***
— Ты не лопнешь? Пропускаю мимо ушей, думая о том, какими на ощупь были его пальцы. — Не думала, что ты это ешь. Как его взгляд скользил по моему лицу. Так заинтересованно и изучающе. — Серьёзно, ты съешь всё это? И это его «ты вкусно пахнешь». Внутри всё так трепещет от воспоминаний. — Чимин-а! А от мысли о том, что тем самым «секретом» являюсь я — всякая реальность ускользает от меня. Хочется в своей голове снова и снова ставить на повтор этот момент. — Эй, ало! Космос вызывает спутник «Уебан две тысячи». Я с кем разговариваю? — Лиэн щёлкает пальцами перед моим лицом, заставляя вздрогнуть. Мы сидим за обедом в столовой. Помещение полупустое, потому что на улице очень хорошая, тёплая погода, и все обедают во дворе школы. Но Лиэн не захотела туда, потому что все столы со скамейками были заняты, а она сегодня в белой юбке, поэтому не может сидеть на траве. — Да что? — раздражённо кидаю я, потому что чуть не подавился трубочкой из-под лаймового сока. И она прервала моё мысленное пребывание в сегодняшней ночи. — Что с тобой такое сегодня? — не менее раздражённо кидает брюнетка, хмуря густые ровные брови. — Ты о чём? — как можно убедительнее пытаюсь состроить недоумевающее выражение лица, опуская голову и копаясь вилкой в салате. Я взял слишком много еды, я и правда это не съем. — Да вот об этом вот, блять, выражении лица, — она пальцем в невесомости обвела моё лицо, скептически и с какой-то критикой. — И сегодня четверг, ты за весь день ещё ни разу не упомянул о новом выпуске «Звездных войн». — Я просто не выспался, — качаю головой, отправляя в рот немного салата и медленно пережёвывая. — Да брось, всю литературу ты пялился в свою тетрадь с тупой улыбкой. Ты что, поимел кого-то и не рассказал мне? — она складывает руки на столе, закидывает ногу на ногу, напрягает плечи и щурит глаза, внимательно глядя на меня. Ну всё, началось. — Не неси чушь, — отмахнувшись, продолжаю ковыряться в салате. — А что тогда? Последний раз ты себя так вёл, когда получил ту дурацкую медаль на конкурсе эрудитов или как там это называлось, — Лиэн задумалась, сдвинув брови. Над переносицей появилась забавная ложбинка. — Не утруждай себя так много думать. Никого я не имел. У меня не может быть хорошего настроения? — поднимаю я взгляд и, настраивая себя на ложную уверенность и непринуждённость, смотрю на девушку во все глаза. — Чимин-а, мы знакомы девять с лишним лет. Я вижу, когда ты что-то скрываешь. Меня не проймёшь этим выражением лица, принцесса, — поджимает она с иронией губы, щуря накрашенные глаза. — Колись, кто она? — Господи, прекращай, — закатывая глаза, я думаю о том, на какую тему можно незамеченно перескочить. — Только не говори, что это Ли Кихён. Она частенько пялится на твою спину, — Лиэн отвинчивает пробку на маленькой коробочке с молоком. — Ты видел, как переливаются её брекеты на солнце? — Не трогай ты её, — хмурюсь. — Её и так постоянно достают. — Если бы она следила за собой и больше уделяла времени своей проблемной коже, то её бы не трогали, — утверждает брюнетка, поднося коробочку к губам и делая пару глотков. — Я хочу поставить брекеты, ты тоже будешь меня так доставать? — опуская одну бровь, я смотрю на Лиэн и попутно открываю шоколадный пудинг. — Ну, вообще-то, да, — усмехается она так, будто это слишком очевидно, чтобы вообще спрашивать, и вытирает уголки пухлых губ салфеткой. Всё больше похожа на Джуонг. — Только попробуй это сделать, я отложу кучу тебе в шкафчик. — Боже, Лиэн, — в отвращении морщусь я, глядя то на неё, то на шоколадный пудинг. — Ты иногда просто отвратительна. — Но ты привык, — улыбается она, а я радуюсь, что удалось перевести эту чёртову тему, пусть и не на самую лучшую. — Да. — Может, после школы сходим в «Дорри»? Хочу