***
Шаг, затем ещё один. Кисти рук, сжатые в кулаках, дрожащие губы. Она чувствует его присутствие кожей. Тяжесть опустилась невидимым грузом на плечи и клонит к земле. Ей стоит ускорить шаг, иначе она не устоит на ногах. Нет! Ей стоит бежать, не оглядываясь, немедленно забыть! Забыть… Весь ужас, что сотворил с её жизнью этот человек. «Уходи прочь из моей жизни, из моего пространства, из души». — Гермиона… — Уйди! Просто исчезни, Реддл! — голос срывается на крик. Она груба, слишком груба. Что это? Во взгляде несравненного «лорда тьмы» промелькнула боль? Ему больно? Он умеет чувствовать? Как же это забавно звучит, но ещё забавней стоять напротив Тома Реддла и использовать на нем же его способы психологического уничтожения. — Не отворачивайся от меня! — грозно молвит юноша, хватая Грейнджер за руку, а затем прижимая к себе. Пронизывающий взгляд пытается проникнуть в душу, проклятая связь между ними никуда не делась, они всё ещё повязаны. Игнорируя друг друга днем, Гермиона и Том сполна ощущали взаимную боль ночью, когда один из них случайно проникал во сны другого, копаясь в самых ужасных воспоминаниях. То, что сотворил Реддл по дикой случайности, и оказалось его расплатой. Ритуал, который пошел не по плану, соединил их раненные души, не дав и шанса на другое развитие событий. — Всё, что с нами произошло, случилось по твоей вине! Профессор Мракс очутилась в Азкабане, покрывая тебя. Виктория была ранена из-за твоих поспешных, глупых и необдуманных действий. Да даже неизвестный волшебник проник в Хогвартс и выпустил Василиска, только чтобы свалить всё на тебя! Кому ты ещё перешел дорогу, Том? Стер память… Изнасиловал? Думаешь, я не имею права отвернуться от тебя? Правда в том, что я никогда на тебя не смотрела, никогда ничего не испытывала, а уж тем более никогда не желала быть твоей союзницей! Ты для меня — пустое место, нахал с кучей амбиций, эгоист. Просто уйди. Уходи, ни слова больше! — произнесла шатенка, отталкивая парня, а затем решительно покидая его общество. Как быстро люди могут поменяться местами. В один миг растоптать чувства, оборвать нити, вернее задушить, обвить шею теми же нитями, которыми изначально связали друг друга. Каждое слово как капля яда, а ведь будь она не его лекарством, он бы давно ушел, не добивался бы внимания, не пытался бы установить контакт. Гермиона Грейнджер Девочка-наваждение, самый сильный приворот, самая горькая удача. Его будто с ума свели, но разве можно в действительности ощущать нечто подобное? Запах корицы, мяты и чего-то пряного. Даже сейчас, когда Грейнджер довела его до ярости, он не может не наслаждаться её запахом. Он не может не побежать за ней. Побежать? Да что за бред, когда это он бегал за девчонкой? — Не лги мне, Гермиона! Я знаю, что ты не равнодушна ко мне! — грозно молвит Том, останавливая девушку и преграждая ей дорогу. — Даже если сейчас уйдешь, да даже если покинешь Хогвартс, уедешь в другой город или страну, тебе не избавиться от нашей связи, — добавляет парень, ухмыляясь. Страх сковал тело Грейнджер, её вновь поглотило ощущение беспомощности. Снова Реддл мерится силами. Кто быстрей сломается, а не сдастся, ведь уступить — значить проиграть, а за проигрышем ждет аттракцион страданий и боли, называемый «любовь Тома Реддла». Употребить «Реддл» и «любовь» в одном предложении — это уже преступление, потому что он и любовь — это несовместимые понятия! Битва взглядов как обыденность, ведь испепелять друг друга им не в новинку, скорее нечто обязательное, как и сейчас. Во взгляде юноши читается резкий, отчаянный и немой вопрос: «Действительно уйдешь от меня?» Действительно, сможет ли она? Сможет ли переступить через себя, через собственные чувства к этому монстру. Сможет ли уйти? Или… Нет! Нет! Какими