One Republic — Good Life
Мы спускаемся по ступенькам, их всего четыре или пять. Пересекаем коридор. Я пялюсь на широкую спину, облачённую в массивную кожаную куртку. Кусаю губы. Ещё через несколько секунд мы выходим на улицу. Щурюсь от солнца, что мгновенно слепит глаза. Днём обстановка в этом райончике не намного лучше, чем ночью. Мотоцикл Шуги стоит рядом с подбитым бордюром дороги. Парень быстро надевает на голову шлем, следом загорелыми пальцами застёгивает его под подбородком. Садится на мотоцикл, перекидывая через него ногу. Не теряя времени, я преодолеваю дикое биение своего сердца и дрожь в коленях. — Почему? — спрашиваю я, попутно залезая на мотоцикл. — Что? — Ты подвозишь меня. Почему? — голос понижается автоматически, когда животом я прикасаюсь к его спине. — Ты мне скажи, — с какой-то неведомой мне интонацией отвечает парень, но я не успеваю переварить его слова, потому что после них он сразу же заводит мотор. Меня, как и прежде, оглушает этот звук. Смирившись с тем, что разговаривать с ним бесполезно и ничего путного не добьюсь, я осторожно накрываю его плечи дрожащими ладонями. Проходит ещё десять секунд. Мотоцикл уже «в полной боевой готовности», но Шуга не собирается трогаться с места. Я не понимаю, что происходит, пока он не поворачивает голову вполоборота и не смотрит на мои руки, что плотно сжимают его куртку в области плеч. Я всё понимаю сразу же. На автомате, но осторожно спускаю руки с плеч на его бока, скользя пальцами по чёрной коже куртки. Прижимаюсь чуть сильнее. Я ведь правильно всё делаю? Будто в подтверждение моего вопроса, парень либо сжимает, либо отпускает сцепление, я не знаю. Но мотоцикл срывается с места, оставляя за собой слегка синеватый дымок. Это заставляет меня прижаться ещё плотнее и продвинуть руки чуть дальше. Ох, чёрт. Я стараюсь не думать о тёплом твёрдом теле под этой курткой и прикрываю глаза, потому что очки от ветра не спасают, и глаза снова и снова слезятся. До моего дома мы доезжаем минут за восемь-десять. Но я не замечаю времени, потому что не могу перестать проглатывать сухой комок в горле. Что тут отрицать? Мне нравится прижиматься к нему. И как бы сильно я не переубеждал себя, что это всё гормоны или ещё какая-нибудь неведомая хуета, это всё равно остаётся фактом. Выдыхая сухим ртом, я стараюсь поскорее спрыгнуть с этого мотоцикла, когда он притормаживает у моего дома. Будет логичнее сказать, что притормаживает Шуга или его мотоцикл? Наверное, Шуга, потому что он ведь управляет им. Или всё же мотоцикл? Он же останавливается. Не знаю, у меня в голове такая дикая каша. Я просто хочу помыться в душе. Смыть с себя весь кошмар минувшей ночи. Немного перекусить, отдохнуть и отправиться на работу. Хочу отключить голову, как и всегда. Хочу, чтобы было как раньше. Когда я слезаю с мотоцикла, Шуга даже не смотрит на меня. Он не тянется к ремешку, чтобы расстегнуть шлем. И даже не глушит мотор, чтобы что-то сказать. Я понимаю всё без слов, когда открываю рот, чтобы сказать «спасибо», но меня обрывает глухой рёв, потому что Шуга поддаёт газу. Ещё через несколько секунд я уже смотрю на отдаляющуюся фигуру. Вскоре мотоцикл и вовсе скрывается за домами, а я так и стою, глядя куда-то в пустоту. Он не только опасный тип, но ещё и жутко странный. Я настолько устал, что просто не хочу думать обо всём этом. Не хочу думать о Шуге. О Тэхёне. О Лиэн. Ничего не хочу. — И хрен с тобой, — кидаю я, задумчиво качая головой и продвигаясь по вымощенной из маленьких камушков дорожке к террасе своего дома. Дальше всё было, как я и представлял. На столе я нашёл записку с угрозой и просьбой открыть окно на кухне от тёти Нэн. Юонг была в детском саду, тётя на работе. На кухне по-прежнему громко тикали часы. В холодильнике стоял вчерашний ужин в виде куксу с овощами и малиновых оладий. Я