пиццу с анчоусами. Блять. — Не, за мной Нэн заедет. Я быстро поем дома и на работу, — произношу ровным голосом, пока Лиэн достаёт из карманчика портфеля секунду назад пиликнувший телефон. — О, ну, хорошо, тогда и меня подкинете, — быстро тараторит подруга, не отрывая взгляда от телефона. — Ам-н… — Что? — девушка поднимает глаза, но по взгляду видно, что она озадачена сообщением и погружена в телефон, поэтому мало меня слушает. Пытаюсь перебрать все варианты за самый короткий промежуток времени. Чёрт, чёрт, чёрт. Думай, Чимин. Думай. — Тебе же надо было в библиотеке контрольную переделать после уроков. — Чёрт, точно, — легко стукнула она ладошкой по лбу. — Как меня достала эта тригонометрия. Фух, вышло. Я едва удержался, чтобы не выдохнуть с облегчением. — Ладно, доедай свою коричневую радость и пойдём, — произносит девушка, поднимаясь из-за стола и удерживая в руках красный поднос. — Пошла вон.***
Stars — Wasted Daylight
Оставшиеся уроки тянулись блядски медленно. С каждой минутой, что приближала меня к встрече с Шугой, время всё сильнее замедлялось. Я не мог сосредоточиться на заданной теме и постоянно отвлекался, погружаясь глубоко в свои мысли. То ли я хотел увидеть его, то ли боялся того, что он не приедет. То ли вообще чёрт знает что. После английского Лиэн помахала мне рукой, отправляясь в библиотеку, чтобы переделывать проваленную контрольную, отрицательная оценка за которую ну никак не была нужна ей под конец года. Я постоял у своего шкафчика минут семь или десять, чтобы наплыв школьников чуть рассосался. После прозвеневшего звонка, постояв ещё с минуту и отправив в портфель нужные учебники, я глубоко выдохнул, поправил волосы, очки и отправился на задний двор школы. Тёплый майский воздух приятно прошёлся по лицу, когда я вышел на крыльцо и слегка прищурился от ударившего в глаза света. Оглядев задний двор, где паркуют свои машины преподаватели, я обнаружил такой знакомый мотоцикл. Внутри всё скручивает. Шуга глушил мотор. Его мотоциклетный шлем отражал лучи солнца своей полированной поверхностью. Я облизал сухие губы, всё ещё стоя на крыльце, придерживая одной рукой лямку рюкзака и глазея на парня издалека. Он не снимал шлем, но даже сквозь его призму я чувствовал, как Шуга смотрит на меня выжидающе. Это всё так нереально. Ещё раз спокойно выдыхая в надежде успокоить разбушевавшиеся эмоции, я быстро посеменил чёрными кедами по ступенькам крыльца. Чем больше я приближался, тем быстрее билось моё сердце. Я никак не мог отделаться от этого липкого волнения, оно цеплялось ко мне, как колючки к свитеру. — Привет, — с лёгкой улыбкой здороваюсь, останавливаясь около мотоцикла. — Здравствуй, — отвечает парень через шлем, но я всё равно хорошо слышу его. — Куда поедем? — Эм-н… — мешкаюсь, опуская одну руку в карман бежевых штанов. — Поесть? — Садись, — быстро указывает он кивком на сидение позади себя, уже поднимая ногу, чтобы завести мотор. — Погоди, — останавливаю я его, одним шагом приближаясь к мотоциклу. Шуга замедляется, видимо, недоумевая. Я быстро смотрю по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет. И никого действительно нет. Осторожно поднимаю слегка дрожащие руки и аккуратно расстёгиваю ремешок на его подбородке. — Нас могут увидеть, — тихо говорит он, и, Господи, я бы всё отдал, чтобы увидеть его глаза в этот момент. — Здесь никого нет, — так же тихо, спокойным баритоном убеждаю его я, слегка приподнимая шлем. — Можно? — Не спрашивай на это разрешения. Я не снимаю шлем целиком, лишь высвобождаю губы и кончик носа, открывая прекрасный вид на половину его лица. Серебряное колечко поблёскивает. Не медля и приподнимаясь на носочках, тянусь к его обветренным губам, накрываю их своими. Ответ следует незамедлительно, подкашивая