***
Дождливый июнь проводил последний месяц весны. Пора экзаменов вот-вот наступит, а там еще чуть-чуть и Хогвартс простится со своими старыми учениками, дабы принять новых. ЖАБА — экзамен, который ожидал всех выпускников, вернее, всех тех, кто всё еще остался на седьмом курсе, что уже является достижением. В пору войны остаться живым — уже победа. Не все студенты смогли ее одержать, как и не все остались на седьмом курсе. Кто-то не справился, стоя на пороге, едва добравшись до финиша, но так и не переступив черту, а кто-то, подобно Миртл Уоррен, уже никогда не сможет даже дойти до этого финиша. Жутко академическую блестящую аттестацию суждено пройти не всем, потому это испытание было тем, что с предвкушением ждет любой студент, желающий себе достойного будущего. Да, СОВ и ЖАБА ужасают и восхищают одновременно, однако кто сказал, что они сильно сложнее других экзаменов? Да, другим ребятам тоже придется попотеть, дабы благополучно перейти на следующий год, и шестой курс факультета Слизерин не был исключением. Адриан и Пейдж знали цену времени, знали, как никто другой, поэтому сутками не вылазили из библиотеки. Эйвери совсем устала, у нее не было сил читать все те книги, что ненароком подсовывал ей под руку Лестрейндж. В голове волшебницы была настоящая каша, всё это было не правильно. Вся ее жизнь была не правильной. Ошибка, ошибка, везде были ошибки. В каждом ее действии, в каждом произнесенном слове. Им с Адрианом пора бы остановиться, пора бы прекратить эту игру. Джесси, о чем он вообще думает? Ведь слизеренец явно всё еще не забыл бросившую его Гринграсс, хоть и говорит, что не держит на нее обиду. Анастейша была его девушкой, его парой, он ведь так долго добивался ее расположения… Какое ему вообще дело до какой-то Пейдж Эйвери? О, звание разлучницы навеки стало ее проклятием, ведь даже сейчас в этих фальшивых отношениях, где каждый блюдет свою выгоду, Эйвери вновь увела чьего-то парня, вновь перешла кому-то дорогу. Аселайн Уизли, ей уже хватало дорогой Аселайн. Пейдж сжимает ладони в кулаки, а после прикусывает нижнюю губу. Непрошенные слезы сами собой наворачиваются на глазах. Она не хотела, не хотела забирать чужого, но от чего-то вновь и вновь наступала на старые грабли. Теодор Нотт, разве забрать то, что всегда любила — это увести? Но даже если и так, она ведь сполна хлебнула горя, она заплатила. Заплатила тем, что была обманута любимым человеком. Только вот не одного его можно упрекнуть во лжи, она тоже лгала, нагло лгала лучшей подруге. Сначала обманывала своим молчанием, своим отрицанием чувств к Нотту, а затем тем, что… Что тайно с ним встречалась. Ох, она слишком много врала, врала себе, врала друзьям и даже сейчас… Сейчас обманывала Лестрейнджа. Если хоть кто-то узнает ее цели, если хоть кто-то узнает ее истинные взгляды… Примут ли они ее? Она фальшивка, подделка, от макушки до пят соткана изо лжи. Лгать — это ее специальность, от того и жизнь Эйвери не воспринимается иначе как сказка, выдумка, результат искажения истины. Она, словно ящик Пандоры, который нельзя открывать, ибо, раскрыв его, можно навлечь на себя кару небес. В чем же заключается тайна слизеринской заучки? Действительно ли леди Эйвери — самая обычная стеснительная и ничем непримечательная серая мышка? Так ли она проста, как кажется на первый взгляд…? Пожалуй, дабы полностью раскрыть все карты, нужно разобраться в ее семейном древе. Благочестивая и знатная невеста Вельгельмина Спенсер-Мун когда-то была выдана по воле ее батюшки замуж за ирландского волшебника Ноаха Тафта. Разумеется, то не было случайностью, сей брак должен был гарантировать семье Спенсер-Мун бессмертную славу, ибо Ноах был не просто богатым волшебником. Тафт был знаменит и влиятелен, а среди его родни числился ни кто иной, как Уинстон Черчилль. Да, сея персона приходилась волшебнику кузеном. Уинстон был сыном тетушки Ноаха — Элеи Тафт, которой довелось родиться сквибом, из-за чего ее брак с маглом вовсе не порицался семьей. Но давайте вновь вернемся к несчастной Вельгельмине, которая была вынуждена быть с нелюбимым человеком ради блага своего рода. Да, эта девушка ненавидела своего супруга, своего одержимого и ненормального мужа. Ноах не видел никого, кроме юной Спенсер-Мун, его любовь была сильна, однако она убивала душу юной и хрупкой Вельгельмины, которая вопреки заветам семьи влюбилась в самого обычного чистокровного волшебника Райли Эйвери. Райли и Вельмэ — так называли девушку родные — влюбились друг в друга еще до свадьбы волшебницы с Тафтом. Эйвери были достойным родом, однако не столь знатным, богатым и эпатажным. Кроме того, Гарднер Тафт, отец Ноаха, был другом семьи