Ошибки

— Если поторопимся, завтра к ночи будем в Вавилоне. Склонившись над картой, Гефестион задумчиво водил пальцем по папирусу, иногда щурил глаза или закусывал губу, размышляя. Свет одного единственного факела тускло освещал ему карту и бросал пляшущие тени на его лицо. Мужчина был обнажён и в своей задумчивой позе — положа подбородок на ладонь и опираясь второй рукой на колено — походил едва не на бога, только гораздо более земного и настоящего. Его длинные, жилистые пальцы ритмично что-то отстукивали на чуть впалой щеке, волосы беспорядочно лежали на плечах, а парочка непослушных прядей упала на лоб, но Гефестион этого не замечал. Погруженный в свои мысли, он то хмурился, то едва заметно кивал сам себе, соглашаясь с чем-то, то вздыхал и ненадолго прикрывал глаза, потирал пальцами переносицу и снова возвращался к карте. Наблюдая за ним в такие моменты, Александр чувствовал, словно наблюдает за ярким проявлением стихии, только никак не мог решить, какой. Гефестион походил на Воду — спокойный, хладнокровный, разумный, сильный, постоянный и непоколебимый в своих страстях, глубокий и решительный, словно изумрудный океан с бирюзовыми волнами. Но иногда он становился подобным Огню, и в такие моменты его страсть, сила и энергия могли спалить легионы дотла. В бою и на ложе любви Гефестион был смертоносным синим пламенем, зажженным самим Аидом, или ласковым огнем, жар которого каждый раз загорался в груди Александра. Мужчина задумчиво водит пальцем по папирусу, хмурится, вздыхает, его губы шевелятся, когда он что-то говорит, но Александр не слышит. Погруженный в себя, он просто смотрит и до дрожи в пальцах наслаждается тем, что видит. Наваждение спадает лишь в тот момент, когда Гефестион встает с ложа и подходит к нему, заставляя откинуть голову и смотреть снизу вверх. — Ты хоть слово слышал из того, что я сказал? — Нет. — честно отвечает Александр, скользя взглядом с его лица ниже, по шее и плечам, останавливаясь на широкой груди. — Почему тогда не остановил? — Не мог. Мне нравится наблюдать за тобой. — Ох, Александр! — покачав головой, Гефестион кладет руки на плечи любовника и с улыбкой смотрит сверху вниз. Только сейчас царь разрешает себе, наконец, коснуться любимого тела, обнимает за бедра и ласково скользит пальцами по пояснице. — Я тебя люблю, знаешь? — шепчет Александр, припадая легким поцелуем к чуть подрагивающему животу. — Знаю…в последнее время ты стал говорить это удивительно часто. — Мне хочется еще чаще… Если бы не ты, я давно стал бы таким же, как мой отец. — Почему ты так думаешь? — спрашивает Гефестион с придыханием, тихонько поглаживая Александра по голове. — Потому что он никогда не любил… ни мою мать, ни свою последнюю жену, ни своих любовниц. — Но он любил тебя! — Это другое. — в перерывах между поцелуями выдыхает Александр. — Он никогда не знал, как обрывается дыхание, когда человек входит в комнату. Как больно и сладко тянет в груди, когда видишь счастливые глаза и улыбку… как кожа покрывается мурашками от простого соприкосновения пальцев… как звенит в ушах и в голове от давножеланного поцелуя, как ломит и выкручивает все тело от желания обнять и изо всех сил прижать к себе… мой отец не знал, что это такое — слышать признание в любви от человека, о котором мечтаешь днями и ночами. Цепенеть от страха, если любимое лицо хоть на секунду исказила боль… ежедневно переживать страх потерять и благодарить богов за каждое мгновение. Голос царя становился все глуше и глуше. Говоря, он все так же покрывал поцелуями живот любовника, терся носом о тёплую кожу или, прижавшись щекой, зажмуривал глаза и едва заметно блаженно улыбался.  — Не будь тебя, я бы никогда не смог полюбить кого-то еще…я стал бы таким же, как отец. Отравил бы жизнь жене, детям, друзьям — всем, кто был бы рядом… одиночество — это страшно, но еще страшней — быть окруженным толпами людей и не иметь одного, любимого человека, на груди которого можно уснуть без опаски. — Ты можешь уснуть на моей груди. — шепотом подтвердил Гефестион, кладя ладонь ему на затылок. — Я хочу, чтобы ты засыпал, зная, что я буду обнимать тебя всю ночь, что не позволю ночному холоду, шуму или кошмарам потревожить тебя. — Я знаю. Твои объятия стоят дороже, чем все империи мира… — ещё раз пройдясь кончиком носа по животу, Александр оставил легкий поцелуй на солнечном сплетении, а затем аккуратно потянул Гефестиона за бёдра вниз, сажая на свои колени. Любовник подчинился и тут же обвил его шею руками. — Я знаю, о чем ты тревожишься. — прошептал он, касаясь кончиками пальцев щеки. — Но оно того не стоит. Что бы ни ждало нас в Вавилоне, ты же знаешь, что я буду рядом с тобой. Разумно это или нет, ты в любую секунду сможешь взять меня за руку, и я не отпущу…ещё пару лет назад я так ревновал тебя к этой жажде завоеваний! Я изводился мыслями, что Империя станет дороже, чем я. Но ты раз за разом отвечал мне, что никогда не позволишь власти затмить нашу связь, и, в конце концов, убедил меня! Так и я сейчас…я буду повторять тебе каждый раз, что никто на свете не заставит меня отпустить твою руку. И никому на свете я не позволю пойти против тебя. Говоря, Гефестион неотрывно смотрел царю в глаза, поглаживал пальцами его скулы, а, замолчав, просто прижался к нему изо всех сил, ощутив, как в ответ сильные руки так же крепко сжимают его талию. Александр молчал какое-то время, уткнувшись носом в медово-русые пряди и закрыв глаза. Он дышал глубоко, пытаясь впитать в себя этот запах; он сжимал руками изо всех сил, притискивая к себе, и даже не думал о страсти или желании. Неизвестно, когда, погас единственный факел, и теперь лишь рассеянный свет, проникающий сквозь ткань снаружи, мог осветить черты лица. Сплетясь в объятии, любовники согревали друг друга лучше, чем десяток факелов; в какой-то момент даже дыхание их стало синхронным. — Я тебя люблю, слышишь? — не громче выдоха, шепчет Гефестион. — Я тебя обожаю. — с тихим поцелуем отвечает Александр.

***

Первую половину дня «караван» шел очень медленно. Гефестион был раздражен, но ничего поделать не мог — из-за прошедших не так давно дождей река вышла из берегов, и приходилось уходить достаточно далеко, чтобы обойти затопленные места. Он и Александр вели за собой солдат, Кратер, Клит и Филота помогали идти раненным и следили за обозом с вещами, а Кассандр был приставлен к Роксане. Едва ли военачальнику нравилась эта идея, но возражать он не стал, тем более, что большую часть пути царица, как ни странно, ехала молча. Лишь ближе к полудню, наконец, заговорила: — Я думала над твоими словами. — медленно произнесла она, даже не посмотрев на собеседника. — Я не хочу больше искать…момент и смотреть на них… Я слышала много разговоров. Часто они говорили о детстве…когда были в Май… Ми… — Миезе. — подсказал мужчина, улыбаясь. — Да. И ещё говорили о…кто такой Аре… Артистотиль? — Аристотель! — снова усмехнулся Кассандр. — Забавно, что ты запомнила это имя… это наш воспитатель и учитель. — Почему «наш»? — спросила царица, впервые за время разговора повернув голову к собеседнику. — Потому что у него учился я, Филота, Гефестион, Птолемей и Кратер. — Почему вы учились вместе с царем? То есть…с будущим царем? — Потому что мы — сыновья знатных семей. Ты знаешь, что это такое? Роксана смущенно нахмурилась и помотала головой, мысленно повторяя новое слово. — Знатные семьи — это те, кто находится в ближайшем окружении царя. Некоторые из таких них даже находятся в родстве с царским родом, как, например, семья Филоты. Но это не