мои ноги и распаляя грудную клетку горячим дрожанием. Через несколько секунд рука Шуги соскальзывает с ручки мотоцикла и ложится на мою талию, притягивая ближе. Моя расстёгнутая клетчатая рубашка слегка колеблется от лёгкого ветерка. Его пальцы поглаживают ткань футболки, что я надел под низ рубашки. Я растворяюсь в этом всём на несколько секунд. Позволяю себе напряжённо выдохнуть в его губы между массирующими движениями. Его слюна на вкус слегка мятная, будто он только что съел мятный леденец. Мне конкретно сносит крышу, когда умелый мокрый язык проходится по моей нижней губе. Когда я нахожусь рядом с ним, у меня такое чувство, будто я в стиральной машине, только в ней вместо белья мои ощущения, эмоции и вообще всё существование. Когда наш поцелуй растягивается на половину минуты, я вдруг понимаю, насколько это рискованно. Целовать его прямо здесь. На заднем дворе школы. На парковке преподавателей. Но этот чёртов поцелуй — это одна азартная игра: высокий риск — высокая отдача. — Да, поехали. И поскорее, — шепчу я, неохотно притормаживая движения губами, но не отстраняясь. — Когда ты успел стать таким рисковым? — его губы растягиваются в лёгкой улыбке перед тем, как он успевает опустить шлем и скрыть от меня это прекрасное зрелище на его пухлые обветренные губы. — На меня оказывает влияние один человек, — застенчиво улыбаясь, я быстро надеваю вторую лямку портфеля на плечо и запрыгиваю на мотоцикл. — Но я не имею возражений. Почувствовав, как он усмехнулся, я поставил в своей голове галочку, которая означала, что я не сморозил какую-то очередную херню. После того, как Шуга завёл мотоцикл, я обвил его бока руками, крепко прижимаясь. Я не боялся прижиматься к нему.***
— Я совсем ничего не знаю о тебе, — сказал я, покрутив перечницей над своей тарелкой с фасолевым супом. — Кроме того, что ты любишь свой мотоцикл, алкоголь и… — я наклонился чуть ниже, продолжая шёпотом: — марихуану. — Если бы ты действительно хотел, то знал бы больше, — с каким-то обвинением в интонации ответил Шуга, подпирая подбородок кулаком. Вот, что я заметил. Руки чистые. Волосы аккуратно расчёсаны и разделены ровным пробором. Нет на лице разводов от мазута. Мы сидели в какой-то закусочной в восьми или девяти кварталах от моего дома. Я сюда никогда прежде не заглядывал. Время было послеобеденное, поэтому помимо нас за столиком у противоположной стены сидела какая-то влюблённая парочка. Чуть дальше — девчонка лет пятнадцати, не вылезающая из телефона (бесплатный вай-фай, видимо). И мужчина лет сорока, погружённый в какую-то книгу. Я не мог разглядеть, но, по-моему, книга Стивена Кинга. Закусочная была довольно уютной. Пахло, конечно, едой, причём всей сразу. Столики были заправлены бледно-жёлтыми скатертями в чёрный квадрат. Одна из стен являлась витриной, выходящей на улицу. Ничего особенного, среднестатистическая закусочная. В городе такие на каждом шагу. Мы присели на ряду, что около стены, чтобы нас не было видно с улицы. Мало ли кто увидит, а слухи, как уже известно, разлетаются с мимолётной скоростью. — Ой, да брось. Ты избил меня в первую минуту «знакомства», — возмущённо замахал я ложкой, заверяя парню этот весьма интересный факт. — Нос до сих пор болит, между прочим. — Ты тогда сам нарвался, — со спокойным выражением лица утверждает он, поднося к губам банку с содовой. — А вот и нет, я просто вступился за подругу, — пояснил, отправляя в рот ложку супа, но тут же шикая, так как он горячий. — Кстати, о ней. Я всё никак не пойму, вы с ней спите или как? — с совершенно нейтральными эмоциями произносит он, глядя прямо на меня и удерживая в руке банку. От столь специфичного вопроса я чуть не проглотил ложку, начиная кашлять и бить себя по груди. Это действо выдало