Спенсер-Мунов, поэтому брак Вельмэ и Ноа был предрешен судьбой. Райли Эйвери — староста факультета Гриффиндор, умный и яркий, нежный и добрый, такой же легкий в общении, как и сама Вельгельмина. Их любовь была доказательством того, что слизеринка очень даже может поладить с гриффиндорцем. Свадьба — это то, что испортило все планы влюбленных, разлучив их на долгие три года. Волшебница уехала в Америку, а Райли Эйвери продвинулся по карьерной лестнице, став знаменитым мракоборцем. Не трудно догадаться, что, встретившись вновь, они уже не смогли преодолеть притяжение, не смогли справиться с собственными чувствами. По иронии судьбы Ноах сам привел Райли в свой дом, заявив, что это перспективный молодой человек, да и не плохо бы иметь свое протеже среди мракоборцев. Поначалу Вельмэ противилась чувствам, спорила с Райли, пыталась отдалить его от себя, однако парень не желал отступать. Спустя полгода после возвращения в Лондон и встречи с Райли волшебница рассказала мужу о своей беременности. Уже в 1922 году на свет появился Игнатий Тафт. Не было сомнений в том, что отцом новорожденного является Ноах, однако спустя некоторое время они появились, ведь Тафт разоблачил роман своей жены. На тот момент Райли уже серьезно возвысился до должности заместителя главы отдела магического правопорядка, было уже опасно в открытую идти против этого парня. Вельгельмина воспользовалась случаем и, аргументировав это тем, что Ноах не выполнил своего обещания, подала на развод. К слову об обещании, Тафт просто поклялся отцу Вельмэ, что возвысит его сына, как бы это абсурдно не звучало, сделает из него министра Магии, поможет с помощью связей. Райли и его возлюбленная поженились сразу же после развода волшебницы. В 1924 году у четы Эйвери появился сын — Аласдер Эйвери, а через три года дочь — Пейдж. Ноах не оставлял попыток вернуть жену, он не отступал и на шаг, даже грозился разлучить ее с Игнатием, обещал увезти сына из Англии. Мужчине таки удалось с помощью хитрости и манипуляций заставить Вельгельмину к нему вернуться. В 1938 году, когда Пейдж только поступила на первый курс, ее матери пришлось оставить отца и вернуться к Ноаху. В этот раз Тафт был тактичен, медленно, но верно он добился свержения Гектора Фоули, и уже в 1939 году дядюшка Пейдж Эйвери наконец-то добился должности министра Магии. Леонарду Спенсеру-Муну хватало лишь связей, этот мужчина и без поддержки родственника смог подняться от курьера до главы отдела международных дел. Да — вот она, правда. Отчимом Эйвери был сам Ноах Тафт, дядюшкой — министр Магии Леонард Спенсер-Мун. Старший единоутробный брат Пейдж — Игнатий Тафт — являлся одним из судей Визенгамота, брат — Аласдер Эйвери — был мракоборцем…. Так легко и со счету сбиться! Отец — глава отдела магического правопорядка, а мать — сотрудник отдела Тайн. У нее были везде связи, она была золотым ребенком, чья семья на данный момент ухватила приличные должности в министерстве Магии. Разумеется, власть не вечна, она приходит и уходит, потому Тафты, Эйвери и Спесер-Муны заранее планируют будущее своим потомкам. Каждый шаг Пейдж всецело проконтролирован семьей, каждое ее действие. И, о да… Она работает на семью, на благо семьи. Если коротко — шпионит, нагло и бессовестно, подобно той же Анастейше Гринграсс. Близкие позаботились о том, чтобы никто, кроме преподавателей, не знал имен ее настоящих родителей. Верно, любой бы пожелал похитить племянницу министра Магии, дабы его шантажировать, от того не было странным, что роль «родителей» Эйвери исполняли чужие ей люди, а в документах стояли иные имена. Пейдж не раз предавала друзей ради семьи, не раз шла в атаку. Если так посудить, то нет ничего удивительного в том, что она изгой. Люди ведь всегда чувствуют ложь и стараются держаться от нее подальше, Пейдж Эйвери же была олицетворением этой лжи. Она не могла быть собой, не могла расслабиться, ей нельзя было привлекать слишком много чужого внимания, нельзя было делать то, что нравится. Боязливая и неуверенная в завтрашнем дне, лишенная родительской заботы, выращенная на приказах, порядках и условиях. Да, именно Пейдж в ночь бала вызвала авроров, дабы те скорее схватили правонарушителей, ведь отчим пожелал вычислить мальчиков из пророчества. Да, Эйвери знала, что Стейша предательница, но до последнего молчала, так как в любом случае планировала сдать наследников Салазара и их помощников. Единственный обман, который ей не получилось раскрыть сразу — это обман Теодора Нотта, еще бы, ведь он сторонник Тома Реддла, а ловушки этого парня всегда тяжело угадать. Ну и что в итоге? Дядюшке нужен был тот, кто мог бы контролировать Реддла, тот, кто мог