принял душ, втирая ореховое мыло посильнее в кожу. Потом перекусил и начал собираться на работу. Дальше всё словно по привычному сценарию. На работе расставлял, мыл, убирал и слушал, как дрочится Вонхо по поводу моего измученного вида. «Ты будто всю ночь вагоны разгружал». Потом, ближе к девяти вечера, вымотанный физически и морально, я доплёлся до дома. Позвонил Лиэн, узнал, как она себя чувствует. Голос у неё был замученный не меньше моего. Но я не жалел, а специально напоминал ей о том, какая она дура. «Иди нахрен, я отключаюсь». Потом я позвонил Кихён-и — однокласснице-отличнице, спросил задание на завтра. Переодевшись в домашнюю одежду, поболтал с Юонг, пока она расчёсывала какую-то странную куклу. Я узнал, что она отобрала её у девочки, которая постоянно обзывается. Отчитывать сестру сил у меня не было. Да и правильно она сделала, с сучками так и надо. Нэн особо не ругалась из-за того, что я пропал на ночь. Видимо, по мне и так было видно, что я дико устал. Тётя попросила просто не выкидывать больше ничего подобного, чуть что — просто звонить и предупреждать. Я извинился. Она осталась на ночь, долго расчёсывала своими морщинистыми руками длинные волосы Юонг и рассказывала ей о том, как они с мужем ездили на страусиную ферму, когда летали в штаты. Я тоже увлёкся слушанием, сидя на диване и поедая шоколадный пудинг. Нэн уложила Юонг, чмокнула меня в макушку и ушла спать в мамину комнату. А я, облизнув ложку, отнёс чашку на кухню. Как я обожаю шоколадный пудинг. Родину за него готов продать. За окном был первый час ночи, когда я закончил с конспектом и, поставив будильник на семь пятнадцать, плюхнулся на кровать и утопил лицо в подушке. Уснул я через несколько секунд.***
Следующий день особо не отличался от остальных. Я проснулся в нужное время. Принял душ, завтракать не стал, завернул с собой сэндвич с арахисовым маслом и прихватил из вазочки последнее зелёное яблоко. Принял таблетки. Потом отправился в школу, чмокнув на прощание тётю и сестру. Лиэн сказала, что доберётся сама. Я пропустил всего один день, а ощущение, будто месяц не ходил. За одну ночь я пережил больше, чем за последний год. И даже не знал, что от одного пропущенного мною дня всем будет ни горячо, ни холодно. Никто не спрашивал у меня справку, объяснительную или ещё что. Всем преподавателям было просто плевать. Получается, что я зря рвал жопу все эти годы, чтобы не пропускать школу. Почему-то от осознания этого факта всё моё представление о хорошей успеваемости немножко пошло по пизде. Но не суть. День плавно протекал мимо меня. Он проходил размеренно и как-то лениво. Я ни о чём не думал, мысли о Шуге даже не пытались проскользнуть в мою голову. И это чертовски радовало. Я думал только о том, что рассказывает преподаватель. Писал конспект на литературе и решал тест на иностранном. Кстати, решил на отлично. После шестого занятия я вышел во двор школы с приподнятым настроением. Лиэн весь день не было видно, наверное, не хотела подколов по поводу вчерашнего. До дома я доковылял довольно быстро, размышляя о том, что в пятницу нужно сбегать в магазин комиксов и прикупить чего-нибудь свеженького. Конечно, мысль о том, что нужно перекусить и отправляться на работу, заставила мой позитивный настрой слегка колебнуться. Но не разрушила его. Опять же, смена прошла очень хорошо. Я не чувствовал себя рассеянным или подавленным, подкалывал Вонхо-хёна по поводу его козлиной рыжеватой бородки, которую этот придурок и не собирался сбривать. Мой сменщик пришёл на час раньше, и Вонхо со словами «вали уже отсюда, достал» благословил меня на ранний уход. На часах была ровно одна минута девятого, когда я переступил порог, сразу же скидывая с ног кеды. Юонг меня встретила, как и всегда, уставившись в зомбирующий экран телевизора. Весь дом пропах вкусным