***
Когда Кихёну говорили, что он будет однажды участвовать в экшене, то он не представлял, что это будет так скоро. Ровно через неделю после того крышесносного петтинга перед толпой, от которого он до сих пор не отошёл. Но Чангюн буквально ставит его перед фактом своим сообщением со временем встречи и пожеланием увидеть на нём те самые шорты. Он ещё долго будет кусать губы, сомневаясь, но все же не смелясь ослушаться. Всё его нутро желало подчиняться Чангюну. Договориться о проведении экшена на основной площадке клуба было несложно, учитывая то, что его владелец — знакомый Чжухона. Или, возможно, чуть больше, чем знакомый. Уговорить Вонхо о помощи в качестве финального оформителя произведения искусства, было, что удивительно, ещё легче. Дело оставалось за малым — подобрать джут и постараться не кончить во время процесса раньше времени. Предвкушение и мандраж чувствовали трое участников экшена. Двое — из-за ожидания того, что будет, один — из-за незнания. Вонхо же не ожидал ничего, пока Чангюн, оставивший Кихёна с завязанными глазами в раздевалке, подмигнув, не попросил встретить Хёнвона и завязать ему глаза. Встретившись взглядами в узком подсвеченном коридоре, Хёнвон и Хосок одновременно сглотнули, лишь кивнув друг другу. Осознание того, что замышлял младший, приходит к Хосоку тогда, когда красный шёлк, переливающийся так же, как и смоляные отросшие волосы Че, завязывается на его затылке. Весь Хёнвон — скульптура, начиная от тонких запястий, скрытых массивной толстовкой, заканчивая изящными движениями, когда тот всё-таки снимает с себя ненужные вещи. Вонхо лишь остаётся одёргивать себя, когда в метре от него со спины предстает корсет, затянутый на тонкой для мужчины талии, который просвечивает через тонкую кружевную накидку, подчеркивающую великолепное телосложение Хёнвона. Этот пожирающий взгляд ощущался всей кожей, покрывшейся мурашками после слишком долгого бездействия. Вонхо же пытался включить мозг и не думать членом, чтобы постараться не поддаваться этой провокации. Получалось это, конечно, плохо. — Ты, кажется, решил играть с огнем, детка, — буквально облапав взглядом ничего не видящего младшего, еле слышно говорит Хосок прямо в ухо и обходит его спереди. Сдерживать стоны от представшего вида становится все сложнее. Даже сложнее того, когда приходилось держать дистанцию и лишь наблюдать за невинным Хёнвоном, изредка появляющимся в стенах клуба. Хосок и забыл, когда стал искать взглядом его каждые выходные. Но отказываться от этой игры не собирался никто. — Кто-то же должен усмирить этот пожар, не так ли, Хён? — крепче держась за ведущую его руку, неожиданно дерзко для Вонхо усмехается Хёнвон, и это для Хосока словно красная тряпка перед быком. Попытку ответить прерывает Чангюн, ведущий такого же «слепого» Кихёна в чёрной повязке к месту проведения экшена. Кихён — единственный, кто ничего не знает о происходящем, и Чангюн не теряет возможности сохранить интригу до последнего, попросив шёпотом их обоих молчать. Толпа вокруг небольшого подъёма в виде сцены собралась довольно быстро. Каждую субботу самый крупный экшен проходил именно здесь. Ненавязчивая атмосфера не давила, но напрягала ничего не видевших парней. Среди общающихся людей были те, кто помнит события предыдущей субботы, а потому пятьдесят три метра веревки в руках Чангюна вызвали предвкушение в толпе. И Хёнвон, и Кихён чувствовали себя практически нагими, пытаясь обострить другие чувства и буквально слыша интерес, которым обволакивают их тела. Че пытался ощутить интерес лишь одного конкретного человека, неосознанно стискивая зубы. Он впервые предстаёт в таком образе и впервые участвует в экшене. И единственное, чего он добивается, — огонь в глазах Хосока. — Котёнок, верь мне, — шёпотом на ухо произносит Чангюн, прежде чем опустить на плечи старшему чёрную верёвку. Кихён кивает, хотя