бы быть в курсе всех его планов. Кроме того, нужны были подступы к семье Лестрейндж, дабы узнать, что затевает Альбус Дамблдор. Почему именно к семье Лестрейндж? Всё просто Фергус — отец Адриана — известный сторонник Дамблдора, кому, как не ему, знать последних планов старикашки. Ничего умнее, чем втереться в доверие к Адриану, Эйвери не могла придумать. Теодор показал волшебнице, что любовь толкает на безумства, потому в ее планах было обольстить юного Лестрейнджа. Ради того, чтобы встречаться с Адом, девушка даже выпила Феликс Фелицис. Здравствуйте, конечно, сработало, но не так, как хотелось. Кто знал, что парень окончательно потерял здравый смысл, влюбившись во внучку Франсуа Розье. Забавно, учитывая, что ее семья предана Грин-де-Вальду. Шекспир бы прослезился, увидев эту парочку, ведь противоречили не только их политические взгляды, но и тот факт, что Кронсберги и Лестрейнджи были давними врагами. Эдакие Ромео и Джульетта двадцатого века. Впрочем, это лишь на руку Эйвери, ведь обманывать влюбленного куда проще, особенно если его влюбленность не касается ее, ведь… В ее жизни и без Лестрейнджа было всё очень сложно. Сейчас она имеет возможность узнать, что чувствует Джесси Уизли по отношению к ней, она может понаблюдать за ним, может попытаться вызвать ревность, если, конечно, он вообще ее любит. Эти поддельные отношения, действительно, обоюдно выгодны и Пейдж, и Аду. Хотя однажды она не выдержит и просто признается в своей симпатии Уизли, конечно, он не обязан принимать ее чувства… И, вероятнее всего, он думает о ней только как о подруге, младшей сестренке и не более. Верно, Эйвери не отличается для Джесси от Аселайн, особенно если учитывать тот факт, что она ее лучшая подруга. Это очень странно, что она на протяжении стольких лет не замечала рядом с собой такого человека, как же была она слепа, как глупа и наивна. Только сейчас, пройдя через огонь и воду и узнав истинные лица всех друзей и знакомых, Пейдж Эйвери может сделать вывод. Джесси Уизли был не похож на остальных — добрый, справедливый и храбрый… Ему явно не место на этом змеином факультете. Хотя, впрочем, шляпе куда виднее. Да и стереотипы о том, что все слизеринцы просто обязаны быть ужасными тварями, уже порядком достали. Конечно, трудно узнать, что прячется за маской беззаботности, она ведь сама относится к тем, кому бы явно на Гриффиндор, но ведь куча лжи так и тянет на дно… Амбициозность, манипулирование и хитрость — разве этого уже не достаточно для того, чтобы попасть на факультет Салазара? Всё же основатели не ошиблись, да, про каждого из них можно сказать разное, но у них у всех есть общее ядро, общие черты. Все слизеринцы так или иначе несчастны, все они были вынуждены приобрести амбиции и хитрость, дабы бороться с миром, дабы бороться с собой. Почти ни у кого из них не было нормального детства — да во времена войны это можно сказать про каждого — однако им повезло больше всего, ведь ненависть в их сердцах была вызвана не только войной, но и личным жестоким складом судьбы. Отчего вы думаете, Слизерин — самый чистокровный факультет? Да от того, что благородство и власть ходит рука об руку с несчастьем и болью, со злобой и смертью. За высокое происхождение они сполна заплатили, да, разумеется, не во всех чистокровных семьях было сумасшествие, но отчасти всё было именно так. Их жизнь — сумасшествие, они истинные безумцы и обречены из века в век передавать силу и благородство, жертвуя собственным счастьем, отдавая себя роду, традициям, семье. Только начало июня, а они уже в мае перечитали все необходимые материалы и даже успели протестировать друг друга. Расписания Адриана и Пейдж почти совпадали, от того было весьма удобно, ведь не приходилось красть дополнительного времени от отдыха, дабы изображать счастливую парочку. Всё можно было делать сразу, даже то самое дополнительное время было выгадано удачно и потрачено со смыслом. Верно, если бы не их сумбурный спектакль, ни Эйвери, ни Лестрейндж не были бы так хорошо подготовлены. Все эти встречи очень хорошо отразились на успеваемости и даже дали возможность слегка расслабиться перед экзаменами… Хотя этой возможностью они не шибко пользовались, стали меньше видеться, но не решались расслабиться полностью. Ведь расслабиться перед экзаменом всё равно, что заранее завалить экзамен. Лестрейндж и Эйвери были в уютном диване гостиной Слизерина, каждый был занят собственным делам, но и не отходил от общей цели, от того голова волшебника лежала на коленях девушки. Собственно, всё дело Адриана заключалось в сне, когда же его подружка весьма увлеченно читала книгу. Листая учебник по рунологии, волшебница пыталась