запахом овощного рагу, которое по моему возвращению готовила тётя. — Очень вкусно пахнет, — заверил я, проходя на кухню и вытаскивая мелочь из карманов тёмных джинсов. Их надо закинуть в стиральную машину. Нэн вздрогнула, стоя у плиты с ложкой в руках. Её тёмные волосы с проблесками седины выбивались из шишки на затылке и свисали по краям, обрамляя морщинистое, но красивое лицо. Нэн — худая миниатюрная женщина, поэтому клетчатый фартук топорщился на её теле, прилипая к домашним чёрным брюкам и серой кофте, покрытой катышками. — Ты уже дома? — она метнула взгляд к настенным часам. — Ещё ведь рано. — Сменщик пришёл раньше, — пожал я плечами, быстро целуя её в щёку и отправляясь в комнату. — Я сегодня снова останусь на ночь, Юонг нужно помочь с поделкой, — вдогонку крикнула мне Нэн, попутно пробуя рагу на соль. — Круто, мне тоже нужна помощь с составлением генеалогического древа, — уже из своей комнаты выкрикнул я, стягивая с себя толстовку через голову. Так и прошёл наш вечер. Сперва мы все вместе лепили из пластилина что-то непонятное с Юонг, точнее сказать, лепили они с Нэн, а я смеялся над тем, что из этого выходит. Юонг хмуро надувала свои маленькие губы в обиде, а я в ответ щекотал её. Потом мы составляли с тётей древо. Было интересно слушать о том, какая была моя прабабушка по маминой линии. Я сделал выводы, что интерес к книгам и учёбе достался мне именно от неё. Я принял душ. Потом ещё немного посидел за параграфом по химии. Получил эсэмэс от Лиэн с текстом «прости, замоталась сегодня, спокойной ночи хх». Ответил «ничего, завтра увидимся, приятных снов». Нэн поднялась отдыхать в комнату мамы ближе к одиннадцати, пожелав мне и Юонг спокойной ночи. Сестра отрубилась на диване за телевизором почти в одиннадцать. Я, отложив учебник химии, отнёс Юонг в её комнату и чмокнул в лоб, слегка милуясь оттопыренным во сне маленьким губам. Прикрыв тихонько дверь и выключив телевизор, отправился на кухню, чтобы перед сном выпить тёплого молока. И, признаться честно, я иногда ворую у Юонг её шоколадные трубочки. В доме висела идеальная сонная тишина. И это было такое идеальное завершение спокойного дня. Но нет. Это был не конец. Далеко не конец. Всё было слишком хорошо, чтобы оставаться таким. Так хорошо могло быть только где-то в параллельной вселенной, где угодно и с кем угодно, только не здесь и не со мной. Снимая чайник с подставки, я слегка разбавил молоко кипятком. Как только я поставил чайник обратно, из прихожей донёсся глухой стук в дверь. Конечно, меня это насторожило. Даже очень. Я нахмурился, глядя на часы. Кого могло принести в двенадцатом часу ночи? К нам домой? Пройдясь босыми ногами по линолеуму в прихожую, я остановился у двери и прислушался. Сердце почему-то ускорило ритм. Чёрт, пора прекращать быть трусом. Я вздрогнул от последующего стука, уже более настойчивого. Мысленно перекрестившись и ляпнув под нос «ты чёртов мужик», я прокрутил язычок замка и распахнул дверь. Обдало лёгкой прохладой. Шуга стоял со скучающим выражением лица. Первое, что я испытал — облегчение. Ведь в голове до этого вырисовывалась картина с двумя парнями в чёрных масках и битами в руках. Словив от меня облегчённый выдох, парень слегка усмехнулся краем рта. Второе, что я почувствовал — удивление. Нет, даже не так. Я ахуел. Вот кого-кого, а этого я никак не мог ожидать. Я уставился на Шугу, как на отвратительный экспонат ребёнка-урода в музее органов. Блять, ну зачем ты опять здесь? Я быстро осмотрел его с ног до головы. Светлые джинсы, ботинки, чёрная растянутая футболка, куртка. За ухом сигарета. Ничего нового я не увидел. Единственное, на чём я задержал взгляд, — бутылка соджу в одной из его рук. — Что ты здесь забыл? — зло выплёвываю я, сощурившись. На данный момент он был самым последним человеком, которого я хотел