значит, что они претендуют на трон, потому что их родственная связь косвенна. Понимаешь? — Да… — кивнула Роксана задумчиво. — До того, как попасть в Миезу, с раннего возраста Александр воспитывался у Леонида, родственника царицы Олимпиады. Тот был строг с ним, но Александр до сих пор очень почитает его. — Почему? — Тебе не понравится мой ответ! — усмехнувшись, ответил Кассандр. — Разумеется, Александр благодарен ему и за подаренные знания, но более всего за то, что именно Леонид познакомил его с Гефестионом! — от упоминания имени хилиарха царица тут же нахмурилась, чем сильно позабавила Кассандра. Мужчина постарался не смеяться слишком громко, но удержаться было сложно. — Ты знаешь, как это было? — спустя пару минут спросила Роксана. — Нет, пусть об этом лучше расскажет твой муж! Я лишь могу сказать, что Леонид оказал величайшую услугу всей империи. Александр и Гефестион сразу нашли друг в друге родственную душу и, как и предполагал Леонид, стали поддерживать и учить друг друга. — Почему именно Гефестион? — продолжала расспрашивать Роксана, украдкой ища глазами того, о ком шла речь. — Он тоже родственник царицы? — Нет! Просто Леонид хорошо понимал, что воспитывает будущего царя, а рядом с любым царем всегда должен быть один человек, который будет знать больше, чем все люди на свете, тот, кто сможет стать тенью царя, его правой рукой, его глазами и ушами, разумом и копьем в руке. Изучив Александра, Леонид из всех сыновей знати выбрал Гефестиона. Неизвестно, какими логическими цепочками Роксана сделала свой вывод, но в ответ на слова Кассандра она вдруг удивлено округлила глаза и брезгливо сморщила губы. — То есть они с детства должны были стать…ну…их готовили… — Боги, разумеется, нет! — уже не сдерживая смеха, перебил Кассандр. — Знать не хочу, как ты до этого додумалась, но нет, никто их не готовил! И никто не говорил, что они должны стать любовниками. Впрочем, конечно, это никого не удивило…Я имел в виду, что ролью Леонида было не только воспитать царя, но и подготовить того, кто будет достоин встать рядом с царем. Это я и назвал неоценимой услугой для Империи. Роксана молчаливо склонила голову, обдумывая слова Кассандра, и невольно представила себе своего мужа в юности. Она раздумывала, был ли он порывистым и неусидчивым или же, напротив, прилежным и целеустремленным; сама того не желая, она тут же нарисовала себе и мысленный образ юного Гефестиона, взрослевшего рядом с будущим царем. — Послушай, — снова привлёк ее внимание Кассандр. — если ты хочешь, чтобы муж что-то рассказал тебе, постарайся спрашивать его об этом без осуждения. Или хотя бы не показывай так явно свое отношение к тому, кто ему дорог. — Это трудно. — нехотя, признала Роксана. — Возможно. Но если хочешь иметь человеческие отношения с мужем, приложи к этому усилия. — Гефестион мне мешает. — Это чушь! — отмахнулся мужчина. — Гефестион не стал бы и никогда не станет делать ничего подобного. В конце концов, не принимай это за насмешку, но главный приз ведь все равно у него! И ему нет смысла мешать тебе построить хорошие отношения с Александром. — Почему? — Потому что он не дурак! Только вы, женщины, можете плести какие-то интриги там, где нет смысла этого делать. Говоря прямо, Гефестион прекрасно знает, что сердце Александра у него никому не отнять, поэтому даже думать не станет о том, чтобы как-то помешать тебе подружиться с мужем. Роксана не была уверена в этих словах; скорее даже, ей просто не хотелось в них верить. — Мы можем только подружиться? Почему ты в этом так уверен? — О, боги! — в очередной раз закатил глаза Кассандр. — Я уверен, потому что это очевидно. И потому, что я знаю этих двоих уже очень давно: ещё лет десять назад мы думали, что с возрастом это чувство пройдёт, как