сопоставить в голове нужные способы активации и рунические ставы. «Став — это комбинация рун, зашифрованное послание Вселенной. Создать его — это целое искусство. Любой юный волшебник обязан знать, что руны уже представляют скрытый смысл, который необходимо выучить перед тем, как начать составлять ставы. Опытный рунолог может преобразить собственную жизнь и жизнь окружающих его людей до неузнаваемости, но и здесь есть своего рода ограничения, которые решила ввести Международная Конфедерация магов. Недопустимо частое несогласованное вмешательство в чужую жизнь и злоупотребление руническими силами. Разумеется, сейчас вы скажете, что невозможно настолько овладеть рунами, чтобы ими злоупотреблять или вообще вносить какие-либо значительные изменения в реальность. И вы будете даже очень не правы! Рунология сложна, но тому, кто ею овладеет, открыты любые дороги. Зачастую современные волшебники предпочитают просто обойти трудности стороной, поэтому данный предмет теряет свою актуальность, однако не стоит забывать, что искусство рун — одно из самых сильнейших, ибо ведет свои корни из древности. Да, как было сказано выше, сложности отталкивали магов, а из-за уничтожения людьми самого развитого в этом направлении волшебного селения было утеряно много старинной информации. По этой причине изучение рунологии стало более затруднительным, ведь некоторую утраченную информацию приходится открывать заново». Пейдж вновь и вновь перечитывала этот отрывок, стараясь вспомнить уроки Кассандры Бруствер и хоть одно упоминание о древнем волшебном селении, которое уничтожили люди. К сожалению, на ум ничего не приходило, но разве это не важный момент? Почему на истории магии умалчивали об этом? Мысли волшебницы прервал чей-то прожигающий взгляд, который просто невозможно было не заметить боковым зрением. — Адриан Лестрейндж! — громко произнес Джесси Уизли, от чего Эйвери невольно вздрогнула. Рыжеволосый парень сжимал в руке бумагу, то больше походило на письмо, нежели простой лист. Мысли перемешались в голове девушки, сердце забилось чаще. — Уходите все! Этот разговор затронет только Лестрейнджа и Эйвери, все остальные, которые попытаются влезть, будут наказаны! — молвил староста школы, подойдя ближе к дивану. Безразличие Адриана пугало Пейдж, а злость Уизли настораживала. — Что произошло? Что не так, Джесси? — еле слышно сказала волшебница, от чего Уизли вздрогнул, а затем нежно посмотрел на Пейдж, однако, столкнувшись взглядом с Лестрейнджем, парень вновь нахмурился. — Это я и пришел узнать! Адриан, что случилось? Ты свихнулся?! Как ты посмел… — сквозь зубы произнес Джесси, надвигаясь на парня, а затем кидая в него тот самый конверт, что ранее сжимал в ладони. Волшебник ничего не ответил, парень сначала непонимающе схватил письмо и начал его читать, а затем отбросил в сторону и ухмыльнулся. Непонятно, что именно взбесило Уизли в этот момент, однако извечно контролирующий себя Джесси подорвался с места и, схватив Лестрейнджа за грудки, приподнял с дивана. — Я вызываю тебя на магический дуэль, сукин ты сын! — произнес староста, после чего с размаху ударил Адриана по лицу и толкнул, от чего тот упал на пол. Фамильное кольцо на пальце рыжеволосого рассекло Лестрейнджу бровь, кровь побежала сразу же, однако Адриан не спешил унимать свой озорной настрой. Поднявшись с пола, слизеринец посмотрел на вскочившую с дивана Пейдж, а затем на разгневанного Джесси — эта картина явно позабавила Адриана, от чего он начал громко смеяться. Если бы не внезапно вошедшая в гостиную Аселайн, обезумевший Уизли прикончил бы его на том же месте. — Что происходит? Джесси?! Что ты творишь! Уйди от Ада! — завизжала блондинка, закрывая собой Лестрейнджа от надвигающегося брата. — Я всё сказал, Адриан! Завтра, в шесть часов, я жду тебя! Ты ответишь за свой поступок! — наконец произнес староста, смотря в глаза Лестрейнджа, прятавшегося за спиной его сестрицы. Наверное, таким Уизли не видел никто, сегодняшний вечер явно подпортил его образ идеального студента. Большую интригу напускало то, что было не совсем понятно, из-за чего вообще случилась вся это заворуха. — О да, мой господин, с нетерпением буду ждать вашего наказания, — молвил Адриан в след уходящему Джесси, от чего слизеринец на миг замер, видно собираясь надрать задницу офигевшему шестикурснику. К счастью, рыжеволосый продолжил свой путь, а вновь засмеявшийся Лестрейндж порядком насторожил всех находящихся в комнате. — Ты… Ты настоящий придурок! — воскликнула Ас, направляясь в сторону самодовольного Теодора. — Да, моя семья не идеальна, но в отличие от тебя у меня она есть, — прошипела блондинка, строго смотря в глаза