бы видеть. — И тебе привет, — кидает парень, щурясь в ответ. Я быстро взглянул на двор и дорогу из-за его плеча. Мотоцикл стоял у белого заборчика во дворе моего дома. Но в руках Шуги не было шлема. Приглядевшись и чуть сильнее вдохнув, я понял, что он уже слегка выпивший. Нет, он не шатался. И взгляд у него был нормальный (ну, обычный, а так у него нихера не нормальный взгляд). От него просто пахло перегаром вперемешку с сигаретами и чем-то кислым. — Ты что, пьян? — с неприкрытым удивлением уставился я на парня, пытаясь хоть на секунду прикинуть, что ему здесь вообще надо. — Впустишь меня? — ответил он вопросом на вопрос, глядя мне прямо в глаза расслабленным апатичным взглядом. Он смотрел на меня иначе. Без злости, без присущей ему закрытости и отрешённости. Смотрел не как на сопляка, коим, конечно, считал, а как на старого знакомого, которому можно поплакаться. И только из чистого интереса я шагнул в сторону, пропуская его в дом. И каждую секунду меня не покидала мысль о том, что я сейчас приглашаю волка на пастбище. — Только тише, у меня все спят, — уже полушёпотом проговорил я, наблюдая за тем, как парень озирается по сторонам. Будто бездомного щенка принесли с улицы в новый дом, где он всё разнюхивает и пытается разведать. Так странно было видеть его здесь. В моём доме. В моей прихожей комнате. Он смотрелся на фоне моих родных стен очень странно. Всё было похоже на сон, парень был будто нереальным. Будто если я моргну — Шуга испарится, словно секундная иллюзия. — Кто «все»? — уже шёпотом спросил он, уловив ту самую сонную тишину, парящую в воздухе. — Сестра и тётя, — ответил я, всё ещё чувствуя его не вполне реальным. — А родители? — с интересом (охренеть) спросил Шуга, тихо стаскивая один ботинок другим. Он слегка пошатнулся, но придержался свободной рукой за шкаф. — Мама в отъезде по работе, — спокойно произношу я, наблюдая за этим странным человеком, которому надо от меня невесть что. Я всё ещё смотрел на Шугу подозрительным взглядом, когда он скинул второй ботинок. — Зачем ты здесь? — решаю идти напролом, потому что чувствую себя чертовски странно здесь. Вот. И до этого дошло. Этот человек заставляет меня даже в своём собственном доме чувствовать себя странно-хреново. — Мне нужно с кем-то выпить, — машет он уже начатой бутылкой соджу перед моим лицом, прикусывая своё серебряное колечко. Мы оба говорим тихо. — Это насколько должно быть всё херово, что ты пришёл ко мне? — щурюсь. — У тебя на это есть друзья, — строго отвечаю, складывая руки на груди, будто осуждаю его за то, что он снова вторгается в мою жизнь. — ДжейКей валяется на полу в объебосе, а Тэхён трахает то ли бабу, похожую на мужика, то ли мужика, похожего на бабу, — спокойно произносит Шуга, всё ещё кусая это чёртово колечко в своей губе. Хватит, пожалуйста. Я не могу удержать лёгкий смешок, который значит, что лёд с моей стороны подтаял и тронулся. Ненавижу себя за это. — Ладно, проходи. Тише, — киваю я головой в сторону дверного проёма, что ведёт на кухню. Я не получил улыбки в ответ. Вообще ничего не получил. Лишь сдержанный взгляд благодарности. И меня так блядски распирает в этот момент. Снова. Но всё ещё до конца не могу понять, как себя вести. — Примитивно, — тихо, почти неслышно произносит Шуга, оглядывая небольшую кухню. Я молча пожимаю плечами, сам не знаю, зачем. Парень ставит зеленоватую бутылку с белой этикеткой на стол, затем осторожно присаживается, мельком кидая взгляд на кружку с молоком, что стоит на кухонной тумбе. Он задумчиво усмехается, а я слегка краснею. Шуга развязно кладёт руки на стол, пока я стараюсь сосредоточиться на своих действиях. Молча открываю верхний шкафчик и, совершенно не думая, достаю кружку Юонг с Микки Маусом. Рюмок у нас не водится. Ставлю кружку на стол рядом с бутылкой. — Есть апельсиновый