они оба знают, что он готов ему доверить даже свою жизнь. Чангюн проматывал этот момент несколько ночей подряд, продумывая каждый узел и каждую петлю, а потому верёвка извивалась в чужих руках плавно и словно механически, буквально стискивая Кихёна в своих нежных объятиях. Когда грудная клетка была полностью обвита, он, поцеловав тяжело дышащего Кихёна в шею, взял красную верёвку и забрал стоящего в толпе с Хосоком Хёнвона. Поднялся шёпот, и Ю, не ощущавший больше привычных холодных рук на своем теле, чувствовал себя неуютно, осознавая, что на него смотрят десятки глаз. Хёнвон гораздо выше Кихёна, но это не мешает повторить те же действия и на нём, стараясь выявить болевой порог и у Че, с которым он прежде не работал. Когда одинаковые узоры из петель и узлов красуются на обоих парнях, приходит время столкнуть их лицом к лицу. Буквально. Теряясь несколько секунд, Чангюн всё же разворачивает их друг к другу лицом, мягко подводя друг к другу и заставляя прислониться грудью. Ладонью почувствовав, как вздрогнули оба, он поспешил успокоить в первую очередь Кихёна, который был единственным непросвещенным: — Сюрприз, котёнок, — Чангюн слышал, что старший начал дышать тяжелее, и приблизился вплотную к нему, когда почувствовал несильный удар локтем так, чтобы никто не видел, и тихое: — Спасибо, Папочка, — шепелявый голос Кихена, который пытался выглядеть недовольным, звучал взбудораженно, и это все, что необходимо закусившему губу Чангюну, чтобы продолжить. Чёрная верёвка переплетается с красной на обоих телах, смешиваясь и даря контраст, какого можно добиться при написании картины маслом. Чангюн, иногда отходя и отрываясь от своей абсолютной сосредоточенности, осознаёт, что это творение должно быть запечатлено на холсте — не меньше. И старается не замечать полувставший член в джинсах, что получается плохо, когда красный джут обвивается вокруг голени Кихёна. Он всегда знал, что ему идёт красный. Когда тела Кихёна и Хёнвона буквально вливаются друг в друга с помощью джута, не позволяющего дышать полной грудью, в той позиции, когда они не чувствуют неловкости, но чувствуют единение, Хёнвону прежде всего хочется сорвать ленту с глаз и посмотреть на реакцию Хосока. А смотреть было на что — умелые руки мастера сотворяли искусство, дарили истинную эстетику человеческого тела. То, как узлы впивались в узкие бёдра Хёнвона, как приподнялась нога вслед за верёвкой, открывая его перед взглядами людей именно так, чтобы всем оставалось лишь додумывать, заставляло Хосока облизывать губы и жадно ловить движения джута, стискивающего тонкое тело. При виде такого Хёнвона он готов был предложить ему контракт прямо сейчас. Ощущать дразнящее возбуждение от вида шибари было привычным и нормальным, но ощущать невыносимое желание прикоснуться и завладеть — это явно не про обычное состояние Хосока. Кихён дышит в ключицы Хёнвону, не имея возможности пошевелить ни одной частью своего тела. Его чувства, словно тетива, натянуты, и эмоции готовы сорваться, собравшись в единый комок. Че над ухом сопит, когда Чангюн прижимает к нему ногу Ю, а после все движения прекращаются. — Вонхо, — звучит еле слышное в звуках восхищенной толпы, и Хёнвон напрягается, потому что это то, ради чего он сейчас стоит перед людьми, которых давно знает, в кружеве и объятиях верёвки. Кихён хочет найти в себе хотя бы каплю отвращения, недоверия или тревоги, но не находит. Всё, что подарил им сейчас Чангюн, — это приятное чувство беспомощности. Будто урчащая, верёвка протягивается через обвязки и натягивает мышцы не до боли, но до её границы. Выдвинутые крюки отдаются в ушах лязгом металла, и Вонхо с Чангюном одновременно подвешивают с двух сторон парней. Подготовленная заранее поза становится осмысленной именно тогда, когда у них под ногами пропадает земля, и они прикасаются друг к другу лишь лбами, а натянутый джут