уловками он сейчас пытается подчинить её разум? Или она сама себе боится признаться, что Том уже давно стал частью неё самой: читает мысли, видит самые ужасные страхи и даже смотрит с нею общие сны. Ведь они как близнецы, нет, как нечто целостное. Долго ли она сможет отталкивать его? Как быстро сорвется? Безумие! Это безумие — стоять напротив него без возможности коснуться. Гермиона полюбила совершенно чокнутого парня, который способен убивать, пытать, мучить других ради достижения своей цели. Но почему, когда он смотрит ей в глаза, она видит только маленького мальчика из сна. Ребенка, брошенного всеми, мальчишку, не знающего, что такое быть любимым, вынужденного выживать и бороться изо дня в день. — Просто будь со мной, стань моей союзницей, моей королевой. Настанет день, когда я уничтожу Грин-де-Вальда, приду к власти, и весь магический мир будет у наших ног. Все те, кто заставил нас страдать, поплатятся. Клянусь, что отомщу за ту рождественскую ночь, за профессора Мракс, за гибель твоей матери — он ответит за всё! Никто больше не будет терять своих близких! — вдохновленно произнес парень с горящими от предвкушения глазами. — Просто будь за меня, а не против, просто… — А кому ты будешь мстить за меня? За мои пытки? За тот треклятый ритуал цели, о котором я так и ничего не узнала! Меня использовали. Меня унизили, а сейчас просто предлагают обо всем забыть? Кому отомстишь за Викторию, которую едва не убили?! Кто понесет ответ, Том? Кто ответит? Ты сам уничтожил всё то, что могло бы быть между нами. Ком встал в горле, что-то внутри будто оборвалось, на глазах навернулись слезы. Нет, они ни к чему, ибо Грейнджер не даст и слезинке скатиться по её щеке, когда рядом стоит он. Реддл не должен знать, как ей больно, как обидно и тяжело. Ему не понять, какого это — когда в один момент весь твой мир рушится, и ты оказываешься обездвижен и слеп, совершенно не зная, что будет дальше. Ему не понять, какого это — ощутить себя полной дурой! Гермиона считала, что контролирует ситуацию, что действительно ему интересна, а на деле ей просто вешали лапшу на уши — весь флирт, разговоры в коридоре о переходе «на его сторону» — совершенно всё было ложью! Её предали, развели как полнейшую идиотку, а затем едва не свели с ума Круциатусом. Реддл достаточно поиздевался над ней. Больше Грейнджер не наступит на те же грабли, она не даст ему второго шанса.***
Одиночество — это то, что их связало. Он как маленький принц, лелеющий одну мечту. Она как хрупкая роза, которую оберегали все, но никто конкретно. Их связывает то, что они оба пытались угодить отцам, пытались быть их гордостью, пренебрегая собой и своим выбором. Да, Драко тайно мечтал быть столь же беззаботным как Гарри Поттер, хотел таких же друзей, простую жизнь. Зачем статус, зачем деньги и проклятая кровь, когда ты один? Когда тебе не с кем разделить боль и некому поведать о счастье? Роскошь, зависть других, именитый род — это всё, что у него было. Олесия — такая нежная, такая слабая, вечно подчиняющаяся отцу и уступающая брату, никогда не перечущая. Она была поглощена своим близнецом не в утробе, а после рождения, она стала его тенью. Пусть Оли и была гордостью отца, вернее его самым любимым ребенком, она никогда не чувствовала себя счастливой. Любовь деспотичного Фергуса Лестрейнджа была не столь сладка. Её отец хоть и стоял твёрдо за светлую сторону, однако никогда не мог контролировать свою ярость. Фергус Сильвери всегда был жесток — ему обязана подчиняться вся семья, никто не смеет перечить, он может поднять руку на жену, на сына, но на Олесию… Олесию никогда не трогал, не смел даже голоса повысить. Она же… Она же так похожа на его любимую покойную кузину Литу Лестрейндж. Дело в сходстве или же просто в