сок и газировка, — открыв холодильник, сказал я и покосился на парня. Тот при виде этой кружки рядом с бутылкой соджу тихо посмеялся, склонив голову вниз и посмотрев на свои руки. Я впервые вижу его улыбку. От этой мысли тысячи мурашек пробили кожу рук и плеч. Эта улыбка — очередная странная вещь, которую я сегодня увидел. Мои губы тоже затронула неосознанная улыбка. Передозировка странностей. — Ну, тебе запивать, мне-то без разницы, — становится он более серьёзным, сплетая загорелые испачканные пальцы рук в замок и произнося это, как что-то дико очевидное. — Не, я не буду, — сразу же качаю головой, глядя на него через плечо и всё ещё держа дверку холодильника открытой. — Мне в школу с утра, да и я ни разу не пил сод… — Брось, — обрывает он меня слишком громко, следом вспоминает, что надо говорить тише и понижает голос: — пара глотков тебе ничем не повредит. Я отворачиваюсь и ещё некоторое время сомневаюсь. Да и ладно, мы ведь пришли к выводу, что я в последние дни слегка (да не слегка) чокнулся. Так что хрен с ним. Достав из холодильника пакет с апельсиновым соком, я ставлю его на стол, следом быстро достаю ещё две кружки из шкафчика. Не знаю, что мной движет. Понятия не имею. По идее, я должен был захлопнуть дверь перед его носом и просто лечь спать. Но я не смог. В принципе, ничего нового. Ещё через половину минуты Шуга уже отвинчивал крышку бутылки, а я сидел напротив и не знал, куда деть свой взгляд и руки. Мне хотелось рассматривать его лицо. Предполагать, откуда взялось это тёмное пятнышко на его щеке. Испачкался ли он, когда копался в своём мотоцикле? Или вытирал грязной ладонью своё лицо? Мне хотелось сидеть и считать родинки на его лице, но вместо этого я застенчиво рассматривал кружку с Микки Маусом, в которую он плеснул немного соджу. — Из неё будешь пить ты, — легко усмехнулся Шуга, глядя прямо на меня. — Она подходит тебе. — Ну, спасибо, блин, — буркнул я обиженно-возмущённо, по-прежнему не поднимая на него взгляда и отвинчивая крышку пакета с соком. — Ты не пил соджу? — недоверчиво опускает он густую бровь, наполняя вторую кружку. — Нет. — Да что же ты за человек такой, — шепчет парень, качая головой. — Сигареты не курил, соджу не пил. Чем ты вообще занимаешься? Его вопрос застал меня врасплох. Я невольно задумался, поставив сок рядом с бутылкой и касаясь подушечками пальцев своих пересохших губ. — Не знаю, учусь? Работаю в винно-водочном и устаю. Времени на развлечения в виде курения и пьянства у меня просто нет, — уверенно поднимаю глаза и легко улыбаюсь, пытаясь натянуть на себя как можно более невинный вид. — Как же ты много упускаешь, — с каплей какой-то досады качает он головой, обхватывая пальцами кружку. — Многие ребята моего возраста считают меня странным. И это на самом деле так. Я странный, — мой язык с каждой секундой развязывался всё сильнее и сильнее, а ведь я даже не выпил. Сложил руки на столе, слегка приобнимая себя за локти. Мне вдруг стало прохладно. — И в чём же ещё заключаются твои странности? — тихо, как-то хрипло и с томительной заинтересованностью в глазах спросил он, а затем приоткрыл губы и опрокинул в себя содержимое кружки, даже не сморщившись. После секундного ступора я продолжил: — Не знаю, как объяснить, — по-прежнему смущённо разглядываю столешницу. — В первом классе учительница спросила у нас: «ребята, что вы можете назвать самым красивым, что видели в жизни?» Улыбка медленно сползала с моего лица с каждым произнесённым словом. Я вспоминал, как дразнили меня в младшей школе. Страшнее всего было в средней. Как называли ненормальным и постоянно шпыняли. Как я плакал, запираясь в кабинке туалета. А потом как ни в чём не бывало шёл на занятия. Воспоминания обволакивали меня, словно дымчатое ядовитое облако. — Все дети говорили: «мама» или «феи», а когда