Братья

Быков чинно вышагивал по коридору больницы. На душе вдруг стало как-то легко, и даже казалось, что сегодня он отпустит своих интернов пораньше и преспокойно поиграет в свою приставку. От радужных мыслей Андрея отвлекли крики и шум, доносяшиеся из его отделения. Быков прибавил шаг, радостные мысли как-то сразу улетучились, когда он услышал ругань Любы. Сразу стало понятно, что что-то случилось. Рискуя в очередной раз поскользнуться на мокром полу, Быков за несколько секунд добежал до источника шума: Люба командовала вывозом каталки из палаты, где лежали его братья. - Что с ним? – рявкнул Андрей, увидев Фрейда и сразу принялся щупать пульс. – Да что тут, вообще, происходит?! - Андрей Евгеньевич, с этим всё в порядке, мы ему просто вкололи лёгкое успокоительное, - затараторила Люба, - через минуту очнётся, а вот второй, он ещё там, как его, Соловьёв, кажись, помер, – голос старшей медсестры был каким-то испуганным, и последнее слово она произнесла через силу, неожиданно для самой себя. Андрей на секунду замер, бессмысленно глядя на циферблат часов, хотя уже давно сбился со счета. Севка? Его Севка?! - Нет... - выдохнул он и, чуть не сбив санитара, ворвался в палату. Пустая палата, а посредине отодвинутая от окна кровать... На ней, накрытый белой, чистой, свежей простынёй, с закрытыми глазами и бледными губами лежит его брат, Севастьян Григорьевич. – Брат, что же ты… – казалось, еще немного и жестокий тиран терапевтического отделения разрыдается, как самый обычный человек. Что-то вспомнив, Андрей стал судорожно лазить по внутренним карманам своего халата. Вот. Фотография. Трое маленьких мальчиков и измученная жизнью женщина. Он перевернул фото и вновь перечитал надпись, сделанную рукой матери: «Дорогой мой мальчик, я скоро умру, и вас, наверное, заберут в детский дом, я оставлю эту фотографию тебе, так как ты старшенький и умненький у меня. Андрюша, когда ты вырастешь, найди, пожалуйста, своих братьев. Севка, он чуть младше тебя, справа на фотографии, а Ромка, совсем-совсем крошка, он слева от тебя. Я не думаю, что ваши отцы когда-нибудь заинтересуются вами. Люблю вас, ваша мама – Мария Быкова». Врач поднял глаза к потолку. Все случилось так, как мама и думала: их забрали в детский дом, когда ему было десять, а братьям шесть и четыре соответственно. Сначала братья были вместе, а потом Севку забрала семья, видимо, с фамилией Соловьёвы, а Ромку другая семья, с фамилией Фрейдины. А Андрея никто не взял... Ему уже было слишком много лет, и он всегда был сложным во всех смыслах ребёнком. Он всю жизнь хранил эту фотографию, позже удалось найти и другие, но все эти годы Андрей даже не пытался искать братьев, он и не знал, живы они или нет, а теперь, когда волей судьбы они втретились, он так бездарно потерял... На глаза всегда чёрствого Быкова, стоящего посреди уже пустой палаты, все-таки навернулись слёзы. Он даже не обернулся, когда сзади послышались шаркающие шаги. - Брат, а брат? – слабым голосом проговорил стоящий за спиной мужчина. - Так ты знал? – голос Андрея стал обретать прежние интонации, он узнал своего собеседника. - Да, я заметил некую схожесть в характерах, но, надо сказать, Севу было сложнее раскусить, а тут ещё твоя фотография, – Роман показал на клочок бумаги, который покоился на больничном полу. Владелец фотокарточки сразу же присел на корточки и поднял её. - А ты знаешь… Быков только хотел что-то сказать, как из коридора послышались крики: - Андрей Евгеньевич! Андрей