волшебнику, от чего тот невольно поморщился, а затем, быстро взяв себя в руки, усмехнулся. — Не выпендривайся, Аселайн, не нужно пытаться меня впечатлить, — ответил юноша, скрестив ладони в замок и самодовольно улыбнувшись. — Ты только в постели умеешь это делать, ибо все твои возможности тоже начинаются и заканчиваются в чьей-то кровати, — не долго думая добавил Нотт, но оступился. Ему бы стоило сто раз поразмышлять, прежде чем говорить подобное, так как реакция Уизли не заставила ждать. Верно, звонкая пощечина привела Тео в чувства? След от удара горел, но еще сильнее жгло внутри. — Пусть будет так, однако, в любом случае уже не в твоей кровати, Теодор Нотт, — произнесла Аселайн, фальшиво улыбнувшись юноше.***
Оттенки синего полны изысканности, от ультро-маринового до фиолетово-сизого, для Виктории Кронсберг самые чувственные цвета заключались в чужих глазах. Хотя от чего чужих? В самых родных… Определенно родных, оттого и терзающих. Нежный небесный — символ свободы, детской наивности, доброты, беспечности, харизмы и очарования — идеальная характеристика Абрахаса Малфоя. Тот же цвет, но иного оттенка говорит уже об обратном. Серо-синий, холодный, как лед обжигающий. Буря, ураган, эмоции, скрытые безразличием, буйство противоречий, вспышки агрессии, ревность, преданность своим принципам, гордость, сила воли — в этом весь Адриан Лестрейндж. Кронсберг никогда не выбрать, никогда не определиться, она очень, очень плохая девочка. От того ли в груди так больно между ребер в области сердца? От того ли каждый раз, прикасаясь к Малфою, она сравнивала его с Адрианом? От того ли, смотря на Лестрейнджа, видела схожесть с Абрахасом? Да что она вообще творит?! Когда наконец-то успокоится? Когда сможет поднять белый флаг своим чувствам? И вот всё по новой, снова целует одного, а вспоминает другого. Эта девушка подобна стали, как будто и не живая вовсе. Ей не хватит сил, в какой-то момент всё это закончится, и будет невыносимо больно, как бритвой по сердцу, как солью на рану. Адриан пытается доказать ей, что разлюбил? Пытается в объятиях этой сучки Эйвери обрести свой покой? Думает, что эта мышь сможет затмить ее? Нет! Откуда эта ревность, откуда это желание убить Пейдж? Она ведь не такая, в лучшем случае не была такой! Не была, пока не стала частью этого проклятого треугольника. Сначала Виктории просто было больно наблюдать за тем, как эта змея оплетает своими гадкими руками ее любимого, потом всерьез захотелось ее уничтожить. Последний раз, спускаясь по лестнице, староста остановилась на мысли, что неплохо было бы столкнуть эту шлюху, пока никто не видит, пока на этой лестнице только она и Эйвери. Да, неплохо было бы столкнуть, чтобы сгинула в пропасть и стала частью замка, одной из школьных призраков. Эта стерва должна быть где угодно, но не в объятиях Адриана — ЕЕ АДРИАНА. От мысли, что Пейдж действительно может стать невестой Лестрейнджа, Виктории едва не снесло крышу. Она ведь взаправду едва не убила Пейдж Эйвери… «О нет, дорогой, на крестины твоего ребенка я приду только в качестве матери твоего ребенка! И никакая сука не изменит этого факта, а если попытаться — ей не жить». Да, возможно, это цирк, возможно, Ад просто играет ее чувствами, пытается заставить ревновать, но… Нет! Никаких «но»! Даже если это просто притворство, зачем так реалистично? Зачем лапать ее мужчину? Зачем так прижиматься, для чего вообще находиться от него на столь непростительном рассотянии? Эйвери взаправду такая бесстрашная? Думает, Кронсберг сможет остановить статус старосты? Или аристократическое происхождение? Ее семья — часть гильдии Грин-де-Вальда, ее уже ничего не остановит, особенно если рассуждать, ориентируясь на одержимую Винду Розье. Сумасшествие в любви — это семейное? Ведь никто в роду Ви не любил нормально, не было тех самых «идеальных пар» — без ссор, криков, скандалов и абьюза. Мать, которая пользовалась любовью отца, дедушка и бабушка, что за всю свою семейную жизнь успели сто раз развестись и сойтись обратно. Да даже тетушка и ее чувства не к обычному родовитому пареньку, а именно к врагу всего магического мира. Чудненько, не правда ли? «Чокнутый, неадекватный! О Мерлин, да что ты такое творишь?! О какой учебной дуэли идет речь? Как можно было довести Джесси Уизли, что вообще нужно было для этого сделать?!» — голова разрывалась от мыслей, Виктория просто не могла, не могла перестать думать обо всем этом. Абрахас пытался обнять невесту, пытался успокоить, но та вновь выбиралась из его объятий, отталкивала от себя и осуждающим взглядом смотрела в его глаза. Он ведь знал, о ком она думает, знал, однако не позволял даже на метр подходить к