Королевский выбор

Эдмунд стоит перед Питером и молчит. Питер смотрит на него и пытается поймать его взгляд, но Эдмунд не смотрит ему в глаза — не поднимает глаза выше шеи, словно там проходит какая-то граница, которую преодолевать нельзя. Эдмунд и так перешёл слишком много границ. Он предал их всех. Сьюзен, Люси… Питера. Питера, из-за которого он всё это и затеял. Против которого. Ради которого. Питер покусывает губы, потому что не знает, что сказать Эдмунду после всего. После всего, что он испытал, пока гнался за ним, сражался, побеждал и убивал — чтобы только вернуть брата. Вернуть в семью, вернуть к безопасности. Вернуть себе. Эдмунд так давно от него отдалился и с каждым днём отходит всё дальше и дальше. Отбегает прочь во время бомбардировки — портрет отца ему важнее собственной жизни, важнее всех, кто сходит с ума от страха за него в убежище. Важнее Питера, который бежит в дом за ним. Раздаются взрывы, выбивает стёкла. Питер лежит на Эдмунде, закрыв его своим телом, и шепчет: «Что же ты творишь, что же ты творишь, что…» Что творит сам Питер, он уже понимает. Понимает, что этот путь точно не присущ королю. Не присущ мужчине. Брату. Питер любит Эдмунда. Тот стоит перед ним и смотрит на родинку на его шее, не решаясь сказать ни слова. Эдмунд боится ещё больше, чем Питер. Отдаляясь от него всё дальше, боясь своих чувств и того, к чему они могут привести. Подальше от брата: в комнате, в саду, на улице, в вагоне… В огромной Нарнии, которой обратился платяной шкаф — тоже подальше: на край света, в руки злу, во власть тьмы. Лишь бы не рядом с братом. Лишь бы не… — Эдмунд, моё лицо выше, — наконец, выдыхает Питер, и Эдмунд вздрагивает. Не подчиняется. Он тоже король. Он не девчонка, не принцесска, Питер не смеет им командовать, не смеет его подчинять… Эдмунд смотрит на родинку на шее Питера и хочет коснуться её губами. Смотрит, и в мыслях пульсирует синонимичное, разумное: «Родня, семья…» Они с Питером семья, и он любит собственного брата. Старшего брата, который… просто невероятный, самый лучший, самый… Эдмунд думает, что он не заслуживает Питера. Питер думает, что он сейчас сорвётся и прильнёт к губам Эдмунда, и катись вся эта война за Нарнию в самый пыльный угол шкафа. — Иди поспи, — хриплым голосом умоляет Питер, и Эдмунд, поникнув, идёт прочь. Пусть идёт, иначе он сорвётся, сорвётся же, и тогда всё… — Эдмунд!.. — не выдерживает Питер, и Эдмунд, вздрогнув, оборачивается и смотрит ему в глаза. Наконец-то смотрит в глаза. В них надежда и… Питеру хочется верить, что это любовь. И слова срываются с губ сами, он уже не может их сдерживать. — Не теряйся больше, — просит Питер. — Я не смогу без тебя. Ещё немного, и их разговор перейдёт все границы недосказанности, все грани приличий. Эдмунд усмехается. Он как раз мастер выходить за грань. — Зайди ко мне чуть позже. Мне сложно засыпать одному, — просит он, и сердце Питера ухает вниз и начинает пульсировать где-то в животе. Эдмунд поворачивается спиной и через несколько шагов скрывается в шатре. Питер оборачивается туда, где ещё недавно стояли Сьюзен и Люси. Их там нет. О мудрая, прекрасная, все понимающая Сьюзен! Как он ей благодарен. Питер поворачивается к шатру Эдмунда снова и решительно идёт вслед за братом. Тот не уточнил, через сколько будет это «чуть позже», так что есть все утверждения полагать, что зайти к младшему брату и уложить его спать — самое время. Питер не может больше ждать. Он хочет снова видеть Эдмунда под собой. Теперь они замешаны в этом оба, но не сотворить, не вытворить, не решиться — они бы не смогли. Эдмунд приникает губами к его шее, едва он входит в его шатёр и задёргивает за собой тканевую материю, и Питер счастливо прижимает брата к себе. Всё, поздно оправдываться и пытаться предотвратить, он здесь, Эдмунд целует его в шею, и границы прошлого закрыты.