слепой отцовской любви… Кто знал? Корвус Лестрейндж IV — отец Литы — был изгнан собственным отцом Корвусом III после того, как разрушил семью Мустафы Камы. Он украл его супругу Лорену и с помощью Империуса заставил стать своей женой. Олесия и Лита, действительно, были очень похожи — они обе словно копии друг друга, а истинным подлинником является Эглантин Лестрейндж, мать Уолтона и Корвина IV, супруга Корвуса III. Природа, будто в насмешку, дала одному из братьев Лестрейндж дочь, похожую на покойную мать, а другому — внучку. От того Корвин IV и не выносил Литу, видя в ней черты матушки. К слову, Эглантин покончила жизнь самоубийством, оставив своих сыновей, вернее бросив их на деспотичного супруга, который даровал сыновьям не лучшие воспоминания детства. Уолтон Лестрейндж, повинуясь отцу и законам, отвернулся от брата, но не Фергус. Вопреки всем запретам семьи юноша виделся с дядюшкой и кузиной, поговаривают, что он даже был влюблен в нее… Воспитанием Фергуса занимался сам Корвин III. Внук и дед стоят друг друга. Время временем, а кровь — вот где истина. Деспотизм передается в наследство, вот почему страдать были обречены все. Олесия никогда не шла против воли отца, ведь он мог наказать вместо неё своего сына, так как знал, что хуже для «его дорогой девочки» наказания не существует. Когда однажды Фергус узнал о том, что его дочь дружит с Викторией Кронсберг, он впервые вышел из себя, едва не сорвался. Наверное, в тот момент мужчина действительно ударил бы девушку, если бы не Ад, закрывший её собой. — Накажи меня вместо Олесии! Я её старший брат, это моя ошибка! Прошу, только не трогай её! В тот момент она совершила ошибку, оттолкнув Адриана в сторону и закрыв собой. Леси рыдала, кричала, умоляла отца не трогать брата, но благородный Адриан сам пошел вслед за отцом в комнату наказаний. Огромные дубовые двери закрылись перед носом девушки, а через пару секунд стало слышно, как хлыст рассекает воздух. Отец понял, он осознал, что для дочери нет страшнее наказания. Ведь как бы Оли ненавидела брата — она посвятила ему себя, всегда отдавала свою заботу, свое внимание, брала его вину, жила ради него. Что может быть страшнее для Олесии, чем боль Адриана? Ведь они двойняшки, рожденные в один день и разделившие одну судьбу на двоих. Ненавидя брата, девушка ненавидела и себя. Иногда в порыве обиды и ярости Леси клялась, что уничтожит Адриана. Она даже предпринимала попытки, но от этого было не легче, а тяжелее в миллионы раз. Его боль для неё невыносима, но ещё невыносимее то, что Адриан никогда не осознавал, насколько его сестра от него зависима. Чертова зависимость, чертова слабость и одиночество, уничтожающее её изнутри. Лесия больше не может так жить, больше не может страдать от того, что недостаточно хороша, чтобы быть такой же влиятельной, такой уже умной… Ведь сам Том Реддл отверг её попытки вступить в его ряды. Отверг последнюю возможность стать ближе к Аду, который не замечает никого, кроме своих блистательных друзей. Олесии хотелось быть ближе к брату, вместе с ним творить всё то, что задумал Реддл. Она просто не хотела быть одна, просто не хотела чувствовать пустоту внутри… Но он и не дал ей шанса! Теперь же вот она — полюбуйтесь, блистательная дочь дома Лестрейндж зажимается с Драко Малфоем в подсобке. Оба, сотканные из обид, разочарований и страданий. Сейчас в этом страстном порыве обнажены не их тела, а их души. Каштановые локоны ниспадают до середины поясницы, оливковая кожа, длинные ресницы, плоский живот, прекрасные изгибы, родинки на запястьях. Это просто их отчаяние. Нет, это не случайная связь, как и не случайно то, что они вместе. Потеряться друг в друге, забыть весь мир, отключить всё то, что происходит вне их системы, вне их пространства. Впервые