Лестрейнджу. Сегодня столь значимый день, у нее ведь есть возможность остановить это, есть шанс вразумить этого безумца. Если бы только Кронсберг могла… Если бы только не эти обязательства, не этот обременяющий долг перед семьей, ограничивающий ее свободу! Да пусть всё катится в ад, она… Она не позволит, чтобы Уизли причинил вред ее возлюбленному! Чего бы того не стоило, Виктория будет на том шоу. Хитрец Джесси таки сумел законно обыграть свой вызов на дуэль. «Показательная битва в клубе боевой магии» — умно, не правда ли? Венчает эту картину кураторство Шелби Уайт, к слову, именно эта дамочка, с вероятностью девяносто девять и девять процентов, примет власть из рук Слизнорта. Ведь Горацию уже явно не по силам непредсказуемые и амбициозные слизеринцы. Да о чем речь? Своего предыдущего декана им удалось отправить в Азкабан! После пропажи Юлисенты Эдды Мракс ходило множество слухов, но истины Виктория не знала, даже любимая тетушка раздраженно просила ее замолчать, как только Ви начинала говорить о бывшем декане. Эта нервозность Винды, приезд дедушки и его вечные таинственные переговоры наталкивали на мысли, что догадки Джокасты Мольсибер не столь уж лживы. А что, если профессор Мракс не так проста? Может, она действительно близка к Грин-де-Вальду? Ведь от чего еще вечно спокойная Винда в последние дни не может найти себе места! Виктории всё-таки пришлось собрать все силы в кулак, пришлось закрыть глаза на чувства и… Пойти на сей чертов дуэль. Она там необходима, она необходима Лестрейнджу. Кто, кроме нее, сможет защитить его? Кронсберг не столь бессердечна, она… Она не настолько безразлична. Им действительно не суждено быть вместе, однако кто решил, что Ви просто не может защитить Лестрейнджа? Ведь Адриан поступил бы так же… И всё же, как глупо! Как чертовски глупо с его стороны. Для чего он унижал Пейдж Эйвери в переписке с Теодором Ноттом? Так еще и специально подставил себя. Что это? Зачем?! Саморазрушение? Неужели его действительно что-то тревожит? Значит, у него не было чувств к этой суке? Значит… Он все еще любит Викторию Кронсберг? Все еще ее любит…***
Жизнь — до безумия странная штука. Порой она оборачивается так, что ты сам того не ожидаешь, даже думать не смеешь о том, что так бывает, о том, что это произошло, произошло именно с тобой. Да! С тобой! Миллионы раз прокручиваешь в голове ситуацию, придумываешь варианты верного решения, но всё бестолку — ничего уже не вернуть. Больше ничего не осталось. У Тома Реддла больше н и ч е г о не осталось. Веры — не осталось. Надежд — не осталось. Любви? К сожалению, даже она покинула его, ушла нелепо, неожиданно, спонтанно. Будто тем самым пытаясь показать, насколько всё в этом мире непостоянно, насколько временно, насколько утонченное и до безобразия хрупкое. Гермиона и мысли о ней, да, он сам не заметил насколько стал привязан, насколько стал слаб. Ведь… Мальчики не плачут? Да? Как же слащаво звучит. Ведь если это так, от чего каждый раз, когда кто-то произносит ее имя, всё внутри него переворачивается. К горлу подступает ком, щиплет глаза, ощущение, что кто-то ударил под дых. Справится ли Том? Пересилит? Да, конечно, он пройдет мимо, не дрогнет и мышца лица, и знаку не подаст, что что-то не так тогда, когда внутри всё обрывается. Не слышал. Он не слышал. Такого имени не существует. Этой девушки больше не существует! Ее нет! Гермионы нет! Любовные терзания, как лихорадка, если затрагивают, то не одного, а всех сразу. Потому не удивительно, что окружение Тома тоже сходит с ума. Абрахас, Адриан, Теодор, Джесси, Антонин — абсолютно все слетели с нормального ритма жизни. Чего только стоит эта показная дуэль? Сумасбродство! Лестрейндж определенно не в себе. Не стоит злить Уизли, нет… Определенно не стоит. Особенно Джесси. Если Аселайн просто выразит все свои нервы возмущениями, Рон замучает претензиями и детективным расследованием, то у Ричарда и Джесси есть реальная власть. Один — староста Гриффиндора, а другой — школы. Эшли — самый младший, он пока просто первокурсник, но что будет дальше, неизвестно. Этого семейства слишком много, оно повсюду, порой Реддлу это не кажется смешным, ведь Уизли безобидные только с виду, а этот вызов на дуэль лишь тому подтверждение. Адриану явно стоило выбрать кого по-проще, но что же, выбор сделан, деваться некуда. Да и не имеет значения, главное, что благодаря ему всем шестикурсникам Слизерина было разрешено пропустить занятия. Всё, как нужно, всё, как планировалось. Около сцены уже собралась приличная толпа, нет, среди них не было зевак, все прекрасно знали, куда пришли, и осознавали, что сейчас произойдет. Профессор Шелби Уайт как-то косо поглядывала