все мои эмоции. — Нет, конечно. Мы с детства дружим, — заливаясь краской и всё ещё прокашливаясь, я смотрю на парня ошпаренным взглядом. — Не задавай мне такие вопросы, пожалуйста. — Просто похоже. Это чисто взгляд со стороны, — в примирительном жесте поднимает он обе ладони, потому что я успеваю стрельнуть в него испепеляющим взглядом. Я почти всегда краснею, но я бы не покраснел так сильно, если бы это спросил, к примеру, Тэхён. — Давай разъясним ситуацию. Вот возьмём Тэхёна и ДжейКея. Ты давно общаешься с ними? — сосредотачиваюсь на его ответе, пытаясь построить в своей голове правильную цепочку мыслей и не сморозить очередную чепуху. — Ну… — Шуга задумывается, будто считая в своей голове года. — Да, с младшей школы. — Так вот и представь, что у тебя спрашивают, не… — запинаюсь, — не спишь ли ты с ними. Неприятно такое слышать, да? — Да. Понял, извини, — качает он понимающе головой. — Вот и хорошо, — отправляю в его сторону лёгкую непринуждённую улыбку в знак того, что я больше не раздражён. — Может, ты что-нибудь расскажешь мне о себе? — Я не расскажу тебе ничего, что могло бы хоть на секунду показаться интересным, — сразу же отвечает он, опираясь на локти. — С двенадцати рос в интернате. Мать лишили родительских, потому что она совсем слетела с катушек после смерти отца. Отец погиб, когда было одиннадцать. В шестнадцать из интерната меня забрали богатые обмудки, которых я должен был звать родителями. Планировали увезти меня в Великобританию, — я невольно охнул, представляя Шугу влиятельным англичанином. — Но я послал их нахер и сбежал обратно к матери. Так и провёл детство: сбегал, полиция возвращала меня обратно. Но я снова сбегал, умудряясь напоследок нассать на их дорогой диван с кашемировой обивкой. Они меня постоянно возвращали назад, несмотря на весь пиздец, что я творил. Парень водил большим пальцем по окружности банки с содовой и смотрел на скатерть, полностью погружённый в воспоминания. Выражение его лица, целиком и полностью погруженное в мысли, выглядело настолько прекрасно, что я бы никому и ничему не позволил нарушить это. — И тебе стыдно? — Нет, мне не стыдно, — поднял он глаза, и меня сразу же пронзила стрела каменного холода. — Будь у меня возможность, я бы снова нассал им на диван, потому что эти люди отвратительны. Я не переношу тех, у кого матрацы набиты деньгами. — И что было с тобой дальше? — я уже забыл о супе, который стыл, и о смене на работе, которая начнётся через полчаса, увлечённо слушая Шугу. — Как я уже сказал, бегал туда-сюда, пару раз в неделю посещал школу. После того, как мне исполнилось восемнадцать, я вернулся к матери, потому что судебный запрет больше не действовал после наступления совершеннолетия. Через полгода она передознулась и умерла, — его голос слегка охрип, но он продолжал говорить: — на этом, собственно, всё. Живу в квартире родителей и подрабатываю в шиномонтаже, потому что отец многому научил меня, неплохо разбираюсь в двигателях. О планах на жизнь не спрашивай, потому что у меня их нет. Я просто живу. И собираюсь просто дальше жить, не думая о будущем. — Я и не собирался, — наблюдая за его раздражённостью и чувствуя себя крайне неловко, я произношу каждое слово довольно тихо, чтобы немного успокоить Шугу. — Я и подумать не мог… У меня будто все представления о людях перевернулись. Я не представлял и не думал о том, какой была его жизнь. Что сделало его тем, кто он есть. Что заставило быть тем мудаком, который унижает всех, кто его окружает. Это его защитная реакция, видимо. Жизнь у него действительно не сахар. — Что? — Ничего. Я просто… — в горле встаёт ком то ли от жалости, то ли от осознания того, что всё представление о Шуге такое ложное. Неправильное. Никто не знает правду. — Мне