очередь дошла до меня, то я ответил: «одиннадцатое сентября*», потому что утром по телевизору видел документальный фильм про эту катастрофу, пока мама пекла оладьи. Весь класс охнул, включая учительницу. А потом она рассказала, сколько там погибло людей. Две девочки за первыми партами расплакались, а остальные смотрели на меня, как на выродка. По моим рукам от воспоминаний пошли мурашки. Пальцы слегка затряслись. Под весомой тяжестью взгляда Шуги я продолжал говорить, внимая тому, как он слушает меня. Мне хотелось говорить с ним. — Но мне было всё равно. Потому что я говорил так, как думал. Эта трагедия выглядела действительно потрясающе, — ещё тише добавил я, потянувшись за кружкой. Я не знал, зачем говорил всё это. Робко поднимаю покрасневшие глаза и смотрю на Шугу открыто. Вот он я. Прямо перед тобой. Худой, испуганный воспоминаниями, похожий на сопливую ноющую шестиклассницу. И такой открытый. Давай же, бей меня своим взглядом прямо по живому. Скажи, что я ненормальный. Что я странный. Я не услышу ничего нового. — Я не знаю, что сказать, — глухо произнёс Шуга, прикусывая зубами медное колечко. — Ничего и не говори, — кидаю я, вдыхая носом и чувствуя, как пощипывает от слёз глаза. — А я просто выпью это. После последнего произнесённого слова я уверенно обхватил пальцами кружку и опрокинул в рот всё её содержимое. Ротовую полость дико обожгло, и я балансировал на грани того, чтобы не раскашляться, пока у меня во рту эта горючая смесь. Но когда я преодолел дикое жжение и проглотил всё, что было во рту, вся горечь молниеносно простелилась по глотке прямо к желудку. Сморщившись, я схватил кружку с соком и в считанные секунды опустошил её. Ещё через несколько секунд в груди потеплело. Эту штуку можно заливать в бензобак? Мне кажется, что такой крепкий соджу можно использовать вместо топлива даже самолётам. Когда я открыл глаза, всё было уже иначе. — Ещё, — пододвигая кружку к руке Шуги, отрезал я. Тот ничего не ответил. Лишь молча плеснул ещё соджу в кружку с Микки Маусом. — Да, ты действительно странный, но я говорил об этом и раньше, — вдруг заговорил он, когда я уже держал кружку в руке и сделал резкий выдох, чтобы отправить это в себя. — Но это вовсе не значит, что ты какой-то урод среди всех других, — он внимательно смотрел мне в глаза, а я так и держал чёртову кружку почти у самых губ, замерев и впитывая каждое его слово. — Если кто-то назвал тебя странным, то тебе и самому начинает казаться, что так оно на самом деле и есть. Особенно если ты — замкнутый в себе щуплый очкарик. — Да пошёл ты, — нахмурился я возмущённо, поднося к губам край кружки и выпивая. Во второй раз протолкнуть это в себя было намного проще, чем в первый. — Защищайся грубостью и не позволяй никому читать свои эмоции. И не важно, кто будет перед тобой, не позволяй им манипулировать. — Ты так делаешь? — Да. — Тогда ты тоже странный, потому что защищаться грубостью — это не выход. — До старости мы имеем право на свои собственные странности, — край его губы дрогнул, и это уже стало похоже на некое подобие полуулыбки. Или даже какого-то надёжно скрытого, замурованного, непроглядного намёка. Я громко выдыхаю после того, как запиваю всё соком. Губы щиплет. В груди становится всё теплее и теплее. Будто всем своим телом я ощущаю, как под столом его колено вдруг касается моего. «Случайно», — проносится в моей голове голос здравомыслия. «Нет», — едва уловимо доносится ему в ответ из самых глубин подсознания. — А какие странности у тебя? — спрашиваю я, пытаясь сосредоточить мысли на своих словах. — Их не меньше, чем у тебя, — пожимает он плечами, по-прежнему внимательно глядя на меня. — Представь, что ты вёл пиздец, какой блядский образ жизни. Что из твоей памяти выпадали целые недели. — Я не уверен, что могу такое представить. Но я