они наплевали на правила во время каникул, когда Адриан снова куда-то исчез, отказавшись объяснять, что на самом деле произошло в рождественскую ночь. Да, брату Олесии не впервой причинять ей боль. Ну, а дядюшка Драко — Летиций — отличился своим пониманием, поссорившись с племянником. Малфой ушел из дома в подавленном состоянии. Летиций посмел спрятать портрет его родителей, посмел укрыть его на чердаке и завесить тканями. Как только младший брат Люциуса решил совершить нечто подобное? Почему Драко постоянно затыкают рот, никогда не приглашают на приемы, прячут от общества, словно парень — обуза или бедный родственник. Ведь Малфой-мэнор, как и все его богатства по праву наследия принадлежат именно Драко! Именно ему, а не Летицию или Абрахасу! Отвергнутые, брошенные, они случайно встретились в Хогсмиде, где в гостинице при баре «Три метлы» сняли комнату и провели свою первую ночь, отдавшись страсти и отчаянию. Если бы Сильвери Лестрейндж знал, что его любимая благородная дочурка уже не столь покладиста и невинна, если бы знал, что разбил ей сердце, выжег душу… Остановился бы он? Ведь именно отец стал пропастью между Олесией и Адрианом, да что там Адрианом! Даже между ней и матерью… Мужчины — как много боли в её жизни из-за них. Отец, брат, дедушка, дядя… Но теперь? Теперь всё изменилось? Парень напротив, его взгляд, сильные руки, сбитое дыхание. Кто она для него? Увлечение? Способ забыться? Драко не мог остановиться. Он, словно Алиса из той магловской истории, падал в вечную бездну Страны чудес. Неизвестно, почему юноша видел в карих глазах Лесии нечто большее, будто он искал её в тысячи мирах, будто наконец обрел то, что давно потерял. В этом мире у него не было холеной семьи, но лишь её присутствие всё меняло, заполняло пустоту в груди, возрождало, делало его другим. С первой встречи, с первого взгляда. Они будто встретили друг друга сквозь время и пространство, ведь как иначе объяснить это притяжение? Скрип двери, долгий и противный скрип. Приглушенный свет на кончике чьей-то волшебной палочки — как неудачно, неловко и ужасно. Быстро завернувшись в мантию, Олесия прижалась к наспех натягивающему кофту Малфою. — Там… Кто-то есть, я же сказала! Почему ты не верил мне, Реддл? Думаешь, я сумасшедшая? — послышался знакомый женский голос. — Так, так… Кто тут у нас? — произнес Том, проходя вглубь и наконец натыкаясь на скандальную картину. Женская форма факультета Слизерин разбросана по всем углам, а Драко Малфой стоит в центре этого бедлама, пряча за своей спиной девушку, укутанную в мантию. Сопровождающая старосту Гермиона опешила. Сказать, что волшебница была в шоке — это ничего не сказать. — Кого ты прячешь, Малфой? Думаю, ты понимаешь, что увиденное мною не придаст славы твоей семье? Вы и так отличились сотрудничеством с Грин-де-Вальдом и одурачиванием меня. Ты не краше своего кузена. Тебе тоже невесту хорошую найдут или женишься на дешевке, что за твоей спиной прячется? Уж не с грязнокровкой ли ты веселишься? Летиций, наверное, оценит, — произнес Том, ухмыляясь. Гермиона вздрогнула в непонимании, как только Реддл смел говорить такие гадости. Она могла вынести всё, но не подобного. Том разбрасывался обвинениями, не имея никаких доказательств. Он поставил крест на дружбе с Абрахасом, который души в нем не чаял, а эта девушка? Она виновата? Даже если грязнокровка, ей что ли давали возможность выбрать, кем родиться? Дыхание перехватило, Грейнджер была готова сорваться и высказать всё, что она думает, прямо Реддлу в лицо, как вдруг произошло необъяснимое. Кажется, Драко среагировал гораздо раньше неё. — Вердимилиус! Да как ты посмел, Реддл! Кого ты назвал «дешевкой»? Зеленые искры напрасно вырвались из палочки, ведь Том успел их отразить. Драко