекатываясь по траве и нависая над Гефестионом. Глаза хилиарха сияли, и на секунду царь почувствовал себя околдованным их блеском. Он словно увидел того юного, неискушенного мальчишку Гефестиона, который с малолетства смотрел на Александра с преданностью и обожанием; юношу, который ещё не познал боль, жестокость, предательство и несправедливость этого мира, в чьих глазах невозможно было потушить лукавую искорку. Александр на секунду даже перестал дышать — настолько неожиданным и мощным было это чувство, прошившее его. Он не успел осознать, когда вторая волна оглушительного желания накрыла его с головой, заставив с жадностью впиться в губы любовника. Горячо, сильно, исступленно, до ломоты в рёбрах, так, чтобы каждым миллиметром тела прочувствовать, врасти, слиться с единственным человеком, необходимым больше, чем воздух. Ни одна женщина не смогла бы ответить на такой поцелуй! Мог только Гефестион, потому что только он знал своего Александра лучше, чем самого себя, только он всегда так чутко угадывал его желания, так безошибочно находил кровоточащие раны и одним словом, взглядом или прикосновением мог залечить их, не оставив и шрама. Только Гефестион имел такую безграничную власть над телом, душой, мыслями и эмоциями Александра, и только ему принадлежали самые глубокие и искренние чувства царя. Ни одна женщина не выдержала бы его напора, ни одна не смогла бы принять его целиком таким, какой он есть и стать равной ему. А Гефестиону это было не нужно. Он знал лишь одно: Александр — ЕГО мужчина. Только его, и ничей больше, потому что, какая бы страсть ни овладевала царем, он всегда возвращался к нему. Сколько бы красавцев ни угождали ему, ни один из них даже права не имеет претендовать на роль Гефестиона. Израненный, тихий, бесконечно преданный, Александр всегда будет возвращаться к тому, кто надежней и трепетней всех будет хранить его сердце. Он на секунду отрывается от манящих губ и снова попадает в плен аквамариновых глаз. Их взгляд снова затягивает, дурманит, сводит с ума, лишая дыхания и выкручивая каждый нерв. И Александр понимает, что этот мужчина уже не просто рядом, не просто близко…он под кожей, за сеткой рёбер, он течёт по венам и заставляет дрожать от напряжения мышцы, он — мурашки по коже и нервные импульсы вдоль позвоночника. — Нельзя… — говорит кто-то из них надломленным шепотом. — Нельзя… — соглашается второй, но сил разомкнуть объятия пока нет. Лишь через пару минут разум возвращается, заставляя чуть отстраниться, чтобы не дать скребущейся на краю сознания страсти перерости в неконтролируемое вожделение. Смиряя желания тела, каждый мысленно представляет грядущую ночь, чей покров позволит им хоть ненадолго забыться в объятиях друг друга. — Гефестион? — зовёт Александр, поднимаясь на ноги и подавая руку. — Я все-таки хочу тебе кое-что сказать. — Что именно? — Что я люблю тебя. — серьёзно отвечает Александр, беря обе его ладони в свои и глядя в глаза. Он уверен, что Роксана рядом, что слышит каждое слово, но его это не волнует. — Я тебя люблю, слышишь? Больше, чем кого-либо, когда-либо, больше, чем можно себе представить. — он сделал маленький шаг навстречу и крепко прижал Гефестиона к груди. — Пусть ты и говоришь, что мы возвращаемся домой, мне это не нужно. Я дома даже среди этих лесов, если ты рядом. — Александр…тебе необязательно говорить это, если… — Глупость! Я хочу это говорить, потому что хочу видеть и чувствовать именно эту реакцию. — Какую? — тихо улыбаясь, спрашивает хилиарх. — Ту, которую ты никогда не мог скрыть. Сколько бы лет ни прошло, стоит мне признаться тебе в любви, как ты перестаешь дышать и на секунду зажмуриваешь глаза. Я сейчас этого не вижу, но знаю точно, что ты это сделал. Я ведь прав? Гефестион тихо смеется и через пару секунд молчания признает: — Прав, как всегда… я не могу это контролировать. Каждый раз, когда ты произносишь эти слова, у меня что-то переворачивается в груди и мне кажется, что если я хотя бы вздохну, то ты замолчишь и… боги, я говорю, как влюбленная девчонка… — на этот раз засмеялся Александр и, крепче прижав к любовника к себе, ласково взлохматил его длинные волосы. — Брось! Девчонки не признаются в любви, а из нас двоих первым, если помнишь, на это решился ты. — Ты вынудил меня. — Не правда! Я не вынуждал. — разомкнув объятия, Александр потянул Гефестиона в сторону холма, обратно к лагерю, причем намеренно неспешно шагая туда, где за деревом стояла его жена. — Я просто спросил! — Конечно, но перед этим напугал меня до полусмерти! — Разве я мог предположить, что ты так за меня боишься? Гефестион несильно пихнул его в плечо и закатил глаза: — Этот человек называет себя себя моим другом! Вместо ответа Александр лишь быстро поцеловал его, словно пытаясь раздразнить, а потом снова взял за руку и потянул за собой. Практически сразу же оба мужчины услышали шорох рядом с собой и заметили, как шевелятся кусты, около которых только что мелькнула чья-то фигура, но ни один не подал виду. Александр чуть усмехнулся, а Гефестион едва удержался, чтобы не посмотреть ей вслед. — До каких пор она будет это делать? — тихо шепнул хилиарх, чтобы слышал только Александр. — Не знаю… но разве это не забавно? Гефестион скептически глянул на любовника, приподняв бровь. — Меня не забавляет целовать тебя или заниматься любовью, зная, что твоя жена за нами наблюдает. К тому же, я все еще не понимаю, зачем. — Ну, быть может, мне стоит начать ревновать? — С чего бы? Александр отпустил руку Гефестиона, чтобы тут же перехватить его сначала за талию, погладить по бедру, а потом, как бы намекая, сжать ладонью ягодицу. — Мысли этой женщины мне неведомы, но, может, она втайне влюблена в тебя? И наблюдает за нами, потому что это ее единственная возможность увидеть обнаженным твое прекрасное тело… пусть и в моих объятиях. — Ох, Александр! — ловко вывернувшись, Гефестион притворно строго шлепнул любовника по рукам. — Я скорей поверю, что Олимп обрушился, чем в то, что я привлекаю твою жену, как мужчина! — Ты к себе слишком критичен. По мне, так ты способен привлечь кого угодно…но это отнюдь не значит, что я тебя хоть кому-нибудь отдам. Гефестион ничего не сказал, но в качестве ответа снова взял любовника за руку и положил его ладонь себе на талию. Александр был удовлетворен, и в лагерь они вошли именно так — царь красноречиво прижимал к себе своего мужчину, игнорируя добродушно ехидные смешки друзей и отвечая лишь легкой улыбкой на полный отвращения, зла и разочарования взгляд царицы.