первая детская влюбленность, но все ошиблись. С каждым прошедшим годом их связь становится все крепче, ни одному человеку не под силу заставить Александра забыть об этом. — А как же этот танцовщик-перс? — с вызовом спросила Роксана. — Багоас? При чем здесь он? — Я слышала, как муж говорил ему, что любит его. — Гефестион тоже его любит. — специально добавил Кассандр, раззадоривая неугомонную женщину. Мысленно он уже пожал своему царю обе руки. — Как это возможно??? — А разве тебе не нравится Багоас? — продолжал веселиться воин. — Нет! Почему он должен мне нравится? — Он же прелесть! Что тебе сделал этот милый безобидный мальчик? — Мне…ничего. Но он…муж на него смотрит так… — Разумеется, он на него смотрит! Знаешь, на этого красавчика-перса трудно не смотреть. Он с самого начала стал любимчиком и Александра, и Гефестиона. — Не понимаю. — Не удивляюсь! Но, зная тебя, предостерегаю: не трогай мальчика. К тебе он не имеет никакого отношения, зато и Александр, и Гефестион голову оторвут любому, кто тронет его. Роксана хотела было задать новый вопрос, но колонна внезапно остановилась, и где-то впереди послышалась команда сделать привал. Мимо тут же проскакал Кратер, направлявшийся к царю, и Кассандр, велев Роксане ждать приказов, присоединился к другу.

***

Гефестион решил не останавливаться надолго, чтобы к утру быть в Вавилоне. Он сделал быстрый обход всех колонн, проверил женщин и раненых, а затем вернулся к Александру, сидевшему в окружении военачальников, рассеянно глядя в одну точку. Рядом с ним, заплетая длинные смоляные волосы в толстую косу, сидел Багоас и чему-то смущенно улыбался. Главнокомандующий ласково погладил юношу по щеке и, обойдя за спиной, сел по правую руку от Александра. — Все хорошо, — прошептал он на ухо. — Твоя жена, как обычно, молчит, но в остальном, все в порядке. — Я бы сказал иначе. Моя жена молчит, и только поэтому все в порядке. — Надеюсь, царица не станет больше вам перечить. — скромно отозвался Багоас, не поднимая взгляда. — Грустно слышать ее упреки, не имеющие под собой почвы. Гефестион улыбнулся и протянул руку, чтобы аккуратно приподнять голову юноши за подбородок. — Боюсь, царица не столь мудра, как ты, малыш. И свои коготки она нам ещё покажет. — Я не хочу, чтобы она как-то навредила вам… — Она не сможет, не бойся. Ни Александру, ни тебе, прекрасный мой, она ничего не сделает. Багоас заалел, словно роза, и легко улыбнулся в ответ на ласку, похожий на котёнка, которого впервые кто-то нежно погладил по голове. Гефестиону всегда нравился этот трогательный юноша; с тех пор, как они забрали его из гарема Дария, и он, и Александр искренне привязались к молодому персу. Он стал чем-то большим, чем просто трофей, оба мужчины очень быстро разглядели за идеальным телом и точеным личиком острый ум, проницательность и усердие. Его невозможно было не полюбить — даже живя наложником в гареме и превосходно владея любовным искусством, Багоас, немыслимо, как, сумел остаться совершенно невинным созданием. Александр не хотел с ним расставаться даже во время войн, хотя сначала и боялся, что суровый быт ожесточит юношу. Но, как ни странно, даже пройдя с царем через множество сражений, Багоас сохранил свою доброту и милую наивность, а его большие бархатно-чёрные глаза, несмотря ни на что, так и горели этим неповторимым ласковым огоньком. Гефестион с удовольствием обучил юношу их языку и немаловажному навыку владения оружием, чтобы тот мог себя защитить, но спустя некоторое время Багоас проявил интерес к литературе и географии, чем немало удивил и царя, и своего учителя. Гефестион очень гордился юношей и его успехами, а Багоас был благодарным учеником. В конце концов, кто-то из солдат даже окрестил всеобщего любимца «персидским принцем».