не желал отступать, он был ужасно оскорблен, поэтому не мог позволить себе проигнорировать услышанное. Задели не только его, но и чувства единственного дорогого ему человека. — Экспеллиармус! — вновь молвил Малфой. — Протего! — Остановитесь! Вы с ума сошли? Хватит! — произнесла Гермиона, но всё было напрасно, юноши словно с катушек слетели. Никто её не слышал, вернее не желал слушать. Сделав шаг вперед, Грейнджер вновь попыталась привлечь к себе внимание и, наконец осознав, что ситуация набирает обороты, решилась на сумасшедший поступок. — Прекратите! — закричала Гермиона, встав между студентами. Бой прекратился, и парни, в попытке отдышаться, смотрели друг на друга. Миона готова была поклясться, что через один миг они сцепятся в настоящей драке. Однако незнакомка, стоящая в стороне, наконец вышла на свет и сняла капюшон, отвлекая волшебников от друг друга. — Это я та самая «дешевка», Реддл! Можешь рассказывать кому угодно, хоть сейчас иди и доложи Адриану. Но чтоб ты понимал, тебя это не касается, ибо ты сам не принял меня в свои ряды, значит и прав на то, чтобы указывать мне, у тебя нет! Том на миг потерял дар речи. Гермионе ещё никогда не приходилось видеть этого парня застигнутым врасплох. Конечно, ведь он не ожидал увидеть сестру лучшего друга, чистокровную манерную леди — в подсобке. Если хоть какой-то душе станет известно об этом, то пострадает не только Малфой, но и Адриан. — Адриан сойдет с ума, узнав об этом! Ты хоть думаешь, что творишь? Твой сумасшедший отец убьет вас обоих! Я не принял тебя лишь по просьбе Ада. Он не хотел подвергать любимую сестру опасности, не хотел связывать со всем тем, что мы придумали, ибо это огромный риск! Но что делаешь ты? Развлекаешься с его врагом? — с презрением молвил Том. — Что делаю я? Я живу своей жизнью! Наконец-то принимаю решения самостоятельно, а не повинуюсь старшему брату или отцу! Говори, что хочешь, тебе не понять, какого это всю жизнь быть в чей-то тени! Я не пустое место, не просто «сестра Адриана», у меня есть имя, есть желания, есть сердце! Уходи, Том! Уйди! Не тебе меня судить, ты сам горишь в том же огне, что и я. Мне ли не знать, что происходит между вами двумя? — Олесия указала ладонью на Гермиону, а затем на Реддла, — Да весь Хогвартс уже твердит, что тебе снесло крышу! — Замолчи, Лестрейндж! — разозлился юноша, — Ты явно умом тронулась! — От чего же? Завидуешь тому, что в отличие от тебя, моя любовь взаимная? Гермиона не из твоих верных поклонниц, она явно не из тех собачек, что преданно бегают за тобой. Теперь ты бегаешь за девушкой, забавно однако! — произнесла Олесия, после чего звонко засмеялась. Злорадство девушки, её слова… Они свели парня с ума, он не мог себя контролировать, ведь почти каждое, слово стрелой поражало в сердце. Всё, что она сказала, было правдой! Он терял свое лицо, терял себя — Гермиона изменила его, сделала похожим на Нотта. В голове всплыли и пророчества Тео… Нет, он не такой… Нет, чувства не сделают его слабым, он не будет слабым! — Баубиллиус, — спокойно произнес Реддл, смотря прямо в глаза Олесии. Тоненькая молния вырвалась из кончика палочки и направилась в сторону Малфоя. Нет, он бы не причинил физическую боль сестре лучшего друга, но, несомненно, заставит её поплатиться морально. Страх мелькнул в глазах юной Лестрейндж. — Драко! — закричала девушка, осознав, что заклинание адресовано вовсе не ей, — Драко! Только отнюдь не Малфою было суждено стать жертвой в тот злополучный момент, а Гермионе, которая закрыла бывшего недруга собой. Какая драма, какая ирония. Ещё вчера они были готовы перегрызть друг другу глотки, а сейчас Грейнджер закрывает его своим телом от заклинания Реддла. — Гермиона! — сколько боли в одном крике. Хотел наказать Лестрейндж, но