попробую, — закивал я головой, когда Шуга сделал паузу. — Однажды я проснулся, а мои руки и ноги привязаны к крыше какого-то фургона. Я абсолютно голый, передо мной только небо, а вокруг поле. ДжейКей и Тэхён спали в этом фургоне. Я тогда чуть голос не сорвал, чтобы их разбудить. И мы втроём ни черта не помнили. Ни как оказались там, ни чей это фургон, ни почему я голый и привязан к нему. Я не удержался, наклонился и выдал лёгкий смешок, когда эта картина вырисовалась у меня в голове. — И так я проводил всю свою жизнь. Это неплохо, ведь терять мне нечего, потому что, по сути, у меня ничего и нет, кроме мотоцикла. — Проводил? — Да, сейчас всё изменилось, — опускает он свои светло-карие глаза, поджимая нижнюю губу. Это выглядит то ли мило, то ли странно, то ли всё вместе. — Со мной произошло кое-что. И после этого всё пошло по пизде. — Что произошло? — у меня внутри всё сводило от любопытства. И я просто сходил с ума оттого, что этот человек откровенен со мной. Он разговаривает со мной, абсолютно доверившись и открываясь в ответ. От этого просто сносило крышу. А ещё наши колени под столом по-прежнему соприкасались.huntington — secret
— Секрет, — поднимает Шуга глаза и смотрит на меня. Смотрит не моргая. Я тону. — Что за секрет? — Кто, — резко отвечает парень, будто я сказал что-то не так, а он исправляет ошибку. — Это кто, а не что. Я замираю, пытаясь сложить в голове весь пазл. С досадой морщусь, когда не получается. Но всё так резко обрывается. Мой ступор, видимо, его бесит. — Чимин, — произносит он, опираясь на локти. — Перестань думать. Я действительно перестаю, потому что ничего не получается. В моей голове ничего не складывается. Всё взрывается в тот момент, когда Шуга привстаёт, а его татуированная рука тянется к моей футболке. Он хватается за неё пальцами, сжимая ткань в кулак. И с силой перетягивает меня через стол. От неожиданности я впадаю в ещё более сильный ступор, но успеваю подставить под себя руки и опереться ими об стол. Стоит ли говорить о том, насколько сильно я теряюсь, когда его губы касаются моих? Говорить не стоит, но я скажу: я потерялся настолько, что не найду себя теперь уже вообще никогда. Я безуспешно пытался понять происходящее, барахтаясь в этом море недоумения и боясь утонуть. И правильно боялся — утонул. Но, несмотря на своё состояние, я отвечаю на его поцелуй и резко хватаюсь руками за шею так, чтобы не упасть. Весьма неудобно делать это через стол. Поэтому Шуга сперва поспешно стягивает с моего лица очки, а затем тянет меня в сторону, не переставая обрывисто целовать. Я ничего не успеваю понять. Моё дыхание сбивается, ватные ноги подкашиваются, и я буквально задыхаюсь, когда он с силой припечатывает меня к ближайшей стене. Не могу двигаться. Всю свою энергию я направляю на движения губами. Я не хочу вновь оказаться чёртовым бревном. Не верится, что всё это происходит здесь. С ним. У меня на кухне. Шуга прижимает меня к стене своим телом, а я держусь трясущимися ладонями за его горячую шею. Он целует меня иначе. Не так сильно, не жадно. Он целует нежно. Так, что каждая молекула моего тела сжимается, сворачивается, перекручивается. Мозги просто кипят, а эмоции раздирают. Тишина вперемешку со сбитым дыханием и звуками поцелуя сгустками пробивается в уши, которые закладывает от резко подскочившего давления. Мне кажется, что в любой момент у меня пойдёт кровь из носа и может случиться сердечный приступ. Моё сердце просто не выдержит этого дикого навала эмоций и чувств. Оно просто остановится. Всё происходящее с нами в этот момент противоречит и моей логике, и логике Шуги. Противоречит всему здравому смыслу. Но мне так плевать. Я провожу ладонью по его лицу. Мягкому, тёплому, гладкому лицу, слегка стираю это пятно грязи на щеке, пачкая свою руку. Вздрагиваю, когда Шуга хватает мою