просто жаль, что я думал о тебе плохо. — Ой, ну вот только не надо этих соплей и снисходительности. Ты попросил рассказать о себе — я рассказал. В моей жизни нет ничего такого, чему можно посочувствовать, всё естественно. Мне не нужны жалость и сопли, ладно? Слышать такие утверждения было довольно страшно. Ведь если человек такую жизнь считает нормальной, то это действительно страшно. Он не знает, что такое нормальная семья. Что такое домашний уют. Что такое новогодние праздники или справление Чхусока* в окружении родных и близких. Это просто страшно. Я боюсь представлять такое. Он столько упустил. Столько не знает. Не знает, что такое семья. — Я не сказал, что жалею тебя, — слегка озадаченно нахмурившись, смотрю на него. — Жалеют слабаков, таких, как, например, я. А ты не слабый. Чувствуя, как учащается сердцебиение, я несмело продвигаю руку по скатерти и медленно накрываю его вздрогнувшую руку своей. Прохожусь подушечками пальцев по костяшкам. Шуга поднимает глаза и обводит взглядом моё лицо. Он успокаивается. Это видно по тому, как расслаблены его губы и скулы. Моя рука выглядит ещё бледнее на фоне его кожи. Я пытаюсь максимально сильно растянуть это прекрасное мгновение в своей голове. Как мы сидим в закусочной. Как Шуга рассказал мне свою историю. Как его успокоило то, что я накрыл его руку своей. Как он продолжительно смотрит мне в глаза. Хотелось, чтобы время тянулось вечно, и эти мурашки бесконечно бегали по моей спине и рукам. Чтобы дыхание не успокаивалось. Чтобы сердце не замедляло ритм. Чтобы румянец не покидал мои щёки. Но это не сказка. Парень, словно ошпаренный, выдёргивает свою руку из-под моей, когда официантка приносит его лапшу и ставит на стол, кинув короткое «ваш заказ, простите за задержку». — Я отлить, — сразу же мешкает светловолосый, явно растерянный тем, что официантка могла заметить то, как я сжимал его руку. Его светло-карие, выразительные глаза бегают по сторонам, и это выглядит действительно забавно. Приподнимаясь из-за стола, Шуга отправляется в сторону уборной. Его ботинки звякают о большие кафельные плитки полового покрытия закусочной. Я смотрю на его задницу, синие джинсы на которой слегка приспущены, несмотря на чёрный кожаный ремень. Но, видимо, Шугу мало волнует то, что его джинсы слегка спадают. Громко сглотнув и опустив глаза лишь тогда, когда силуэт парня пропадает за углом, я позволяю себе легко улыбнуться. Но внутри меня просто распирает. — Ченмин? Всё обрывается, когда я слышу знакомый голос, что врезается в затылок. — Джуонг-а? — говорю я, одновременно поворачиваясь и глядя через плечо на быстро приближающуюся к столику девушку. — Приветик, — улыбается она, в своей привычной манере слишком быстро оглядывая всё вокруг себя. Эта нелепая импульсивность так сильно бесит меня. Она сама бесит. Я быстро пробегаюсь по её силуэту взглядом. Короткая юбка, колготки-обманки, белая водолазка, кожаная сумочка на плече, идеально уложенные белоснежные волосы. Этот тупой взгляд и быстрое хлопанье длинными нарощенными ресницами. — Лиэн-и уже здесь? — она смотрит на вторую чашку напротив меня и говорит быстрее, чем я успеваю думать. Быстро тараторит: — Она не сказала, что ты тоже придёшь. Мы договаривались встретиться здесь и поговорить о том, как она некрасиво со мной поступила, и вообще, почему она не сказала, что ты тоже будешь? Хотели же наедине поговорить и… — Стоп-стоп, Господи, остановись. Лиэн-и? — смотрю на неё, потупив взгляд, потому что не понимаю, что происходит. В одну секунду я перевариваю всё, что она сказала. Расширяю глаза и чувствую мгновенно подступившую к горлу панику. Сейчас здесь ещё и Лиэн появится. Отлично! Конечно, из двух десятков ебливых закусочных города они выбрали именно эту. Почему нет?