почему тогда сам в итоге страдает? В глазах Тома был нескрываемый ужас, от чего Олесия, схватив Драко за руку и отошла в сторону. Девушка была напугана, что если Реддл совершил убийство? Что если… Если Грейнджер мертва? Ведь если это так, то сейчас произошла не детская шалость, а преступление, в которое втянут и её, и Драко. Чертов Реддл и его предрасудки! Чертова гордость и высокомерие! — Гермиона… — шепчет бледный Том, — Гермиона! Голос срывается на крик, Реддл сидит на полу и держит на руках тело девушки, глаза которой открыты. Она стала похожа на фарфоровую куклу, такая хрупкая, такая беззащитная. Не понимая, что он делает, Том начал укачивать волшебницу на руках, по щеке пробежала слеза. Нет, он не плачет, разве он может плакать? Нет, ему не больно, это же смешно! Какая-то Грейнджер, какая-то девчонка! Руки затряслись, из горла вырвалось рычание, а затем всхлип. Том ещё сильнее прижал к себе свою «девочку». Это кошмар, это просто сон, это не может быть правдой! Как глупо, как же глупо! Всё не могло так закончиться, не могло так оборваться! Он будто только сейчас осознал, что для него было по-настоящему важно, будто очнулся… Будто нашел и вновь потерял. — Я не верю! Не верю! Герми… Гермиона очнись! Открой глаза! Олесия металась из угла в угол. Драко, не веря своим глазам, просто стоял как вкопанный. Только что Малфою спасли жизнь и не кто-то, а сама Гермиона Грейнджер. Разве мог юноша в это поверить? — Я… Я знаю, что мы скажем! Мы втроем решили поупражняться в боевой магии, но Том нас поймал. Гермиона вызвала его на поединок и, когда нужно было блокировать удар, не стала этого делать, специально подставилась под заклинание. Это несчастный случай не более! Произошло случайно. Я… Я буду свидетелем, мы с Драко будем свидетелями! Просто Гермиона так и не отошла от смерти матери, у неё была депрессия. Она и в поединке с нами пыталась сделать нечто подобное, но не получилось… Это, это случайнос… — тараторила белая как полотно Лестрейндж. — Заткнись! Замолчи! — закричал Том, ещё сильнее сжимая в объятиях безвольное тело Грейнджер. — Она жива, она жива, она не может умереть! Гермиона! Гермиона открой глаза! Гермиона! — повторял парень, не отрывая взгляда от лица возлюбленной. — Сделаем так, как я сказала! Ты уже ничего не изменишь, Реддл! — закричала Лестрейндж. Она едва не впала в истерику, волшебница была готова поклясться, что ещё чуть-чуть и она свихнется. Драко неожиданно обнял Олесию, прекратив её метания из стороны в сторону. — Тише… Тише, мы поступим так, как ты скажешь. Всё хорошо… — шептал юноша, поглаживая девушку по спине. — Хорошо? Хорошо?! На наших глазах только что умерла наша одногруппница, это хорошо? Ведь на её месте мог быть ты! Я едва не потеряла тебя! Лестрейндж уже не скрывала своих рыданий. Драко закрыл глаза, сжимая девушку в тесных объятиях. Он вновь хотел раствориться, вновь хотел исчезнуть, ибо то, что произошло сейчас, было не просто ужасным, а омерзительным. Реддл так и не отпускал Гермиону. Взгляд его был таким же пустым, таким же стеклянным. Всё происходило отдельно от него, будто он не был участником всех событий. Она — его возлюбленная, почему он не ценил этого? Почему всегда ставил гордость выше чувств? Почему считал любовь слабостью? О да, это слабость, но он готов отдать себя заместо неё, готов стать слабым, лишь бы не было так пусто внутри. Ведь кроме неё у него никого нет. У него нет семьи, Абрахас его предал, у Адриана — любовь… Последователи? А что с них толку? Ему не нужны эти преданные лица. Гермиона только видела его настоящим, только она его понимала, могла понять, хоть и отрицала. Прекрасная леди Грейнджер, спасшая его от смерти в водах Темзы. Этим он ей отплатил за доброту? Убийством? Болью? Страданиями?