на Тома, он ощущал это, кроме того, ему почему-то казалось, что то было не с проста. Возможно, в нем говорило излишнее недоверие к людям, а может то были тревожные сигналы, упорно подаваемые чувством самосохранения. — Неужели ты нервничаешь? Это так трогательно. Наш лорд предан не только идеям, но и своим людям? Как думаешь, Том, Адриану удастся покинуть эту сцену живым? Долохов. Прекрасный Долохов вылез, как из-под земли. О да, совместно с Анастейрой и Юлианом Антонин мог бы смело идти участвовать в конкурсе на «самое пугающее семейство». Как их вообще зачислили? Как руководство школы игнорировало периодическое исчезновения Тони и беременность Тейры? Почему Юлиан ни разу не привлекался к разговору, ведь он выступал как глава рода. Неужели никого не интересовала беременная девушка и ее брат, которому было далеко не шестнадцать или семнадцать. Да, не много не мало, но Антонину двадцать лет, а от чего-то он учится на одном курсе с Анастейрой. Конечно, совместное обучение с Долоховыми в интересах Реддла, но всё равно хочется задать миллион вопросов и в первую очередь директору Диппету. Какого хрена? Почему Хогвартс стал проходным двором? Ох, о чем речь, если сегодня должно было произойти нечто более фееричное? Недаром говорят, что дети способны превзойти своих родителей. Вот и мисс Диппет в своей бестактности решила переиграть отца. О да, как же без формальностей? У Дамблдора едва волосы на голове дыбом не встали, когда он узнал, что должно произойти в клубе боевой магии. Планируемые показательные бои профессора Диппет в своей программе имели особую кульминацию, автографы, совместные фото… Ну и… Что-то ещё. Это, конечно, странно и непонятно, но благодаря подозрениям Хизер Паркинсон, разговорам с Дамблдором и копанию в семейных архивах Том сделал для себя определенные выводы. Хиз говорила о том, что она не раз замечала легкое свечение, исходящее от профессора Шелби Диппет, всё время твердила о каком-то странном кулоне или подвеске, в общем украшении… Вот разве можно разобраться во всех этих женских штучках? Может она просто шутила? Потому и значения ее словам юноша не предавал, но ровно до определенного момента. Поначалу взаправду не вверилось словам подруги Гарри, а затем постепенно они начали обретать смысл. Однажды, возвращаясь с патруля, Реддл подслушал интригующий разговор. Та самая Диппет называла профессора Кэрроу другим именем, кроме того, говорила о показательном выступлении как о решающем дне. Только вот, что такого может сделать дуэль в клубе боевой магии? Да и от чего Шелби была так уверена, что именно она будет куратором этого клуба, ведь на тот момент о показательном бое ходили лишь слухи, клуб ведь только планировали открывать! Беседа с Дамблдором перевернул всё с ног на голову. «Камни, свойства камней», — повторял мужчина, от чего Тому пришлось обыскать всю библиотеку, дабы всё-таки найти в запретной секции ту самую книгу, которую однажды держала в руках Юлисента. Вновь эти загадочные фразы и подсказки. Профессор трансфигурации хитрил, а затем, наконец, признался, что подозревает, что Шелби Диппет вовсе не та, за кого себя выдает. Флакончики с воспоминаниями были будто специально оставлены профессором Мракс в коттедже Хогсмида на видном месте, от того их было легко найти. Да, пусть это было нечестно по отношению к его… Нет, язык не поворачивается назвать Сенту «тетушкой», ведь ему вообще не привычно это слово — «семья». Да, это нечестно по отношению к профессору Мракс, однако у Тома не было выбора, ему было необходимо подтвердить свои догадки, ведь Юлисента тоже неспроста угодила за решетку! Леди Мракс кому-то перешла дорогу, да и не слишком ли много совпадений? Просмотрев воспоминания бывшего декана, Реддл узнал не так много. Особенно волшебника заинтересовали странные обстоятельства смерти Эллины Уайт, которые и стали причиной для переезда Сенты и ее брата Эспена из Норвегии в Англию. Да и фрагменты страданий и самоистязания леди Мракс из-за смерти ее сестры. Теперь он знал о своей родне чуточку больше, и не то чтобы это безумно радовало… Нет, конечно радовало! Однако главные вопросы все еще остались нерешенными. Профессор Диппет требовала особого внимания, особого бдительного внимания. В день дуэли именно шестой курс должен быть возле этой чокнутой дочери директора, а для этого было необходимо, чтобы кто-то попал на бой в качестве участника. О да, кто, кроме Адриана Лестрейнджа? От Ада требовалось договориться с Джесси, но из-за этих странных отношений с Эйвери это явно было не просто так осуществить. Теодор успел отдалиться от Уизли, наверное, было бы проще провернуть всё через него, если бы не этот