Евгеньевич! Где Андрей Евгеньевич!? Мне нужен Андрей Евгеньевич! Срочно нужен Андрей, кхе, Евгеньевич! - Он в палате покойного, - раздался ответ какой-то женщины. Послышался приближающийся топот, по американскому акценту Быков сразу понял, кто так усиленно его разыскивал и уже приготовился орать на так не вовремя сунувшегося Америкашку. Секунду спустя дверь в палату отворилась, и на пороге появился Фил. - Андрей Евгеньевич! А… – парень не закончил, ибо его перебили. - Ах, ты ж морда американская! Какого чёрта ты здесь??? Пошёл вон, бандит! - Андрей Евгеньевич! Погодите! Там Семён хочет с крыши прыгнуть!!! Он говорит, что убил пациента и не хочет больше жить!!! – выпалил Фил на одном дыхании. Приготовившийся было продолжить свою гневную тираду Быков так ничего и не сказал из своего набора гадостей, зато необходимая информация явно до него дошла: - Кого это он убил? Выяснять обстоятельства Андрей Евгеньевич препочел уже по пути на крышу, едва успев попросить Любу проводить Романа в вип-палату. *** Стоящий на узеньком бортике больничной крыши мужчина думал. Думал о прошедших днях и годах. Думал об Оле, о детях, которые могли бы у них родиться, о мужчине, который уже никогда не вернется... Секунда и один шаг отделяли сейчас от смерти самоубийцу. Послышался приближающийся вой сирены. Нельзя медлить, мужчина снова посмотрел вниз. - Лобанов! Ты что творишь, идиот?! Ты кем работаешь? Врачом или инструктором по прыжкам без парашюта? – орал Быков, появившийся на крыше, и чуть тише добавил для себя: – Хотя, каким врачом, о чём это я… - вернувшись к ободрению подчиненных, он снова повысил голос: - Так вот, Лобанов! Почти у каждого врача на руках есть смерти! Я за свою жизнь потерял семь человек! Семь, ты понимаешь? Одного ещё когда в институте был! Харе дурить, спускайся оттуда, животное тупоголовое. Лобанов молча сел на бортик, повернувшись лицом к Быкову. - Спасибо, Андрей Евгеньевич, мне от ваших обзывательств прям легче стало, – в его голосе не было даже толики привычного сарказма, – только вот, парня не вернуть, он крепкий такой, молодой… А я, а я, а я дурак обычную аллергию профигачил… – убивался Лобанов. - Я ведь даже рентген не сподобился сделать, а у него наверняка куча переломов, вывихов, а на рёбрах у него, на рёбрах... - Ну-ка, ну-ка, балбес, притормози... А кого ты там у нас лечил-то? – до Быкова медленно стало доходить, что сегодняшний день не просто разрозненная катавасия, а ужасная упорядоченная цепь событий. - Андрей Евгеньевич, так этого, того, Соловьёва. Вы мне больше никого и не давали, лечить-то, – Лобанов удивлённо поднял глаза. Быков отошёл от опорной стены и пошел прямо на Семёна. В глазах Андрея разгорался ненормальный огонь холодной ярости, порожденный осознанием собственного бессилия и невозможности что-либо изменить. - Ты!!! Ты!!! Тупоголовая Тварь! Ты что же, надел халат и всё? Врач теперь? Ты, похоже, двери перепутал! Ты забыл, зачем ты в больницу пришёл? – Быков подходил всё ближе и ближе. - Андрей! – вскрикнула Настя где-то сзади, но он не обратил внимания. - Ты, лоботряс безмозглый! Блоха ты неподкованная! Как ты жить-то с этим будешь?!! Да я тебя! Да я тебя!!! Быков уже подошёл вплотную к Семёну и со всей силы залепил ему пощечину, вымещая свою злость, разочарование, боль потери. Парень потерял равновесие, покачнулся назад, выставил руки для опоры, но старая кирпичная кладка под его рукой начала крошиться и секунду спустя Лобанов полетел вниз...