создаёт силуэт крыльев сзади них. Но и это не оказалось завершающим — Чангюн покидает сцену, коротко поцеловав Кихёна за ухом, а Вонхо с кистью в руках остаётся. Первый красный мазок ложится между их лбами, будто каинова печать. Следующий — на плечо Хёнвона. Обострённые до предела чувства будоражатся мягкой прохладной кистью с краской, которая прикасается всегда в неожиданных местах. Будто заворожённые, люди наблюдали, как из незамысловатых узоров появляется полноценная картина. Как появляется граница между бондажом и настоящим смешанным искусством шибари. Вонхо, обводя внутреннюю часть бедра Хёнвона, чувствует приятное натяжение брюк и ничего не может с этим поделать. Он как бы невзначай задевает тяжело дышащего Че бедром и видит, как капли пота на висках парня слегка смывают краску, заставляя её течь по шее и груди вниз. Завершающий штрих оказывается на пояснице Кихена, покрывшегося мурашками, после чего толпа негромко аплодирует за длительный, но увлекательный экшен. — Если после этого вы с Вонхо не уйдёте вместе, то вас придётся запереть в одной комнате, — насмешливым и чуть хрипящим из-за опоры на грудь голосом говорит Кихён, слыша, как толпа рассредотачивается по клубу, теряя интерес к их экспозиции. — Ты знал? — чуть удивлённо и с такой же интонацией спрашивает Че, ощущая, как их мягко спускают с крюка. — Догадался, — говорит Кихён, когда с него снимают ленту. — Папочка? — Всё хорошо? — опустив их обратно, спрашивает Чангюн, заглядывая в глаза, ещё не привыкшие даже к такому тусклому освещению. Получив положительный ответ сначала от Ю, а потом от Хенвона, он расслабляет верёвки, сказав Вонхо приготовиться. Хосок, сначала не понявший, к чему стоит готовиться, осознает это лишь тогда, когда ему едва удаётся поймать падающего Хенвона. Смотря на Чангюна, в руках которого находился Кихен, Вонхо помог младшему встать и снять ленту. Мышцы парней ещё несколько дней будут ныть из-за непривычки, а следы ещё несколько часов напоминать о незабываемых полутора часах. — Спасибо, Хён, — промаргиваясь, сказал Хёнвон и повернулся к Хосоку. — Кажется, мой рисунок здесь, — длинные пальцы указывают на шею со следами веревки, — стёрся. — Если хочешь, я напишу новый, — всё ещё зависая на чужой шее, проговаривает Хосок, и Хёнвон без слов опирается ослабевшими руками на крепкие плечи, позволяя вести себя. — Неужели сработало, — расслабленно опираясь спиной на грудь Чангюна, с недоумением спрашивает Кихён, провожая взглядом парочку. Оглядываясь на утомлённого Има, Кихён тянется и целует его в подбородок, благодаря. — Это было невероятно. — Их нужно было лишь подтолкнуть, — улыбаясь и удобнее перехватывая старшего под мышками, Им прижимает его к себе, давая ощутить своё собственное проснувшееся возбуждение. — Ну что, котёнок, поедем домой?***
Вонхо очерчивает бледными пальцами каждый красный узор от верёвки на тонкой коже наслаждаясь тихими вздохами и сдавленным мычанием. Хенвону после жужжания клуба нравится слышать тишину и дыхание Хосока, смешанное со своими стонами. Всего лишь прозрачные рисунки пальцами, тихий шепот и ладони, контрастно сильно сжимающие отросшие пряди волос на затылке. — Не боишься обжечься? — прикусывая пухлую губу, задаёт вопрос с вызовом Хосок. — Я готов сгореть, — царапая чужое предплечье, отвечает с таким же вызовом Хёнвон и почти отчаянно целует старшего. Они оба осознают, что им нужно поговорить за всё то время игры в кошки-мышки, но сейчас они не могут оторваться друг от друга, ловя волны удовольствия лишь от прикосновений к коже. Они не дарят друг другу обещаний, просто упиваясь тем, что долгое время казалось запретным плодом, но что так быстро перетекло во взаимность. Это не про секс, но про желание. Про заочно зарождающееся чувство, которым они оба пытались играть. Но сейчас они не думают о том, что они оба проиграли. Или всё же выиграли?