маленький факт. Что же, сказано — сделано, пусть и не так как ожидалось, но в полне четко. Зато реалистично выглядит, похоже на подростковые выяснение отношений, а не попытки помешать предполагаемой стороннице Грин-де-Вальда оккупировать школу. Даже если они просто кучка параноиков, эти усилия того стоят. Пробираясь сквозь толпу школьников, Том пытался не упустить из вида Шелби. Все кричали, кто-то даже пытался заранее делать ставки. Зеленые, красные, синие и желтые мантии смешались в большую серую массу, теперь бы своих не потерять. Их всего ведь не так много — семеро, семь осведомленых лиц: Абрахас, Адриан, Антонин, Тейра, Поттер, Хизер и он сам. Хотя… Может и больше? Верно, Виктории все известно. Или же Абрахас предпочел уберечь ее от правды. А может просто не хочет говорить ее, дабы Кронсберг еще больше ненавидела Лестрейнджа за глупые и опрометчивые поступки. Да, Поттер наверняка успел рассказать всё своим дружкам — Драко и Рону. Сейчас бы не потерять бдительность. Не потерять бдительность… — И так… Прошу минуточку внимания! Приветствую всех пришедших на этом грандиозном событии! Сегодня в честь открытия нового дуэльного клуба нам предстоит лицезреть показательную битву учащихся шестых и седьмых курсов, это сделано специально, чтобы продемонстрировать вам все плюсы участия в нашем клубе! Я, Шелби Диппет, ваш куратор и проводник в мире боевой магии. Каждый, кто решится пройти курс боевой магии, сможет сражаться также как и наши участники, а при особом старании даже лучше! И так, хочу пожелать удачи дуэлянтам. Прошу не забывать о правилах и мерах безопасности. Да начнется шоу, палочки к бою! Под одобрительный гул студентов на сцену вышли первые соперники — Кристиан Мальсибер и Макензи Селвин. Жгучая брюнетка с длинными ногами и страстным взглядом, староста Гриффиндора, пылкая Макензи, тайно все ещё питающая надежды, вновь оказаться в постели Тома Реддла. Да, было бы неплохо развлечься с нею вновь, если, конечно, Альфард Блэк потом не убьет его. Лишь мысли о другой внезапно вызвали у юноши чувство отторжения. Мелкая дрожь пробежала по телу, ведь когда-то для него, Тома, не было проблемой проводить ночи с разными красавицами, когда-то волшебнику было не так важно, кто в его постели. А сейчас? Что сейчас? Снова и снова в голове крутится голос одной единственной. «Том, Том, Том…» Вновь и вновь, как в каком-то кошмаре. Она всё не может исчезнуть из его головы, а он всё не может ее забыть. Тому ведь откровенно противна любая другая девушка, лишь Грейнджерс ее глазами, только ее голос, ее касания. Сознание уже начало играть с ним злую шутку, или он умом тронулся? Почему Гермиона стоит в другом конце зала, почти у выхода. Это иллюзия? Проекция? Шелби так пытается выманить его, чтобы устроить ловушку? Это план по его уничтожению? Но… Голос в голове, он реален! «Беги, уходи отсюда! Ты нужен мне, мне нужна твоя помощь! Я прошу тебя, Том, хоть раз в жизни помоги мне! Следуй за мной, следуй за мной, следуй…», — это ведь просто невыносимо, он явно не в себе! Неужели это призрак? О чем Грейнджер говорит, какая помощь? Он ведь уже ничем ей не сможет помочь. Реддл и так сделала всё возможное, дабы собственными руками уничтожить свою любовь. От нее ведь ничего не осталось, она стала прахом… Или Мио хочет отомстить? Может пытается выместить всю свою ненависть, жаждет его смерти? «Следуй за мной, Том, я молю тебя, у меня мало времени, прошу, Том!» Нет, он не вынесет! Чтобы это не было, даже если его ждет смерть или это просто чья-то уловка, парень просто не может это игнорировать. Просто не может! Голос в голове становится всё звонче и звонче, а шаги Реддла всё уверенней и уверенней. Он идет по стеклу прямиком в ад, что за судьба уготована Тому? Ему, подобно Орфею, суждено умереть в страданиях и одиночестве, пытаясь воссоединиться со своей Эвредикой? Или он Аид, которому навеки обещано расставаться с обольстительной Персефоной, а затем вновь упиваться ее любовью, наслаждаться страстью и нежностью. Шаг во тьму был совершен юношей совершенно добровольно, чтобы его не ожидало во мраке коридора, он должен это узнать. Грейнджер или смерть, забавный баланс, грани в котором Том никак не может найти. Ее нет вот уже как месяц, а он уже мертв, что тогда будет через полгода, а через год? Да, ему предпочтительней не думать, отключить все эмоции, запереть сердце на тысячи замков, нежели рассуждать о смерти любимой девушки. Да и какой прок верить в эту смерть, ведь каждую ночь, в каждом сне, наедине с собой и даже среди толпы Том слышит ее голос — голос Гермионы Джин Грейнджер. С ее рук ему и яду вкусить не страшно, с ее именем на устах не страшно и умереть.