***

— Багоас… — позвала Роксана. — Подойди, я хочу поговорить. — Да, моя царица. Юноша пару раз оглянулся на Александра и Гефестиона, словно сомневаясь, и послушно подошёл к царице, сев рядом и опустив глаза. Он спиной чувствовал чей-то внимательный взгляд, но не оборачивался. — Ты разговаривал с царем? — Да, моя царица, — тихо ответил юноша. — Разве тебе можно сидеть рядом с царем и его приближенными? — Можно, моя царица. Господин Гефестион и мой царь всегда просят меня сидеть рядом с ними и их друзьями. — Просят? — удивилась Роксана. — Может, ты имел в виду, приказывают? — Нет, царица. Мой царь никогда не приказывает мне, лишь просит. — Почему? — Не знаю, царица. Полагаю, об этом стоит спрашивать лишь его. Багоас спокойно выдержал колючий взгляд Роксаны и улыбнулся самыми уголками губ, заставив женщину досадливо отвернуться. — Давно ты знаешь Александра? — после недолгого молчания снова спросила она. — Довольно давно. Царь забрал меня из гарема Дария, когда мне было шестнадцать. — Кто такой Дарий? — Он был моим хозяином и царем Персии, пока ее не завоевала македонская армия. Роксана чуть усмехнулась, словно нашла ниточку, за которую смогла уцепиться. — Выходит, Александр забрал тебя силой? Убил твоего хозяина, завоевал твою страну и украл тебя? — Нет, это не так, царица! — уверенно возразил юноша. — Дарий был жестоким и алчным, в его гареме я был, словно в клетке… А с его смертью Персия обрела мудрого, справедливого и милосердного царя. — Почему же ты не остался в своей стране? — Меня ничто там не держало, царица. У меня не было семьи или друзей, и я остался с моим новым царём. — По собственной воле? — продолжала допытываться Роксана, хмурясь все больше и больше. — Конечно! Мой царь освободил меня и дал выбор: остаться с ним или со своим народом. И я выбрал его… — Почему? Багоас улыбнулся чуть шире и смущенно опустил взгляд. — Потому что понял, что он не такой, как мой прежний хозяин. Царь Александр всегда добр и нежен со мной…я остался, потому что всем сердцем полюбил моего царя. — Но царь никогда не полюбит тебя. Гефестион не позволит этому случится, потому что… — О, вы ошибаетесь, царица! Господин Гефестион прекрасный человек, он с самого начала заботился обо мне. Он научил меня этому языку, научил сражаться и защищать себя… — И ты его тоже любишь? — с издевкой поддела его Роксана, уже жалея, что вообще затеяла этот разговор. — Всей душой, царица. — подтвердил мальчик. — Я готов отдать свою жизнь за моего царя и господина Гефестиона. — बेवकूफ लड़का! (*глупый мальчишка) — досадливо шепнула на родном языке Роксана, отворачиваясь и жестом приказывая персу уйти. Багоас глубоко вздохнул и, уже поднявшись, снова обернулся к царице: — Не держите на них зла. — мягко попросил он. — Когда двух людей связывает такая любовь, за них нужно радоваться, и не стоит пытаться понять природу этой любви… Поверьте, я счастлив рядом с ними, просто оттого, что они счастливы друг с другом. И большего просить у богов бессмысленно. С этими словами Багоас снова вернулся к мужчинам, садясь между Александром и Гефестионом, а Роксане оставалось лишь в досадливом молчании наблюдать, как юношу ласково обнимают с двух сторон и что-то говорят, заставляя звонко смеяться.