руку, которой я секунду назад провёл по его лицу, и прижимает её к стене рядом с моей головой. Парень слегка отстраняется, глядя затуманенными глазами на моё лицо. Мои щёки горят огнём, а на первый взгляд я и вовсе смотрюсь напуганным. Но это не так. Я не напуган. Мне не страшно. Меня уже не пугает происходящее. Меня больше пугает то, что он остановился. — Выключи свет, — шепчу я севшим голосом, кивая в сторону на выключатель, что рядом с нами. Шуга, глядя мне в глаза, слегка приближается. Его густые ресницы дрожат. Кончики наших носов соприкасаются. Внутри всё леденеет и горит одновременно, когда он сплетает свои пальцы с моими пальцами руки, которую прижимает к стене. Свободной ладонью тянется к выключателю и щёлкает по нему. В комнате повис мрак, который разбавляет жёлтый свет из коридора. — Зачем ты делаешь это со мной? — низким дрожащим голосом произношу я, а затем задыхаюсь, потому что он накрывает мою шею своими губами. Кожей чувствую мягкость его влажных губ и холод медного колечка. Свободной рукой тянусь к волосам и зарываюсь пальцами в их глубины, громко дыша. Он сжал мою руку и прижался плотнее, отрываясь от шеи и возвращаясь к губам. Я принял его поцелуй так, как и все предыдущие. Ещё через несколько секунд я почувствовал, как рука Шуги проходится по футболке в районе живота, а затем он заводит ладонь под ткань, прикасаясь к моему телу. Это прикосновение медленное, томительное. Массирующие движения грубыми пальцами над пупком, а затем чуть ниже. Когда Шуга целует мои скулы, я закрываю глаза и чувствую, как его рука массирует мою кожу над резинкой пижамных штанов. Гулкий, дрожащий стон проскользнул меж моих губ. Большая часть крови покинула мозг и перешла в пах, упакованный в боксеры цветом под щит Капитана Америки. Возбуждение взяло надо мной верх. Я в ответ сжимаю его руку в переплетении наших пальцев, а второй — цепляюсь за его плечо и робко мну ткань чёрной футболки. Это так похоже на мольбы с моей стороны. Любое возбуждение и сильное проявление чувств — опасность для меня. Во всём важен медленный переход от одного к другому. Мы перешли к тому, что я молю его. Я молю его сделать хоть что-нибудь. И он делает. Медленно опускает кончики пальцев за резинку штанов, а я не могу стоять. Моё тело само готово вот-вот сползти по стенке вниз. — О, Боже мой, — задыхаюсь я, когда Шуга обхватывает горячими пальцами мой пульсирующий член. — Господи… — Тише, — шепчет он. — Сам говорил, что все спят. — Зачем ты… Ах, — бессвязно шепчу ему в ухо, а затем с губ срывается всхлип, когда он проводит по члену ладонью, слегка сжимая. Я сам накрываю его губы своими, втягивая в глубокий поцелуй. По моей коже бегают мурашки, да настолько сильно меня пробивает, что я уже ничего не чувствую. Меня обтягивает всепоглощающее чувство возбуждения и эйфории, когда его рука чуть ускоряется. Это заставляет меня застонать сквозь поцелуй и прижаться ещё плотнее. Мои брови непроизвольно выгибаются. Я разрываю поцелуй, потому что не хватает воздуха. Лоб вспотел. Утыкаюсь губами в шею Шуги. Я на грани. — Господи, Юнги… Боже, блять, я сейчас… Вот-вот из моих глаз польются то ли слёзы, то ли звёзды посыпятся, то ли всё вместе. Шуга сдавливает чуть сильнее. Всё тело пульсирует. Я сейчас упаду. Отчаянно цепляюсь за его широкие плечи короткими пальцами. — Скажи что-нибудь, Юнги-я. Умоляю, — заскулил я в его шею, когда сам невольно толкнулся бёдрами вперёд. — Кончай, — шёпот. — Ох, чёрт… — Чимин-оппа? Я распахнул глаза, едва удержавшись, чтобы не вскрикнуть, когда сквозь биение сердца в мои уши пробивается сонный голос младшей сестры. Без очков и в темноте я мало что мог увидеть. Но реакция была мгновенной: я в панике отскочил от Шуги, чуть не навернувшись, потому что спустил секунду назад. Можно ли испариться по щелчку пальцев? Пожалуйста.